Висенте Бласко - Детоубийцы

Его ноги горли, а руки мерзли отъ утренняго холода и ледяного ствола ружья. И это называется забавой?… Онъ начиналъ находить мало пріятнаго въ такомъ дорогомъ удовольствіи.

А птицы? Гд эти птицы, которыхъ его друзья убивали дюжинами? Былъ моментъ, когда онъ задвигался на своемъ неустойчивомъ сидніи и дрожа отъ волненія, прицлилея. Вотъ он!… Он спокойно плавали около его поста. Пока онъ размышлялъ, убаюканный утреннимъ холодомъ, он собрались дюжинами, спасаясь отъ далекихъ выстрловъ и плыли около него, въ увренности, что нашли врное убжище. Можно было стрлять, зажмуривъ глаза… Промаха бы не было. Но въ самый моментъ выстрла, онъ узналъ въ нихъ утокъ изъ пробки, о которыхъ забылъ по своей неопытности. Онъ поспшилъ опустить ружье и посмотрлъ кругомъ, опасаясь увидть въ пустынномъ углу насмшливые глаза товарищей.

И онъ снова сталъ ожидать. Въ кого,- чортъ возьми!- стрляли эти охотники, непрестанные выстрлы которыхъ нарушали теперь тишину озера? Вскор посл восхода солнца, ему представился, наконецъ, случай выстрлить изъ своего двственнаго ружья. Три птицы пролетали на самомъ уровн воды. Новый охотникъ дрожа выстрлилъ. Ему представилось, что передъ нимъ громадныя чудовищныя птицы, настоящіе орлы, казавшіяся ему гигантами отъ волненія. Первый его выстрлъ только ускорилъ полетъ птицъ, при второмъ одна лысуха, сложивъ крылья, упала и перевернувшись нсколько разъ, осталась неподвижной на вод. Донъ Хоакинъ вскочилъ такъ порывисто, что его бочка закачалась. Въ эту минуту онъ почувствовалъ все свое превосходство надъ всми. Онъ изумился самому себ, открывъ въ себ свирпость героя, о которой никогда не додозрвалъ раныне.

– П_і_а_в_к_а!… Лодочникъ!… прокричалъ онъ голосомъ, дрожавшимъ отъ волненія. "Одна! Одна уже есть!…"

Въ отвтъ дослышалось только неясное мычаніе изъ туго набитаго рта, неспособнаго произнести ни одного слова… Прекрасно! Онъ соберетъ, когда ихъ будетъ много.

Охотникъ, довольный своимъ подвигомъ, спрятался снова подъ прикрытіемъ изъ тростника, увренный, что теперь онъ сможетъ одинъ покончить со всми птицами озера. Онъ стрлялъ все утро, чувствуя при каждомъ выстрл все большее опьяненіе порохомъ и наслажденіе разрушенія. Онъ стрлялъ, стрлялъ, не обращая вниманія на разстояніе, привтствуя своимъ ружьемъ каждую птицу, даже если она летала подъ самыми облаками. Господи! Вотъ это дйствительно удовольствіе! И отъ этихъ выстрловъ, сдланныхъ наудачу, падала иногда какая-нибудь несчастная птица, жертва рока, спасшаяся отъ выстрловъ боле искусныхъ стрлковъ чтобы погибнуть отъ руки неумлаго.

Во все это время П_і_а_в_к_а оставался невидимымъ на дн лодки. Боже, какой денекъ! Архіепископъ Валенсіи не чувствовалъ бы себя лучше въ своемъ дворц, чмъ онъ въ этой маленькой лодк, сидя на солом, съ громаднымъ кускомъ хлба въ рук, зажавъ въ ногахъ горшокъ. Пусть ему не говорятъ больше о богатств дома С_а_х_а_р_а! Нищета и чванство, пускающія пыль въ глаза бдному люду! Господа изъ города – воть люди, умющіе пожить, какъ слдуетъ!

Первой его заботой было осмотрть три горшка, заботливо обвязанные толстымъ холстомъ до самаго горлышка. Съ котораго начать? Онъ выбралъ и раскрылъ наудачу одинъ и его мордочка расплылась въ блаженную улыбку при запах трески въ томат. Вотъ такъ блюдо! Треска плавала въ красной гущ, такой сладкой и вкусной, что П_і_а_в_к_а посл перваго куска, почувствовалъ, что по его горлу прошелъ нектаръ, боле сладкій, чмъ церковное вино, которое его такъ соблазняло, когда онъ былъ еще ризничимъ.

Этимъ вполн можно насытиться. Никакой нть надобности трогать остальное. Онъ былъ готовъ отнестись съ уваженіемъ къ тайн другихъ горшковъ, не разрушить иллюзій, пробуждавшихся въ немъ при вид ихъ закрытыхъ горлышекъ, таившихъ, вроятно, удивительные сюрпризы. Но однако къ длу. И поставивъ между ногъ пріятно пахнувшій горшокъ, онъ началъ сть съ мудрымъ спокойствіемъ человка, знающаго, что у него впереди весь день и достаточно работы. Онъ лъ не спша, но однако съ такой ловкостью, что послкаждаго опусканія руки съ хлбомъ, уровень въ горшк замтно понижался. Громадный кусокъ то и дло заполнялъ его ротъ, раздувая щеки. Его челюсти работали съ силой и правильностью мельничнаго колеса, а глаза между тмъ внимательно смотрли въ горшокъ, словно изслдуя его глубину, высчитывая, сколько разъ еще нужно ему опустить руку, чтобы переправить все въ свой роть.

По временамъ онъ отрывался отъ этого созерцанія. Господи! Честный, трудящійся человкъ не долженъ забывать своихъ обязанностей, даже и среди удовольствій. Онъ выглядывалъ изъ лодки и, замтивъ приближавшихся птицъ, крикомъ предупреждалъ охотника.

"Донъ Хоакинъ! Изъ Пальмара!… Донъ Хоакинъ! Изъ Салера!"

И указавъ, откуда летятъ птицы, онъ чувствовалъ себя утомленнымъ отъ такой работы и, сдлавъ большой глотокъ изъ бурдюка, возобновлялъ свою нмую бесду съ горшкомъ.

Его господинъ усплъ уложить только трехъ утокъ, а П_і_а_в_к_а уже отставилъ въ сторону первый горшокъ, совершенно опустошенный. Только внизу прилипло къ глинянымъ стнкамъ нсколько маленькихъ кусковъ. Бродяга почувствовалъ угрызеніе совсти. Что останется хозяину, если онъ постъ все? Онъ, П_і_а_в_к_а, больше не будетъ сть! И тщательно обвязавъ тряпкой горшокъ онъ поставилъ его на носу, какъ вдругъ въ немъ пробудилось любопытство и онъ ршилъ от-крыть второй.

Чортъ возьми! Вотъ такь сюрпризъ! Спинка поросенка, сосиски съ самой лучшей приправой, все, правда, было холодное, но съ такимъ вкуснымъ запахомъ сала, что бродяга взволновался. Сколько уже времени, его желудокъ, привыкшій къ блому, невкусному мясу угрей, не испытывалъ пріятной тяжести этихъ чудныхъ вещей, которыя изготовляются далеко за предлами Альбуферы. П_і_а_в_к_а счелъ бы недостаткомъ почтенія къ своему господину, если бы пренебрегъ вторымъ горшкомъ. Со стороны его, голоднаго бродяги, это было бы проявленіемъ неуваженія къ кухн донъ Хоакина. Конечно, охотникъ не разсердится за нсколько лишнихъ кусковъ.

И онъ снова удобно услся на дн лодки съ вторымъ горшкомъ, зажавъ его между колнами. Сладострастно отправлялъ онъ куски въ роть, закрывая глаза, чтобы лучше чувствовать, какъ они постепенно проходятъ въ его желудокъ. Боже мой! Вотъ такъ денекъ выпалъ! Ему казалось, что онъ только что началъ сть. Онъ смотрлъ теперь съ презрніемъ на первый пустой горшокъ, отставленный имъ въ уголъ носа лодки. То блюдо было хорошо только для развлеченія, чтобы подразнить желудокъ, поточить челюсти. Самое же лучшее находилось здсь: кровяная колбаса, сосиски, аппетитный поросенокъ, оставлявшій такой нжный вкусъ, что ротъ безпрестанно требовалъ новыхъ кусковъ, одинъ за другимъ, ничуть не насыщаясь.

Видя быстроту, съ которой опорожнялся второй горшокъ, П_і_а_в_к_а почувствовалъ сильную потребность услужить своему господину и добросовстно выполнить свои обязанности. Ни на одну минуту не прекращая работы своихъ челюстей, онъ смотрлъ во вс стороны и испускалъ крикъ, похожій на настоящее мычаніе.