Джей Стивенс - Штурмуя небеса

Абрам Хоффер

Так что Осмонд и Смитис решили сконцентрироваться на аминохромах, возникающих при распаде адреналина. Один из аминохромов — адренохром, имел молекулярную структуру, удивительно похожую на мескалиновую.

В 1952 году Осмонд впервые попробовал принять адренохром. Через десять минут он заметил, что у потолка изменился цвет. Закрыв глаза, он увидел рой точек, которые то появлялись, то исчезали. Кто-то пододвинул ему тест Роршаха, и Хамфри с изумлением обнаружил в нем множество самых различных фигур и образов. Выйдя в больничный коридор, Осмонд был потрясен — коридор выглядел зловеще. Что значат эти страшные трещины на полу? И почему их так много? Его коллеги были в восторге — это действительно оказалось моделью психоза. Однако сам Осмонд наблюдал за их восторженной реакцией словно сквозь толстую стеклянную стену.

Пейотовый кактус

Это происходило уже не в Англии. В середине 1952 года он работал в канадской провинции Саскачеван, в качестве клинического директора саскачеванской больницы. Это место рекламировалось как самая прекрасная психиатрическая больница в прериях, но соль была в том, что это была единственная психиатрическая больница в прериях. В реальности это было унылое место, очень похожее на «сумасшедший дом девятнадцатого века». Задачей

Осмонда было разбираться со всеми проблемами так, чтобы при этом не вызывать недовольства старого директора, который считался номинальным главой больницы. Старого директора возмущало новое поколение молодых гениев, беседовавших о лечении инсулином и электрошоком и искавших таинственный М-фактор. Он всякий раз, когда это было возможно, старался воспрепятствовать нововведениям Осмонда.

Работа по М-фактору шла медленно. Пока не было Смитиса, который должен был прибыть в Саскачеван только через несколько месяцев, Осмонд начал работать с психиатром Абрамом Хоффером, почетным членом Саскачеванского университета. Хоффер был знаком с Хайнрихом Клувером, который говорил, что с удовольствием занялся бы изучением мескалина, поскольку это «наиболее интересная сфера исследования на сегодняшний день». Когда же Смитис наконец приехал, он привез с собой заметки, легшие в основу их следующего эссе. После некоторых добавлений, сделанных Осмондом, оно было опубликовано в «Хибберт Джорнал». Смитис считал, что медики восемнадцатого века выдвигали причудливые теории и вели ожесточенные споры, но при этом довольно невнимательно относились к фактам. Развитие психологии в двадцатом веке, по мнению Смитиса, шло примерно так же. Нужна была новая модель научного развития, которая вела бы сначала, вслед за Карлом Поппером, к «ортодоксальной» науке (принятой теории, объясняющей известные факты), а затем к «ереси» (новой систематизации фактов, часто с добавлением новых данных) и, наконец, к новому ортодоксальному периоду. И так далее, с попеременной сменой ереси и ортодоксии.

Мескалин был упомянут в статье дважды. Во-первых — в контексте анализа психобиологического объяснения шизофрении. «Никто не может считать себя действительно компетентным в лечении шизофрении, если он не отдает себе отчет в том, что пред-ставляет из себя мир шизофреника, — писали Осмонд и Смитис. — С помощью мескалина это становится возможным». Второе упоминание о мескалине встречалось в русле новой теории сознания, базирующейся на трех новых наборах фактических данных:

A) Последние открытия в развитии электронных вычислительных машин и изучение аналогичных механизмов мозга

Б) Последние открытия в парапсихологии Обратите внимание на то, что экстрасенсорное восприятие признано научным фактом

B) Природа явлений, происходящих в сознании под влиянием мескалина Можно было бы подумать, что любой человек, знакомый с психологией, основанной на концепции подсознательно-го, воспользуется таким богатым источником для различных опытов, как мескалин, но никто этого так и не сделал, хотя Рутье предлагал это еще в 1922 году

Вскоре они получили письмо от Олдоса Хаксли, поздравлявшего их с открытием и приглашавшего, если они будут «проезжать мимо» в ближайшем будущем, навестить его в Лос-Анджелесе. Хаксли, кроме того, выражал желание попробовать мескалин.

Хотя Осмонд и Смитис были польщены похвалой прославленного писателя, вероятность, что они будут в ближайшем будущем «проезжать мимо» Лос-Анджелеса была практически равна нулю. Тем не менее им этого очень хотелось, хотя бы для того, чтобы отдохнуть на время от суровой канадской зимы. И тут вмешалась судьба. Напряженные отношения в больнице достигли такого накала, что деятели, отвечающие за программу психического здоровья Саскачевана, почувствовали, что пришло время обсудить это со старым директором. Осмонд решил, что лучше ему при этом не присутствовать, и начал готовиться к поездке в Лос-Анджелес на приближающуюся сессию Американской психиатрической ассоциации. И вот, в результате этих событий, Осмонд в начале мая 1953 года летел в самолете на юг, везя с собой не только редкое для Хаксли приглашение погостить у него, но и небольшой пузырек с мескалином.

Олдосу Хаксли было пятьдесят восемь, когда он, в характерном для него восторженном тоне, набросал письмо Осмонду и Смитису. Он был известен своими блистательными сатирическими новеллами уже начиная с двадцатых годов двадцатого века. Французский беллетрист Андре Моруа восхищался им и отзывался о нем как о «самом умном писателе нашего поколения». Под этим он подразумевал энциклопедическое образование Хаксли.

Казалось, Хаксли в детстве успел прочитать всю «Британскую энциклопедию». Тогда огромное количество эссе на различнейшие темы, вышедших из-под его пера и кормивших его в течение почти всей жизни, было бы вполне объяснимым. Создавалось впечатление, что он понемногу знает обо всем. Но в то же время он не был ни педантом, ни дилетантом. Его суждения, касалось ли это молекулярной биологии или художника эпохи Возрождения Пьеро делла Франческа, были необычайно точны. Художественный критик Кеннет Кларк, долгое время исследовавший творчество Пьеро делла Франческа, ворчал, что, несмотря на долгие исследования, он знает о Пьеро «намного меньше, чем Олдос, изучавший его творчество всего несколько недель, но обладавший сверхъестественным сочетанием интуиции и разума».

Олдос Хакли

Однажды, будучи в Италии, Хаксли случайно оказался на съемках «Елены Троянской», голливудской костюмированной драмы пятидесятых годов. Поскольку эта отрасль киноиндустрии была полной штамповкой, иногда возникали определенные проблемы: например, в киносценарии упоминалась «вакханалия». Но ни режиссер, родом со Среднего Запада, ни ассистент из Нью-Йорка точно не знали, что это такое. И в этот момент появился Олдос. Как рас-сказал мне позднее ассистент режиссера, «он в течение нескольких часов рассказывал нам все, что знает о вакханалиях. В результате съемки вакханалии получились настолько удачными, что актеры не могли остановиться, даже когда режиссер закричал «стоп».