Игорь Пожидаев - О ком плачет небо

…Короче, я решил вмешаться. Для начала, наивно полагая, что мои слова что-то урегулируют, вежливо попросил мужиков извиниться перед женщинами и перестать в присутствии их выражаться. Мне посмеялись в лицо и нагрубили. На грубость я ответил грубостью. Ну и понеслось…

…Я, скорее всего, даже справиться с одним не мог, а уж против двоих – вообще не было не единого шанса. Они отметелили меня и выскочили на ближайшей остановке. Старушка ругалась им вслед и сетовала на то, что мне никто не помог, хотя сама тоже не особо спешила поднять меня с пола. Домой я ввалился в жутковатом виде. С фингалом под глазом, разбитым носом и двумя сломанными пальцами на руке. Мама крутилась вокруг меня, охая и ахая. Пока я пытался рассказать ей про свой героический поступок, она клялась повсюду водить меня за руку и ни на секунду не выпускать из виду…

…Приняв очередную дозу лекарств, я рухнул спать. Мама на кухне еще долго разговаривала толи со мной, толи сама с собой. Говорила о моем не стабильном психическом состоянии, о том, что завтра же поведет меня к психиатру. А я медленно засыпал. Засыпал и думал: «вот она – жизнь…»

4

…Утром было еще хуже, чем обычно. Я старался не показывать это маме, но ее не обманешь. Она, как и обещала, повела меня (хорошо, что не за руку) к известному психиатру. Снова белые стены, белые потолки, белые кабинеты и люди в белых халатах. Хоть я и не чувствовал себя уже таким серым, мне все равно было не по себе. Доктор задавал скучные вопросы, а я давал скучные односложные ответы. Немного разнообразия в этот процесс пришло тогда, когда пришлось рассказывать о вчерашнем прошествии. Вспоминая эти неоднозначные события, я выставлял себя, то героем, то полным придурком. Психиатр, дослушав историю до конца, заключил, что я пока сам не знаю как к этому относиться. Потом он спросил, не хочу ли я рассказать еще о чем-то. Я тут же вспомнил о парке, о девушке и сказал доктору, что мне с ним больше делиться нечем. Тогда он принялся рассказывать о пяти стадиях принятия смерти. Сначала идет «отрицание». По его словам, то, как я вел себя в последнее время, и есть мое виденье отрицания смерти. Я каждый день делал то, что делал на протяжении последних двух лет жизни, убеждая себя, что ничего не изменилось. Но то, что произошло вчера, является переходом от стадии «отрицания» к стадии «гнева». В общем, я зол на весь мир и выплескиваю свою злобу на всех, кто подвернется мне под руку. А впереди, перед заключительной стадией «принятия», меня ждет еще стадия «сделки» и «депрессии»…

…Мне доктор нравился. Он не был похож на своих коллег. Он не был занудным умником, на приеме у которого чувствуешь, что в чем-то провинился. Он действительно хотел помочь. Единственное в чем он ошибался, что ко мне эти стадии никакого отношения не имели. Я уже давно смирился со всем. У меня не было депрессии, я не искал виновных и вовсе ни на кого не злился. Я хотел только одного – еще раз ее увидеть.

…После недолгих дебатов с мамой, мы вместе пришли к выводу, что на работе мне больше делать нечего. Однако последовал вопрос, чем мне вообще заниматься? Мама даже записала меня на три занятия по групповой терапии. Оставалось лишь переждать выходные.

5

…Смятение на ее лице польстило мне. Не просто так я встал в шесть утра и пришел к ее дому с цветами. Я проводил ее до института. По пути разговаривали. Я сейчас даже не вспомню о чем. Да и неважно это. Меня пленила ее манера говорить: ее речь, ее смех…

…Когда мы расстались, я снова пошел к доктору. Ни к тому, который мне понравился, а к новому. Снова белые стены, потолки… Группа была большой. Человек двадцать. Не меньше. Каждый из них по очереди рассказывал про то, какой он сильный, как ему нелегко с болезнью, но он обязательно справится. Он пройдет этот сложный этап своей жизни и бла-бла-бла… Короче, все в этом духе целых три часа. После очередного рассказа, все пришедшие смахивали слезы, взрывались аплодисментами, подбадривали говорившего и, вторя сонному доктору, уверяли, что он молодец. Когда пришла моя очередь говорить, некоторые сентиментальные барышни разрыдались еще до того, как я открыл рот. Видимо, все дело было в моем возрасте. Растерявшись, я решил вообще ничего не говорить. Доктор прищурил свои поросячьи глазки, но настаивать не стал.

…На этот раз я достиг желаемой реакции. Она засмеялась, увидев меня, ждущего ее после учебы с очередным букетом цветов. Мы гуляли по набережной. Она фотографировала. Я делал вид, что очень заинтересован процессом фотосъемки, а на самом деле я был заворожен ей. Мне было достаточно того, что она просто была рядом. Поэтому я терпеливо смотрел, как она фанатично относится к своему увлечению. Она могла подолгу вглядываться во что-то, представляя, как будет выглядеть снимок. А я пару раз в такие моменты ловил себя на мысли, что даже задерживал дыхание. Видимо боялся спугнуть видение…

…Я понял одно. Она – мое лучшее лекарство. То время, что я проводил с ней, было временем без боли, без мыслей о смерти. Когда ее не было рядом, приходил «а вот и Джонни», приводя с собой утомляющие своим однообразием размышления. Я думал о том, как изменилась моя жизнь. Думал о том, какая она была до этого бестолковая. Думал о том, что будет дальше…Вернее, чего дальше не будет. Думал о маме… Одни и те же мысли постоянно приходили в мою изможденную болями голову. Одни и те же картины проносились перед глазами. Я хотел рассказать все это доктору, но каждый раз, когда мы начинали разговаривать, боязнь стать уязвимым брала надо мной верх…

…Зима окончательно отступила. На улице с каждым днем становилось все теплее и теплее. А я в свою очередь чувствовал, что становлюсь все тупее и тупее. Просыпаясь по утрам, я долго не мог сообразить, где я и что мне надо делать дальше. Ежедневные походы на занятия в группе не давали желаемых результатов. Они не давали вообще ничего, кроме запаса раздражения на весь день. Одинаковые разговоры, скучающий доктор «поросячьи глазки», слезы… Я по-прежнему молчал. Мне нечего им было поведать. Да и они не рвались что-то узнать. Складывалось ощущение, что эти люди могут вечно смотреть на мое спокойное лицо, но так и не понять, о чем кричат мои глаза. Короче говоря, я перестал туда ходить и стал больше времени проводить с ней…

…В один из вечеров мы в очередной раз разговаривали с ней ни о чем, когда вдруг пошел дождь. Улицы сразу опустели, куда-то исчезли прохожие. Сразу стало как-то тихо… Лишь мы с ней стояли в тусклом свете фонаря, даже не думая уходить… Она очень романтичная девушка. Она любила дождь. Я, наверное, тоже… Мы поцеловались…

…Она сказала: «Я, кажется, влюбилась…». Я смотрел в ее глаза и плакал. Я понял, как я не хочу умирать…