Вадим Демидов - 2028, или Одиссея Чёрной Дыры

Знаете, я, пожалуй, спать пойду, а вы мне утром сообщите, стоит по-прежнему на взлетной полосе Писатель с длинной палкой в мускулистой руке или усталость свалила русского богатыря и он тоже спать завалился… Но как бы там ни было, до утра меня не будите…»

Разволновался. Принял таблетку.

А у Виктора с друзьями работа кипела. За месяц они умудрились выложить на ютуб два новых видеошедевра. Один был снят по такой рассказке: «Лежит Писатель на русской печке и смотрит телевизор. Показывают запуск космолета. Но как бы ни кричали инженеры «Поехали!», как бы ни поджигали фитиль, космолет лететь в небо отказывается, стоит на земле, как привязанный. На подобный факт саботажа не смог Писатель спокойно смотреть. Надел кирзачи, льняную есенинскую рубаху да и отправился на космодром. Глядь, а инженеры там все как на подбор невзрачные и носатые, как есть либералы. Писатель отогнал их от ракеты сильной рукой, а кое-кому из носатых еще и леща отписал. Потом он схватил космолет в охапку да и запустил его на орбиту, словно это был камешек какой-нибудь или даже пальтовая пуговица. А потом Писатель обратил внимание, в каких убогих скафандрах летают космонавты. И тут же стал разрабатывать новые скафандры – из кирзы и льна. А что? Тепло, и тело дышит».

В основе второго видео лежала следующая миниатюра: «Лежит Писатель на русской печке и смотрит телевизор. Мир идет на Россию войной. Враг плетет военные заговоры, нацеливает шустрые ракеты на прекрасные города. Очень сильно это Писателю не понравилось. И тогда решил он создать свою нацгвардию. Нацгвардию русскую поэтическую. И собрал в нее Александра Сергеевича, Михаила Юрьевича, двух Александровичей – Сергея и Иосифа. И собрал он в спецназ Александра Башлачева, Егора Летова, Константина Кинчева, Дмитрия Ревякина. Многих рокеров да мертвых поэтов собрал. Леннона и Моррисона хотел позвать, потому что с детства их любил, да друзья отговорили, мол, они америкосы и могут всю малину испортить. Вышла поэтическая нацгвардия к границе земель русских и встала мощным заградотрядом. И только тогда Писатель успокоился и вновь забрался на свою печку – мир лежал на широких надежных ладонях русских героев».

12

Дорофеева от ягод уже мутило. По ошибке цапнул не ту ягодку – и стошнило красной плазмой.

Перед ним расстилалось озеро, недостающий белок можно было достать из него. Любопытная рыба раз в пять минут, а то и чаще, выпрыгивала из воды, делая свечку. Но как назло – ни крючка, ни лесы, ни наживки.

Вспомнил, как в детском лагере на занятиях по скаутингу вожатый обучал ловить рыбу голыми руками. Но для такой операции был необходим участок берега с поваленным деревом. Виктор обошел периметр, но нигде лес не подходил настолько близко к воде. Зато он нашел нишу, образованную упавшей в озеро земляной глыбой, поросшей травой. Дорофеев закатал штаны и осторожно вошел в водный коридор. В ней танцевали на месте несколько плотвичек. Рыболов резко ударил по воде, но рыбы оказались проворнее – улизнули.

Вернулся на берег и принялся ждать, пока плотва снова заплывет в ловушку. Шанс такой был – рыбе в такой нише и прохлада, и уединение. Однако время шло, а коридор все пустовал. И только когда солнце встало на шесть часов пополудни, компания из пяти-шести белоспинных рыбех прошмыгнула в западню. Виктор, пока их ждал, напридумывал несколько сценариев успешной ловли, но суха теория, мой друг…

Первым делом он испробовал тот сценарий, по которому нужно яростно шуровать ногами, чтобы рыба заметалась и сама влетела в руки ловца. Но рыба, увы, прошла сквозь пальцы – склизкая, увертливая. До темноты он успел использовать и второй сценарий – бил по воде толстой палкой в надежде оглушить плотву. Но только заехал себе по голени. Поорал с досады.

Усталый и огорченный неудачей, он приметил неподалеку толстую сосну с наклоненным стволом. Пристроился, накрылся теплым ельником. С голодухи сон не шел. Мысли ветвились.

Еще до суда знакомые Виктора, особенно женщины, укоряли: какого черта ты фиксишься на негативе? Во всем видишь зло, думаешь о зле, пишешь о зле, твой роман о зле – зачем? Тебя самого все это дико парит. Лучше выгляни в окно, там солнце. Спой одну из своих старых песен – там тоже солнце. Не фиксись на плохом, не концентрируйся. А Дорофеев все ждал, что власть одумается и сменит курс. Перестанет оболванивать население, перестанет людей сводить с ума. Но та, одержимая мизантропией, и не думала отступать, пёрла будто танк. Абсолютно сильная и абсолютно неживая. И не Дорофееву с его любовью, свободой и рок-н-роллом ее победить! Не ему!

Вика… Дорофееву примерещился ее силуэт между ветвей. Что она делает сейчас в своих швециях… Отполировала зубы электрической щеткой Oral и залезла в постель под крылышко к своей марокканке? Или смотрит какой-нибудь скандинавский сериальчик с вечной асфальтово-зеленой цветовой гаммой и обязательным душителем-маньяком? Или вяжет свитер – в этом ей не было равных – из толстой пряжи, с бегущими оленями и звездным небом…

Время и пространство исчезли. Настала мгла. Дорофеев различал лишь шесть крохотных огоньков, что, танцуя, рисовали на поверхности озера узоры, от которых веяло детством и уютом, с каждым кругом огоньки приближались к береговой линии – и наконец, выбравшись на берег, медленно подкрадывались к Виктору. Когда расстояние между ним и загадочными огоньками сократилось до пяти шагов, он догадался, что это всего лишь рыбы с блестящими глазами – три рыбы и три пары глаз. Они не ползли, а перекатывались на коротких конечностях, как многоножки.

Добравшись до ног Виктора, рыбы не остановились. Одна из них вскарабкалась по левой ноге и запрыгнула на левую ладонь. Вторая оказалась в его правой руке. А третья рыбка проникла в тот карман штанов, где лежал телефон Шершня. Ее хвост заканчивался шнуром с разъемом USB, и, состыковавшись с мобильником, она принялась заряжать его требуемым вольтажом.

Дорофеев боялся, что сырая рыба полезет из него назад, но вкус был ничего себе. Рыба оказалась слабосоленой и чуточку подкопченной, как говорят, «с дымком», именно такую Виктор и любил. К тому же без чешуи. Он откусывал от рыб попеременно, а они все не кончались. Не доев их, он заснул.

Открыв глаза, Дорофеев вспомнил сон. Протер глаза, отшелушил с век соль, потянулся, сбросив с груди теплые еловые ветки. Прогнал язык по шершавым деснам. Голода он не чувствовал. Левая ладонь слегка саднила. Зубами и грязными ногтями вытащил занозу. Ею оказалась рыбья кость, похоже, от ребрышка.

Достал мобильник. Высветилось время: 06:47. Напротив надписи «уровень зарядки» горели пять зеленых столбиков. Предстояло сделать, о чем он мечтал с первого дня заключения – написать длинное письмо Виктории. Сегодня ее звали на шведский манер – Викке.