Сергей Четверухин - Жи-Ши

– Она тебе рассказывала эту историю? – кажется, он искренне удивлен. – На самом деле все было наоборот. Это я попросил ее под благовидным предлогом их… так называемой литерной игры донести до сознания Белки историю ее семьи. Хотя бы в таком виде… Потому что меня она с подобными рассказами просто высмеяла бы.

– И поделом! Считайте, что я поступаю так же!

– Твое право! Если бы люди не имели привычки высмеивать истину, мудрецов и провидцев вокруг нас развелось бы слишком много. Раньше Посвященные сильно опасались, что Знание может обесцениться, поэтому старались пресекать появление правдивых сказок, легенд, поэм. Даже убивали некоторых поэтов… Но скоро они успокоились. Потому что люди смеялись над истиной, считая ее сказочным вымыслом, беллетристикой, литературной болтовней, не более. А тех, которые не смеялись, по счастью, оказалось немного…

– Ну и что же вы не поделили с тем самым Гвидо, с которым ваши семьи якобы связывают столетия прочных отношений? – Не так-то легко заставить меня отказаться от скепсиса. Посмотрим, как он будет втирать эту сказочную версию следствию, когда я разоблачу его!

– Все очень просто. Я продолжал заниматься работой своих предков – стеречь Белку. В каждом поколении нашего рода была своя Белка. За сотни лет мы занимались принцессами, оперными примадоннами, ясновидящими, писательницами… Предки Гвидо осуществляли… так сказать, менеджмент проекта, ответственностью моих была охрана.

А мы с Гвидо в нашем поколении вообразили Белку эдакой поп-дивой, певицей, кумиром миллионов… Уверен, Гвидо разыскал бы ее сам, он хороший продюсер, исторически это его привилегия… Но моя племянница… Она пела, у нее была харизма, энергия, талант и даже… выдающиеся зубы! Я был против. Но именно последнее качество – зубы! – Гвидо трактовал, как Особый Знак, игнорировать который мы не имели права. Он уговорил меня отдать ему Леру.

– И вы… родную племянницу…

– Не понимаю твою ершистость. В наше время родственники платят продюсерам огромные деньги, только бы пристроить отпрыска на любой захудалый конвейер шоу-бизнеса. А у нас сложилась почти идеальная ситуация… Лерочка всегда мечтала о сцене. А в этом бизнесе продюсера лучше Гвидо, как ты сам знаешь, не было… Только вот…

– Что «только вот»?

– Только вот я понимал, когда мы подписывали контракт, что если бы на ее месте была другая девчонка, я защищал бы ее только в интересах Гвидо и нашего общего дела… А поскольку Белкой стала моя Лера… Конфликт! Я чувствовал, что если вдруг сложится ситуация и… придется защищать ее от Гвидо, то между чувством и долгом я не смогу выбрать долг.

– А при чем тут Слава?

– Гвидо долго убеждал меня, что Слава губит Леру. Образ жизни, наркотики, разрушительное мировоззрение. Мне и самому не нравился этот самовлюбленный самец! Я начал замечать перемены в ней. Не к лучшему. А в последние недели Гвидо убедительно доказывал мне, что этот Слава одержим суицидом, планирует громкое самоубийство в духе писателя Мисимы и втягивает в это мою девочку… Я не имел права ждать.

– А как вы… сделали?

– Проще простого. Я уже говорил, что могу с места прыгать выше, чем на два метра, могу без помощи и страховки взобраться по гладкой стене на любую высоту, я многое умею. Так что сбросить его с балкона было для меня парой пустяков. Гораздо проще, чем несколько часов ждать на крыше, пока он выйдет. В принципе я мог убить его голыми руками в любом месте в любое время. Я всегда был рядом. Такая у меня работа.

– А Гвидо? Зачем же нужно было убивать Гвидо?

– Тут все еще проще. Я говорил, что Гвидо, как и его предки, в нашем деле был главным управляющим проекта. Естественно, он привык все полностью контролировать и принимать единоличные решения. Но в этот раз Белкой была моя племянница… Иногда у нас с ним возникали разногласия… правда, по мелким вопросам. Непринципиальным… Я чувствовал, что его тяготит необходимость советоваться со мной и даже согласовывать некоторые моменты. Как прирожденный самодержец, он воспользовался ситуацией со Славой и начал шантажировать меня, чтобы полностью избавить Леру от моего влияния… Мои опасения подтвердились, при выборе между чувством и долгом я выбрал чувство. – Он смотрит на часы и снимает со спинки стула заплечный рюкзак. – Кстати, я кое-что брал у тебя… возвращаю, – он протягивает мне Лейлу, – извини за физические неудобства, ты оказался умнее, чем я думал. Теперь ты все знаешь. А мне пора.

С этими словами он встает, перебрасывает рюкзак через плечо и, не глядя на меня, быстрым шагом выходит из кафе.

– Стойте! Куда вы?! А как же Белка?! Ее же осудят! Помогите! Милиция!

Я бросаюсь за ним, по пути размахивая руками, чтобы привлечь внимание. Он ускоряет шаг, переходит на бег. Пара сонных милиционеров присоединяется к погоне.

– Это убийца! Его нужно задержать! – я даже не понимаю, за кем они гонятся, – за ним или за мной?

Конечно, он все рассчитал. Когда мы, запыхавшись, выскочили на перрон, то увидели вдалеке хвост набирающего скорость поезда. За поездом по шпалам бежал Белкин дядя. Несколько секунд, и он вцепился в поручни последнего вагона. Вильнув хвостом, поезд скрылся за поворотом. А мне даже нечего было сказать милиционерам…

Вернувшись домой, я обнаружил, что дядя все-таки не врал. Ему действительно дорога его племянница. На хард-диске Лейлы был записан видеофайл с признанием. Антон Афонович объяснял все спокойно и подробно. Так же, как и мне, час назад на вокзале. Он рассказал, как убил Славу и как убил Гвидо. Только ответа на вопрос «почему» он не дал. И еще в конце, пристально глядя в объектив, пообещал, что никто и никогда его не поймает, потому что он должен найти себе сына, наследника, чтобы продолжить род Стражей Белки…

А спустя полчаса после просмотра видеофайла, я выяснил, что Белка – вовсе не Белка. То есть та Белка, с которой позавчера мы любили друг друга в этой квартире, которую я здесь фотографировал и целовал, – совсем не тот человек, в которого я влюбился два года назад. Совсем не тот…

Согласна… Это уже не человек. Параноид-андроид. Остервеневшая маньячка! Трясущийся мешок костей с одним-единственным желанием, которое заслонило собой небо, превратилось в навязчивую манию, а значит, из разряда намерений выпало в осадок неосуществимых фантомов… Зачем я храню эту фоту? Давай порвем! Вот. Выброси в урну…

Паранойя! Слово, которое объясняет все! У тебя была когда-нибудь настоящая паранойя? Не помнишь? Счастливый… А в Москве это – самое актуальное словечко. Щедрый бонус нервозного мегаполиса. Я перестала есть и разговаривать. Я бросалась на людей, готовая их покусать. Я падала в обмороки и вызывала подозрения в наркомании. Я даже туалет посещала раз в три дня… Бр-р-р! Меня и сейчас трясет, когда вспоминаю эти месяцы! Начинала прекрасной сукой, а превратилась в банальную стерву.