Джей Стивенс - Штурмуя небеса

После сотни путешествий в Иной Мир им овладела определенная депрессия. Альперт обнаружил теперь, что он играет в новую игру, которую условно можно назвать «Ты понимаешь?»

Люди постоянно заглядывают мне в глаза, словно хотят спросить: «Ты понимаешь?». Но конечно вслух это не произносится — только этот неуловимый взгляд. И я тоже отвечаю, гляжу им в глаза таким же взглядом. — «Аты понимаешь?» И все время мы занимаемся одним и тем же: «Ты?.. Аты? Аон? Ты понимаешь, что…» И возникает чувство близости со всеми окружающими, ощущение, что мы все всё знаем и понимаем, — но на самом деле никто и ничего сам не понимает.

Альперт хотел вырваться за пределы, разрушить последние преграды, стоящие между ним и просветлением, намного больше, чем Лири. Однажды он заперся вместе с еще несколькими любителями «перманентных путешествий» в каретном сарае с кегельбаном. Несколько недель они провели там, постоянно увеличивая дозировку, пока, наконец, не достигли тысячи микрограммов.

Но пределы не давались. Они постоянно возвращались в реальность. Ничего не изменилось, за исключением того, что у Альперта изчезло почти невротическое стремление держать все под контролем. Две недели под ЛСД излечили от кошмаров, преследовавших его с тех пор, как они увязли в головокружительных долгах. По приблизительным подсчетам Мецнера, Касталия съедала денег примерно в пять или шесть раз больше, чем приносила. Чтобы немного поправить финансовые дела, Альперт решил давать публичные лекции. Первый совместный успех ожидал их пятого апреля в здании театра «Вангуард», в Гринвич-Виллидж. Успех был совместным, потому что Холлингсхед опробовал там новое действо, окрещенное им «трансартом», трансцендентальным искусством, — смесь кинокадров, музыки и театра, которая настолько перегружала восприятие, что в результате возникал своего рода психоделический шок. Проказники бы чувствовали себя там как дома.

Публика делилась на две категории — пожилых людей из Верхнего Ист-Сайда и молодежи студенческого возраста, которые имели (по мнению репортера «Тайме») довольно смутное представление о том, что такое космическое сознание, «повторное проявление» и «окружение и обстановка». Однако значение кадров горы Рашмор и Будды, перемежаемых чем-то похожим на фильмы, которые показывают в колледже на занятиях по биологии, не ускользнуло от них. Они жадно поедали консервированную фасоль в томате, раздаваемую в антракте (некоторые представители старшего поколения, правда, опасались, что вдруг в этой консервированной фасоли содержится что-нибудь… ведь никогда не знаешь, чего ждать от этих наркоманов), и радостно махали воздушными шариками.

Психоделическое световое шоу начинается

После того как психоделическое шоу закончилось, остался гореть лишь один прожектор — и в его свете на сцену взошел Альперт, волоча за собой небольшое кресло. Он уютно устроился в нем и начал рассказывать веселые истории — о своем эксцентричном папе, Гарварде, Тиме, его поисках просветления. В зале все лежали от смеха.

«Вы прирожденный комедиант, — сказал Альперту владелец, после того как тот отвесил последний поклон. — Не хотите ли поработать у меня неделю, занимаясь тем же самым, что вы делали сегодня?»

Альперт согласился и несколько дней спустя вернулся с новым представлением, на этот раз для обычной театральной публики. И провалился. Как быстро догадался Холлингсхед, проблема заключалась в точке зрения. Кому-то было смешны рассказы Дика, кому-то нет. Консервативная публика, приходящая в театр, чтобы развеять свою вечную, молчаливую безысходность, не нашла ничего забавного в том, чтобы «рисковать завидным семейным положением и великолепной академической карьерой ради такой жизни, которой жил сейчас Дик».

Тим, если бы он был в зале, наверняка согласился бы с ним. Изумительно, когда жизнь внезапно поворачивается резко на сто восемьдесят градусов. Перед свадьбой Лири был настроен радужно — его уволили из Гарварда, выгнали с островов Карибского моря, но зато теперь он наконец чувствовал почву под ногами. Касталия, на его взгляд, являлась наибольшим приближением к тому, о чем Хаксли писал в «Острове», — крепкое, духовно богатое общество, свободное от стандартных проблем современной культуры. Вдобавок после почти что десятилетия разгульной жизни он наконец нашел Нену — девушку, с которой мог связать себя определенными обязательствами. Ту, о которой он давным-давно мечтал. Теперь спустя четыре месяца развалилось все.

По совету Альперта Лири согласился провести тройной сеанс ЛСД, в котором участвовали бы он, Дик и Нена. Позднее он признавался, что это было «верхом глупости, — мы втроем были тремя упрямыми, враждебно настроенными душами и уже начали чувствовать отчуждение друг от друга». Когда они приняли ЛСД, Альперт внезапно начал обвинять Лири в ханжестве, в том, что тот постоянно делает тонкие намеки, не одобряя гомосексуализм Дика, который на самом деле — следствие озарения. Лири слегка растерялся. «Моя реакция в первый момент оказалась решающей. Ответ А: смеюсь и добродушно говорю, что любовь и юмор побеждают все. Результаты: слияние, синтез. Мы втроем превращаемся в божественную троицу Но я не смог придумать ничего лучшего, чем Ответ Б: виноватое молчание. Результат: расщепление, разъединение. Если бы мы с Диком оказались чуть более осторожны, любой из нас смог бы вывести другого из печального расположения духа просто доброй шуткой. Но нет. Во время этого сеанса мы, наоборот, отдалились друг от друга. Наши пути четко разошлись. В тот день мы в последний раз принимали кислоту вместе».

Вскоре Альперт надолго улетел отдыхать на юг Франции. А когда он вернулся, в Миллбруке ему дали от ворот поворот.

Но оставалась еще одна проблема, гораздо более трудноразрешимая. Перформансы трансцендентального искусства вместо того, чтобы решить финансовые проблемы, только обострили их, привлекая в Миллбрук все больше и больше гостей. Чтобы спастись от банкротства, Лири решил возродить забытые с прошлого лета «экспериментальные выходные» без наркотиков.

Каждую пятницу в полвосьмого вечера гости приезжали в Миллбрук. Их было пятнадцать — двадцать человек, хотя, конечно, и численность, и внешний вид часто менялись. Большинство были обычными горожанами, которые прочитали о Миллбруке в газетах или случайно купили в книжном магазине «Психоделический журнал» и, повинуясь внутреннему импульсу, решили съездить туда на «экспериментальные выходные». Цена — шестьдесят долларов казалась невысокой, особенно учитывая обещанные перспективы:

Первый рубеж — это осознать, как много в нас заложено человеческий мозг — компьютер с тринадцатью миллиардами клеток, является ключом к бесконечному знанию и новым измерениям. Короче говоря, человек практически просто не использует свои возможности. Второй рубеж — это осознание того, что пользоваться этими возможностями можно только, если отойти от привычных концепций разума. Чтобы проникнуть в новые области сознания, необходимо отключиться от всего, что вы уже знаете. Именно несогласие с этим, неспособность выйти за узкие границы привычной «действительности» мешает человеку познавать дальше свою истинную природу. Третий рубеж (если конечно первые два преодолены) — это замена теории практикой. Как можно расширить сознание? Что можно обнаружить за пределами наших привычных вербальных концепций познания? Как управлять новыми уровнями, которые станут вам доступны?