Валентин Баламутин - Причеши стул

Ужин

За столом Анжела Вадимовна попросила Леонида Исаакиевича передать ей соль. А Леонид Исаакиевич же распознал ее действия как то, что называют “неспроста”. И он не ошибся. Когда он потянулся через полстола за солонкой, навалившись на саму Анжелу Вадимовну, она схватила его за волосы на затылке и осторожно, незаметно для окружающих, притянула его невозмутимое лицо к столу. Голова Леонида Исаакиевича находилась в такой непосредственной близости с поверхностью стола, что он в деталях мог изучить содержимое тарелки Анжелы Вадимовны. И даже мог попробовать это на вкус, лишь высунув язык. Но по телевизору, который стоял во главе стола, выступал президент державы. А в таких обстоятельствах Леониду Исаакиевичу и кусок в горло бы не полез. Так что он ограничился лишь прослушиванием информации, которая поступала из размыкающихся пухлых губ Анжелы Вадимовны:

– Ты на муку положил взгляд! Я знаю! А она ржаная, и тебе, гурман капризный ты наш, она не по зубам! Слышишь?

– Что? Мука? – просипел Леонид Исаакиевич. Ему захотелось спать из-за прилившей к голове крови. Поэтому он уже боролся с искушением опуститься лицом в мягкое и теплое содержимое тарелки. Там был, между прочим, плов.

– Вижу, ты себе шею все выворачиваешь в ее сторону..

– Но… она ж в мешке! – попытался возразить Леонид Исаакиевич.

– Вот именно! То-то тебя и интригует, студень ты в штанах!

– Да вообще-то я не могу сказать, что…

– Я тебя давно знаю! Насквозь вижу. Отстань от муки!

Эта сцена продолжалась еще некоторое время. Леонид Исаакиевич все-таки заснул. Анжела Вадимовна постепенно отошла от темы, вспомнив какие-то детали из жизни ее дяди. И в конце концов, измотанная своим собственным разговором, она уткнулась в ухо спящему Леониду Исаакиевичу, и погрузилась в глубокий сон.

Видя полное отсутствие интереса к своему присутствию, и умиленный спонтанным сном своих граждан, президент дал срочный приказ отключить звук у телевизора, и укрыть спящих пледом, не нарушая их свободы оставаться в выбранном положении. За столом спали к тому времени уже абсолютно все гости.

Не спала лишь мука. Она, разгоряченная пылкими взглядами, желала, чтобы мешок был немедленно развязан, и ее замешали в тугое и упругое ржаное тесто, а потом отправили в жаркую печь. С неприязнью смотрела она на урчащее во сне туловище Анжелы Вадимовны.

Вскоре отключили свет в рамках экономических реформ. Погруженный во мрак накрытый стол потерял еще минуту назад такой по-мещански уютный и торжественный облик. Признаки цивилизации растворились в темноте. Телевизор вознесся над столом и принялся уныло свисать с потолка, дабы привнести хоть что-то поэтическое в эту безликую картину.

Смерть доктора Ф

Профессор Фархот Михаэлович с самого утра предчувствовал кирпич на свою голову. Он шел на работу в свою лабораторию на улице Ждуна-Колдуна-Моржа, преодолел ровно половину пути, и как раз, когда собирался уже наступить на вторую его половину, услышал резкий, но мягкий свист рассекаемого чем-то тяжелым воздуха. Поскольку он был профессор, то быстро смог проанализировать все факторы и параметры данного явления. Фархот Михаэлович выяснил за доли секунды что это был за предмет. За то время, что его правая нога была в воздухе, проделывая очередной шаг, и его голова запрокидывалась вверх, реагируя на внешний фактор, он смог выяснить, что: это определенно кирпич, его вес около трех килограммов, в состоянии свободного падения он совершает повороты вокруг своей оси со скоростью примерно тридцать оборотов в минуту. Скорость же движения кирпича была около 30 метров в секунду. Это показалось профессору странным. Ведь такую скорость он мог развить, если бы падал с высоты сорока пяти метров. Если масса кирпича была действительно столько, насколько ее определил профессор. Но по близости не было построек такой высоты. Это заинтриговало и взволновало профессора, который был человеком достаточно азартным и любознательным. Правда, и достаточно рассеянным – он вдруг вспомнил, что забыл дома папку с рабочими записями, без которых ему нечего делать сегодня в лаборатории. Но он от этого не расстроился. Даже напротив – несколько обрадовался. Ведь он уже не сомневался, что в лабораторию он попасть все равно не сможет. И не только в лабораторию. Но и в любое другое учреждение. Например, в банк, чтобы оплатить кредит. Или в бар, чтобы достичь там состояния глубокого алкогольного опьянения. Так же ему теперь не придется идти на собрание жильцов, к которым он испытывал симпатию, но их болтовня наводила на него несусветную тоску и желание плюнуть кому-нибудь хотя бы на ботинок. Или наступить каблуком на носок. Но главное – тут он блаженно улыбнулся – ему не придется… Впрочем, пусть это останется в тайне!

Давайте Фархота Михаэловича будем называть на европейский манер – только по имени. К чему такие формальности, как отчество, которое лень произносить? Тем более, что при воспроизведении уже одной первой буквы мы итак уже почти уверены, о ком пойдет речь. Итак, когда Фархот… Кстати, почему бы, действительно, не называть его просто одной буквой Ф? Когда Ф наконец поднял глаза на нужный угол зрения, он успел увидеть таинственный предмет, о котором ему было уже известно очень многое.

Зрение у Ф не отличалось особой остротой, как это и положено профессору. Но очки с толстыми линзами доставать он не стал – на улице Ф старался не носить очков. В них он делался чрезвычайно смешным. Это был комплекс и Ф был достаточно мудр и смел, чтобы признать это, но не мог ничего с собой поделать. Очки – только дома и в лаборатории. И еще в туалете. Там он иногда читал. И никто никогда не видел его читающим в туалете. В этих очках и без штанов он, нависший над толстым справочником, раскрасневшийся от усердия, должно быть, выглядел сверх нелепо. Но его зрения хватило, чтобы бегло оценить визуально летящий на него предмет. В целом, он почувствовал удовлетворение – все его предположения подтверждались.

Несмотря на то, что до сих пор он был уверен в неизбежности столкновения кирпича и своего черепа, он исключительно интуитивно почувствовал, что есть шанс избежать этого. Нужно было сделать руками резкое движение, словно он бросает что-то вперед, и одновременно оттолкнуться ногами от тротуара назад. Не имея больше времени на раздумья, Ф сделал описанные действия. Для того, чтобы толчок был максимально эффективным, Ф визуально представил себя сразу в нескольких ипостасях: Брюс Ли, уходящий от удара, бабочка, вспорхнувшая над болотной лягушкой, которая едва не слопала ее, космонавт, который забыл пристегнуться к своему шатлу, и который беспомощно отдаляется от него, но в руках есть два гаечных ключа – и он бросает их в противоположную от шатла сторону с такой силой, на которую был способен, учитывая, что это его единственный шанс не остаться в космосе навеки вечные в виде космического мусора. В результате кирпич пронесся с воем мимо лица Ф и врезался в его ногу. К счастью, нога у Ф была искусственная, как и большая часть видимого нами мира.