Джей Стивенс - Штурмуя небеса

Кизи было грустно, что встреча с Керуаком вышла такой. Удачная возможность была упущена в основном из-за того, что они даже не успели быстро среагировать на происшедшее. Для Проказников Керуак был символическим старшим братом, который помог им обрести уверенность в себе, когда они больше всего в ней нуждались, однако сам он оказался не способен следовать собственным идеалам Он был королем битников, отвергшим корону

Решив, что пора двигаться дальше, Проказники собрали вещи и поехали вверх по Гудзону. Где-то среди долин холмов Такони обитал другой символический старший брат, Тим Лири. И уж если кто понимал Непроизносимые вещи, так это он. Подъезжая к имению, они даже бросили из окон автобуса несколько дымовых шашек — в честь приезда, собираясь отметить свое прибытие если не торжественно, то хотя бы максимально по-дружески.

Возможно, Кизи ожидал, что встретит здесь восточный вариант Ла Хонды и Проказников. А обнаружил только кучу яйцего-ловых ученых. Они расхаживали по дому в халатах и говорили языком религиозных деятелей. Кастальцы, со своей стороны, восприняли Проказников с их раскрашенными костюмами как людей, способных ради смеха подмешать вам в коктейль ЛСД. Кастальцы были римлянами, а Проказники — готами или вандалами И когда эти варвары попросили у них немного ЛСД — на обратную дорогу для просветления, им предложили несколько пакетов семян вьюнка пурпурного, оставшихся еще со времен IFIF.

Проказники один раз их попробовали и, поняв, что их явно оскорбляют, вежливо отказались от вьюнка, забрались в автобус и, выехав за каменные ворота, повернули на запад.

Не очень гостеприимный прием в Миллбруке заставил Проказников оценить собственное психоделическое восприятие, которое было гораздо более грубым, земным и гораздо менее интеллектуальным, чем у Лири. За исключением «И цзин», Проказники избегали религиозных учений Востока, полагая тибетские священные книги (которые кастальцы считали столь глубоко духовными) бессмысленной абракадаброй. Они считали, что психоделические опыты не требуют подготовки или специально обученных проводников, так как полагали, что любые ограничения — каковы бы они ни были — только вредят опыту. Их принципом было отдаться течению, их девизом — дурачиться вволю. Для Проказников настоящей проверкой их психоделических возможностей было умение каждого нырнуть в глубокий чистый омут нового опыта и, полагаясь лишь на собственный ум, достичь спокойных мистических глубин.

В этом была определенная опасность: а что будет, если доктрина Лири о том, что любой может пользоваться ЛСД, если за путешествием наблюдает опытный проводник, проиграет доктрине Проказников, утверждавших, что не нужен никакой контроль за путешествиями вообще? Что, если вся страна начнет дурачиться вволю?

В общем, Кизи занимал по отношению к Лири ту же позицию, которую Лири занимал к Хаксли (то есть его взгляды были более радикальными).

После возвращения в Ла Хонду они еще сильнее увлеклись изучением новых, открывшихся им возможностей. Большинство восточных мистиков, писавших об Ином Мире, считают это пробуждение сил лишь сопутствующим опыту и советуют начинающим адептам не обращать на него внимания и поскорее идти дальше, дабы эти загадочные силы не уводили их с трудного пути, ведущего к истинному и полному пробуждению сознания. Но для Проказников с их любовью к метафизике комиксов эти силы стали признаком успеха, и они решили двигаться дальше, базируясь именно на них.

Наглядным образцом проявления этих сил мог служить Кэс-сиди, который, сидя за рулем машины, был способен воспринимать сразу множество вещей одновременно. Однажды Кэссиди вез Нормана Хартвега в Ла Хонду. Он гнал машину по длинной горной трассе и с жадным упоением расхваливал свой новый автомобиль, не обращая никакого внимания на дорогу, в отличие от Хартвега, который, сидя справа от него, с ужасом наблюдал, как прямо на них несется большой грузовик. За секунду до столкновения Кэссиди замолк, крутанул руль, каким-то чудом вывернул машину в сторону и продолжил беседу с того же места, где остановился мгновение назад. «Кэссиди уже думать ни к чему», — объяснил Кизи Хартвегу, когда тот, потрясенный, приехал в Ла Хонду. Кэссиди был постоянным обитателем Пограни-чья. И Хартвег понял это — когда внезапно осознал, что никому не рассказывал о том, что случилось с ними по дороге. Откуда же Кизи узнал? Что ж, в этом-то и была сила Кизи. Если Кэссиди мог заниматься одновременно множеством вещей, то Кизи имел сбивающую с толку привычку неожиданно отвечать на ваши вопросы прежде, чем они появились у вас в голове.

Хотя здесь существовала определенная иерархия власти — с Кизи, Кэссиди и Бэббсом во главе, — каждый был талантлив и неповторим по-своему. Именно поэтому в Ла Хонде часто случались моменты, когда все понимали друг друга без слов: только подумаешь, что нужно закрыть окно, — как кто-то идет и закрывает его. Кизи этот феномен не интересовал, он был выше этого, его больше волновало, как свести все эти разнородные личностные потенциалы в одно единое мощное целое. Как описывал один из участников: «нас дразнила мысль, что если мы могли бы найти нужное связующее звено, то достигли бы полного группового единства. И этой групповой сущности будут доступны действительно фантастические возможности». Для определения этого состояния они использовали термин «покинуть эту планету».

Одним из последствий всего этого было то, что Кизи бросил писать. Хотя один из немногих старых однокурсников по Стен-форду отговаривал Кизи, тот был непреклонен. ЛСД ясно показывал недостатки языка и, соответственно, литературы вообще. Как он говорил друзьям, стоило ему подумать о писательстве, он видел огромные провалы, которые не знал, как заполнить, и не мог с этим ничего поделать. Хотя в душе он конечно оставался человеком искусства. В своем дневнике он признавался:

После двух удачных романов, имея в голове множество еще более удачных замыслов, я вдруг обнаружил, что спрашиваю себя: «И что же мне доказывать дальше? Я уже доказал этим педри-лам, что умею писать, затем доказал им, что могу написать вторую вещь — не хуже первой. Что мне еще им доказывать?» Казалось бы, правильный ответ — «ничего не доказывать».

Умная мысль, парни, и все же, признаюсь, в душе моей зашевелились сомнения Сейчас лю-бой может настрочить коммерческую книжонку, одеть ее в красивую обложку и продать как литературу. Но многие ли способны на совершенное доказательство ничегонеделания [подчеркнуто]?.

«Не так уж много, нет, почти никто». «Что ж, черт побери, — яростно хлопая себя по бедру, — давайте сделаем это». Тогда возникает вопрос: «Как?»