БОНХОЛ - You had to stay

– пришли своё фото (размер фото на сайте, даже при увеличении, – 2*2 сантиметра) – а фото без одежды? – а в нижнем белье? – а может, без одежды?

Или я был очень убедителен, или я был очень красив, или Асти было, что показать (было) – своего я добивался. Это логичное продолжение сетевого романа – при невозможности (до какого—то момента – вопрос времени, денег, желания, etc) заняться сексом в реальности, "влюблённые" шлют друг другу сиськи и члены, иногда вперемежку с текстами о том, как кто—то кому—то "заправляет в лоно любви свой прибор, стоящий уже под углом 95 градусов", как бы заменяя этим фазу первого секса, второго..увлекаться не стоит, иначе виртуальное так и останется заменой реальному. И никакой скайп с одновременным мастурбированием и одновременными оргазмами не поможет.

Блондинка, рост примерно метр шестьдесят, очень стройное телосложение; маленькая задница и грудь чуть большего размера, чем третий. Между двумя верхними передними зубами – сексуальная и возбуждающая щербинка, которая Асти не нравилась, а меня приводила в восторг.

Прикинув, сколько у меня есть свободных денег и надолго ли их хватит в Саратове, я написал Асти, что могу приехать.

– Выбирай даты. – Давай через пару недель – я успею хоть немного подготовиться.

Меня это устроило. Я купил билеты и моментально попал в период "томительное ожидание".

You had to stay. Второе дыхание.

Моя работа на тот момент представляла собой незамысловатые действия, которые было необходимо выполнять три неполные ночи в неделю – с пятницы на субботу, с субботы на воскресенье и с воскресенья на понедельник, а в понедельник после обеда в "офисе" (именно в кавычках – сначала это был ангар размером с разжиревший гараж на территории Курчатовского института на Октябрьском поле, а после – две среднего размера комнаты в Гольяново, в промзоне, в окружении бывших складов несуществующего уже Черкизовского рынка) проводилось собрание со сдачей отчётности за выходные и получением плевков в лицо от "начальника".

Я менял флэшки. В автобусах и троллейбусах в Москве за спиной водителя висели мониторы, по которым транслировалась реклама вперемежку со "смешными" роликами – маленькие котята, взрослые кошки, заснувший на ходу слоник и тому подобные сценки из дикой природы и прирученных диванов и мисок с едой. Менял флэшки – старые, с ненужными роликами, забирал и вставлял на их место новые – и проводил диагностику мониторов; если что—то не работало – исправлял на месте ("Ты спиздил флэшку! ТЫ! СПИЗДИЛ! ХРЕНОВУ! ФЛЭШКУ! Флэшку за 100 рублей!"; "А, прости, посчитал, неправильно"; привет, Дэни).

Новая рабочая ночь – новый автобусный или троллейбусный парк. Прихожу на работу к 10—11 вечера, заканчиваю в 2—3 ночи. На ночных маршрутах, которые развозят работников парка по домам, добираюсь до какого—нибудь места, от которого могу дойти пешком или поймать такси до станции электричек. Жду первую и еду домой.

Много свободного времени, денег не очень много – но для одного хватает. Выкроив из своей зарплаты примерно половину, я поехал в Саратов – на поезде, конечно же.

Вахтовые рабочие, воспринимающие каждую плацкартную полку и каждый тамбур как свой хрен знает какой по счёту дом, меня не напрягали. Я люблю верхние полки – открыл бутылочку пива, почитал книжку, послушал музыку; недостаток – сползать вниз, чтобы выйти покурить. И недостаток не в самом факте разлуки с нагретым вонючим матрасом, а в том, что пути приходится уворачиваться от разной степени дырявости носков, натянутых на свисающие с таких же верхних полок, как и моя, пятки.

Смешной толстый парень, едет домой после вахты в охране в Мичуринск—Уральский:

– Я смеюсь? Бывает (закуривая вторую, не потушив первую). А ты москвич? Куда едешь? К девушке в Саратов? Ммм, там хорошие девушки! Одна из них – теперь моя жена. Ждёт меня сейчас дома, в Мичуринске, пока я в Москве с блядьми развлекаюсь. Гондоны всегда с собой. Мне изменяет? Да брось, она из дома шагу боится ступить. Тем более у нас дочка (почёсывая густо волосатый пивной живот). Почему на меня не похожа? Говорю же тебе – жена у меня паинька. Тест? ДНК..чего? Как не я отец? Это у вас в Москве так делают? Вот вы там.. А слушай, что у тебя на майке написано?

И тому подобное.

Но всё же веселее, чем в поезде, следующем в Узбекистан – узбечки, переодевающиеся в железном ящике под нижней полкой, – то ещё зрелище.

Подъезжая к Саратову, я осознал, что не помню, как выглядит Асти. В голове всплывали образы кого угодно, но только не её. Закинув в сумку книгу и плеер, я дождался, пока те, кому не терпится потолкаться жопами в узком тамбуре, выйдут, и тоже пошёл к выходу. Конечно же, я заранее написал номер вагона, да и телефонные номера друг друга мы знали. Ветер скользнул по моему распаренному лицу – так же, как скользил уже не раз, судя по всему, по её обветренным губам. Капюшон, улыбка, радость.

Благополучно встретившись, мы сели на троллейбус и поехали к дому, в котором по предварительной договорённости я снял комнату. Эта квартира принадлежала знакомой Асти или её мамы – матери—полуодиночке (какой—то мужик там всё—таки бывал время от времени; "там" – в квартире) с ребёнком—дошкольником. Им необходимы деньги, мне – угол, чтобы поспать, так как я надеялся, что большую часть времени буду проводить вне этой гостеприимной квартиры.

Как бы я изначально ни горел от идеи встретиться с Асти, каких бы планов ни строил, в первый мой приезд не случилось ничего. Если не считать несколько странных фактов, о которых я узнал:

– "улицу Рахова" мы называем "улица Трахова" – улицу Большая Казачья, на которой я живу, мы называем "Большая Сосачья" ("смелое заявление для первого свидания" – комментировал я про себя) – комната, в которой ты остановился, находится в плохом районе, в плохом дворе и в плохом доме – там постоянно бухают, дерутся и много наркоманов (спасибо за выгодную сделку, Асти!) – главную улицу в городе мы называем Арбат (какие вы по счёту с этой оригинальной идеей?)

Прогулки по городу, посиделки в "любимом кафе", объятия, поцелуи – всё на поверхности, вглубь не копаем ни я, ни она. Пять дней, на которые я смог приехать, чтобы не пропустить свои рабочие выходные, быстро закончились. Платоническое чувство уже вполне окрепло – там, на вокзале. На физическом продолжении я не настаивал. Больше, чем эти пять дней, мы всё равно не смогли бы провести вместе – то ли у Асти были проблемы с мамой, то ли наоборот, то ли были дела, которые не могли подождать ещё какое—то время. Попрощались; я сказал, что приеду, как только она закончит свои неотложные дела. Её это успокоило и с ощущением лёгкой грусти я взобрался на любимую верхнюю полку, чтобы спустя 17 часов или около того раствориться в толпе приезжих, бомжей и туристов на Павелецком вокзале.