Висенте Бласко - Толедский собор

Габріэль мало выходилъ изъ дому и проводилъ цлые дни съ племянницей, чтобы хоть нсколько возмстить ей отцовскую ласку. Она была такъ же одинока дома, какъ въ чужомъ город, и Габріэлю было жалко ее; иногда приходила тетка Томаса, которая старалась ободрить племянницу, но говорила, что всетаки не для чего убивать себя работой…- Хорошо, конечно,- говорила она,- много работать и не быть въ тягость упрямцу отцу. Но незачмъ изводить себя. Успокойся, будь веселой! Придутъ хорошіе дни.- He все тужить. Тетя и дядя Габріэль все уладятъ… И она оживляла мрачный домъ веселымъ смхомъ и смлыми рчами.

Иногда являлись также друзья Габріэля, собиравшіеся прежде у сапожника. Они такъ привязались къ своему новому другу, что не могли жить безъ него. Даже сапожникъ, когда у него не было спшной работы, приходилъ съ повязанной головой и садился около швейной машины слушать Габріэля.

Молодая женщина смотрла на дядю съ восхищеніемъ, оживлявшимъ ея грустный взоръ. Она съ дтства много слышала объ этомъ таинственномъ родственник, который скитался по далекимъ странамъ. А теперь онъ вернулся, преждевременно состарившійся и больной, какъ она, но покорявшій своему вліянію всхъ вокрутъ себя, восхищая ихъ своими рчами, которыя были небесной музыкой для всхъ этихъ людей, окаменвшихъ въ мысляхъ и чувствахъ. Такъ же какъ эти простые люди, которые въ своемъ стремленіи узнать новое, оставляли свои дла и шли къ Габріэлю, и Саграріо слушала его съ великой радостью. Габріэль былъ для нихъ откровеніемъ современнаго міра, который столько лтъ не проникалъ въ соборъ, жившій еще жизнью ХІ-го вка.

Появленіе Саграріо измнило жизнь Габріэля. Присутствіе женщины воспламенило въ немъ проповдническій жаръ; онъ отступился отъ прежней сдержанности, сталъ часто говорить со своими друзьями о "новыхъ идеяхъ", которыя производили переворотъ въ ихъ мысляхъ и волновали ихъ, не давая спать по ночамъ.

Они требовали у Габріэля, чтобы онъ излагалъ имъ свое ученіе, и онъ поучалъ ихъ подъ непрерывный звукъ швейной машины, который казался отголоскомъ мірового труда среди тишины соборныхъ камней.

Вс эти люди, привыкшіе къ медленному, правильному исполненію церковныхъ обязанностей и къ долгимъ промежуткамъ отдыха, удивлялись нервному трудолюбію Саграріо.

– Вы убьете себя работой,- говорилъ надувальщикъ органныхъ мховъ.- Я знаю, что посл длинной мессы, когда много органной игры, которую такъ любитъ донъ-Луисъ, я проклинаю изобртателя органа – до того я устаю.

– Работа,- возбужденно говорилъ звонарь,- кара Божія, проклятіе, которое Господь Богъ послалъ во слдъ нашимъ прародителямъ, изгнаннымъ изъ рая; это – цпи, которыя мы постоянно стремимся разбить.

– Нтъ,- возражалъ сапожникъ,- я читалъ въ газетахъ, что трудъ – мать всхъ добродтелей, а праздность – мать пороковъ… Правда вдь, донъ Габріэль?

Маленькій сапожникъ смотрлъ на учителя, ожидая его отвта, какъ жаждущій мечтаетъ о глотк воды.

– Вы вс ошибаетесь,- провозглашалъ Габріэль.- Трудъ не наказаніе и не добродтель, а тяжелый законъ; ему мы подчинены во имя сохраненія и себя, и всего рода человческаго. Безъ труда не было бы жизни…

И съ тмъ же пламеннымъ воодушевленіемъ, съ какимъ въ прежнія времена онъ проповдывалъ толпамъ слушателей на большихъ собраніяхъ, онъ объяснялъ теперь этой маленькой кучк людей великое значеніе мірового труда, который наполняетъ ежедневно всю землю изъ конца въ конецъ.

Онъ разсказывалъ о томъ, какъ армія труда разливается по всему земному шару, какъ она поднимаетъ кору земли, бороздитъ моря, проникаетъ во внутрь земли. Едва солнце показывается на горизонт, какъ фабричныя трубы выпускаютъ клубы дыма, молотъ опускается на камни, плугъ разрываетъ землю, печи разгораются, топоръ рубитъ деревья въ лсу, локомотивъ мчится вдаль, выпуская паръ, пароходы разрзаютъ волны и вздымаютъ попадавшіяся имъ на пути рыбацкія судна, волочащія за собой сти. Каменоломъ разбиваетъ ломомъ скалы и, побждая ихъ, отравляется невидимыми частицами проглоченной пыли. Каждый ударъ лома отнимаетъ у него частицу жизни. Углекопъ опускается въ адъ рудниковъ, направляемый только тусклымъ пламенемъ своей лампы и вырываетъ изъ ндръ земли обугленныя дереьья доисторическихъ временъ, подъ тнью которыхъ ходили чудовища ушедшихъ вковъ. Вдали отъ солнца, на глубин мрачнаго колодца онъ рискуетъ жизнью, какъ каменщикъ, который, не боясь головокруженія, работаетъ въ воздух, стоя на хрупкой доск и любуется птицами, удивленными видомъ птицы безъ крыльевъ. Фабричный рабочій, роковымъ образомъ ставшій рабомъ машины, работаетъ рядомъ съ ней, какъ бы превратившись въ одно изъ ея колесъ. Его стальные мускулы борятся противъ усталости и онъ съ каждымъ днемъ все боле тупетъ отъ оглушительныхъ свистковъ и стука колесъ, изготовляя безчисленные предметы, необходимые для культурной жизни. И эти милліоны людей, трудомъ которыхъ живетъ общество, которые сражаются для насъ всхъ противъ слпыхъ и жестокихъ силъ природы и ежедневно начинаютъ борьбу сызнова, видятъ въ этомъ однообразномъ самопожертвованіи единственное назначеніе своей жизни. Они образуютъ огромную семью, живущую отбросами отъ достоянія небольшого меньшинства, ревниво охраняющаго свои привилегіи.

– Это эгоистическое меньшинство – говорилъ Габріэль – исказило истину, убждая большинство, порабощенное имъ, что трудъ – добродтель, и что единственное назначеніе человка на земл – работать до изнеможенія. Сторонники этой морали, изобртенной капиталистами, прикрываются наукой, говоря, что трудъ необходимъ для сохраненія здоровья, и что бездлье пагубно. Но они сознательно умалчиваютъ, что чрезмрный трудъ еще боле убиваетъ людей, чмъ праздность. Можно сказать, что работа – необходимость, это врно. Но не слдуетъ говорить, что она – добродтель.

Соборные служители кивали головами въ знакъ сочувствія. Рчи Габріэля будили въ нихъ цлый міръ новыхъ идей; до сихъ поръ они жили, подчиняясь условіямъ своего существованія, въ полубезсознательномъ состояніи, почти какъ сомнамбулы; а неожиданное появленіе этого бглеца, побжденнаго въ общественной борьб, разбудило ихъ, толкнуло на работу мысли. Но пока они еще шли ощупью и единственнымъ ихъ свтомъ были слова учителя.

– Вы-то,- продолжалъ Габріэль,- не страдаете отъ чрезмрнаго труда, какъ рабы современной культуры. Служба церкви не утомительна. Но васъ убиваетъ голодъ. Разница между тмъ, что получаютъ каноники, поющіе въ хор, и тмъ, что вы зарабатываете трудомъ своихъ рукъ, чудовищна. Вы не погибаете отъ труда и всякій городской рабочій посмялся бы надъ легкостью вашей работы; но вы чахнете отъ нужды. Здсь дти такія же больныя, какъ въ рабочихъ кварталахъ. Я знаю, что вамъ платятъ, что вы дите. Церковь платитъ своимъ служителямъ столько же, сколько платила во времена господства вры, когда народы готовы были сооружать церкви только для спасенія души, довольствуясь кускомъ хлба и благословеніемъ епископа. И въ то время, какъ вы, живыя существа, нуждающіяся въ пищ, жалко питаетесь картофелемъ и хлбомъ, внизу деревянныя статуи покрываются жемчугомъ и золотомъ, съ безсмысленной роскошью, и вы даже не спрашиваете себя, почему статуи такъ богаты въ то время, какъ вы живете въ нужд…