Висенте Бласко - Детоубийцы

Окруженный молчаніемъ, населеннымъ шорохами и пніемъ, Тонетъ испытывалъ такое впечатлніе, точно время остановилось, точно онъ мальчикъ и находится на проск, въ лсу, рядомъ съ подругой – двочкой, дочерью торговки угрями. Теперь онъ не испытыналъ страха: тревожила его только таинственная теплота спутницы, опьяняющій ароматъ, казалось, исходившій отъ ея тла, ударявшійся ему въ голову, какъ крпкій напитокъ.

Не подымая глазъ, съ опущенной головой протянулъ онъ одну руку и обнялъ Нелету за талію. И въ то же мгновеніе онъ почувствовалъ нжную ласку, бархатистое прикосновеніе руки, которая, коснувшись его головы, скользнула по лбу и отерла капли пота.

Онъ поднялъ глаза и увидлъ на недалекомъ разстояніи въ темнот два блестящихъ, на него устремленныхъ глаза, въ которыхъ отражалась въ вид свтящейся точки далекая звзда. Онъ почувствовалъ, какъ его голову щекочутъ тонкіе золотистые волосы, ореоломъ окружавшіе Нелету. Сильные духи, которыми душилась трактирщица, мгновенно проникли въ самую глубину его существа.

– Тонетъ, Тонетъ!- прошелтала она томнымъ голосомъ, похожимъ на нжный дтскій лепетъ.

Точь въ точь какъ тогда въ Деес. Но теперь они уже не были дтьми. Исчезла невинность, когда-то побуждавшая ихъ прижаться другъ къ другу, чтобы вновь обрсти мужество. Сливаясь посл столькихъ лтъ въ новыхъ объятіяхъ, они упали на кучу пеньки, забывъ обо всемъ, съ страстнымъ желаніемъ никогда больше не встатъ.

Барка покоилась неподвижная посреди озера, словно брошенная, надъ ея краями не виднлись ни чьи очертанія…

Вблизи раздавалась сонная псенка рыбаковъ. Они плыли по врод, населенной шумами, не догадываясь о томъ, что недалеко въ ночной тиши, царь міра, Эросъ, качался на барк, убаюканный пніемъ озерныхъ птицъ.

Наступилъ праздникъ Младенца Іисуса, величайшій праздникъ Пальмара.

Стоялъ декабрь. Надъ Альбуферой дулъ холодный втеръ, отъ котораго лденли руки рыбаковъ, прилипая къ веслу. Мужчины нахлобучивали до самыхъ ушей шерстяныя шляпы и одвали желтыя непромокаемыя куртки, шелествшія при каждомъ движеніи. Женщины почти не выходили изъ хатъ. Вс семьи жили вокругъ очага, спокойно коптясь въ затхлой атмосфер, словно въ эскимосской хижин.

Альбуфера поднялась. Отъ зимнихъ дождей увеличилось количвство воды. Поля и бервга были покрыты слоемъ воды, кое-гд зеленеющей затопледной растительностью. Озеро, казалось, стало боьше. Одиеокія хаты, стоявшія, раньше на суш, теперь точно плыли по волнамъ, и барки причаливали прямо къ дверямъ.

Казалось, отъ сырой, грязной почвы Пальмара поднимается жестокій, нестерпимый холодъ, гнавшій людей внутрь своихъ жилищъ.

Кумушки не могли припомнить такой жестокой зимы. Мавританскіе воробьи, бездомные и голодные, падали еъ соломенныхъ крышъ, пораженные стужей, съ грустнымъ крикомъ, напоминавшимъ жалобу дтей. Сторожа Деесы закрывали глаза на вынужденное нищетой беззаконіе и каждое утро цлое войско дтишекъ разсивалось по лсу, ища сухіе сучья, чтобы согрть хату.

Постители С_а_х_а_р_а садидись у печи и ршались покинуть свои камышевые стулья у огня только разв для того, чтобы пойти за новымъ стаканчикомъ.

Пальмаръ казался застывшимъ и соннымъ. На улиц ни человка, на озер – ни барки. Мужчины выходили, чтобы вынуть подавшуюся ночью рыбу и быстро спшили домой. Ноги ихъ, обвязанныя толстымъ сукномъ подъ лаптями казались огромными. На дн барки лежала охапка рисовой соломы, чтобы холодъ былъ не такъ чувствителенъ. Часто раннимъ утромъ по каналу плавали большіе куски льда, словно тусклое стекло.

Вс изнемогали отъ холода. Они были дтьми жары, привыкли видть, какъ кипитъ озеро и дымятся поля, какъ подъ лаской солнца поднимаются съ нихъ гнилыя испаренія. Въ такой собачій холодъ даже угри по словамъ дядюшки Г_о_л_у_б_я не желали выставлять изъ ила свои головы. И въ довершеніе всего, часто лилъ проливной дождь, отъ котораго темнло озеро и выступали изъ береговъ каналы.

Срое небо придавало всей Альбуфер грустный видъ. Плывшія въ полумрак барки походили съ ихъ неподвижными людьми, зарывшимися въ солому и по самый носъ покрытыми лохмотьями, на гроба.

Съ наступленіемъ Рождества, по мр приближенія праздника Младенца Іисуса, Пальмаръ, казалось, снова пробуждался, сбрасывая съ себя зимнюю сеячку, въ которую было погрузился.

Надо было развлечься, какъ всегда, хотя бы и замерзло озеро и по немъ можно было бы ходить, какъ случается въ отдаленныхъ странахъ, по разсказамъ бывалыхъ людей. Еще боле чмъ жажда развлеченій пальмарцевъ толкало желаніе насолить своимъ веселіемъ жителямъ материка, рыбакамъ Катарохи, смявшимся надъ Младенцемъ, презирая его за его миніатюрность. Эти безсовстные и неврующіе враги доходили до того, что утверждали, будто пальмарцы погружаютъ своего божественнаго покровителя въ волны каналовъ, когда у нихъ бываетъ плохой уловъ. Что за кощунство! Въ наказаніе за ихъ гршный языкъ Младенецъ Іисусъ и не дозволяетъ имъ участвовать въ преимуществахъ жеребьевки.

Весь Пальмаръ готовился къ праздникамъ. Не боясь холода, женщины перезжали озеро, чтобы отправиться въ Валенсію на рождественскую ярмарку. Когда он возвращались въ барк мужа, нетерпливая дтвора поджидала ихъ у канала, чтобы поскоре взглянуть на подарки. Картонныя лошадки, жестяные сабли, барабаны и трубы привтствовались мелюзгой восторженными кликами, между тмъ, какъ женщины показывали подругамъ боле важныя покупки.

Праздникъ продолжался три дня. На второй день Рождества изъ Катарохи прізжала музыка. Самый толстый угорь, попавшійся въ сть за весь годъ, разыгрывался въ лотерею, чтобы покрыть расходы. Третій день былъ посвященъ Младенцу, а слдующій – Христу. Все время служились мессы, говорились проповди и устраивались балы подъ звуки тамбурина и волынки.

Нелета ршила повеселиться въ этомъ году, какъ никогда. Она наслаждалась полнымъ счастіемъ. Сидя за стойкой, она точно жила среди вчной весны. Когда она ужинала, имя до одну сторону С_а_х_а_р_а, по другую – К_у_б_и_н_ц_а, когда они вс, спокойные и удовлетворенные, наслаждались священнымъ семейнымъ покоемъ, она считала себя самой счастливой женшиной въ мір и благодарила добраго Господа, даруюіцаго счастіе хорошимъ людямъ. Она была первой красавицей и первой богачкой деревушки. Мужъ ея былъ доволенъ. Тонетъ, всецло подчинявшійся ея вол, казался все боле влюбленнымъ. Чего еще желать? Она была убждена, что важныя барыни, которыхъ она видла издалека, бывая въ Валенсіи, были, безъ сомннія, не такъ счастливы, какъ она въ этомъ уголк ила, окруженномъ водой.

Ея враги сплетничали. Свояченица С_а_х_а_р_а шпіонила за ней. Чтобы видться, не возбуждая подозрній, имъ приходилось придумывать поздки въ ближайшія озерныя деревни. Нелета обнаруживала при этомъ такую находчивость и краснорчіе, что К_у_б_и_н_е_ц_ъ сталъ было сомнваться, ужъ не правда ли сплетни о прежнихъ связяхъ трактиріцицы, научившихъ ее, по всмъ вроятіямъ, подобнымъ хитростямъ. Нелета относилась спокойно къ этимъ клеветамъ. Ея враги говорили тоже самое тогда, когда между ней и Тонетомъ не было ничего, кром самыхъ незначительныхъ словъ. И увренная въ томъ, что никто не можетъ уличить ее, она нренебрегала сплетнями и шутила съ Тонетомъ въ переполненномъ трактир такъ, что дядюшка Г_о_л_у_б_ь былъ непріятно пораженъ. Нелета разыгрывала обиженную. Разв они не вмст выросли? Разв она не иметъ права любить Тонета, какъ брата, вспоминая все то, что его мать сдлала для нея?