Александр Силаев - Рассказы

К его удивлению, увядший коммунар отказался.

— Это у вас отсталые взгляды, консервативное воспитание, — говорил ему продвинутый спец.

Бедняга слушал его, устало качал головушкой и без устали улыбался.

— Не за то мои деды языком чесали на партактиве, чтоб я трансполитом был, — отбивал он рьяные уговоры.

Новая жизнь начались в ту минуту, когда Влад захлопнул тяжелую железную дверь. Это была дверь его квартиры, не большой и не маленькой, трехкомнатной, в центре города, а если быть честным — то вовсе и не его квартиры, а родительской, где жил он, еще школьник, но уже и десятиклассник.

Он повращал ключами в замочных скважинах, дверь закрылась. Он устремился вниз, без матов и свистов, вежливо и культурно — отличник все-таки, не шпана. Этажом ниже стояли трое соседей и какой-то незнакомый мужик. Один из них хвастался:

— А у нас зарплата маленькая.

— А у нас зато вовремя не платят…

Третий сосед вступил в разговор:

— А я позавчера кровать пропил, на полу теперь сплю.

— Ну и я могу пропить, подумаешь.

— Куда тебе! Зарплата маленькая, — передразнил соседа незнакомый. — А у меня вообще никакой.

— Ишь ты, бичара…

Все трое посмотрели на него с уважением.

Ну и ну, подумал Влад, сторонкой обходя троих мужиков, одновременно повредивших рассудок. Так и заразиться недалеко, скорей на улицу, скорее к майскому солнышку.

Во дворе отличник Влад увидел пацана Колю, этой весной откинувшегося с колонии. Сегодня он потупленно смотрел в землю, шаркал ботинком и вел себя не по-нашему.

— С добрым утром, молодой человек, — обратился Коля. — Не соблаговолите ли вы ответить на мою просьбу и милостиво предоставить мне заем в размере, скажем, одного доллара США?

— Зачем? — выдавил из себя Влад.

— Мне стыдно признаваться, но именно данной суммы не хватает мне для принятия внутрь излюбленного мной горячительного напитка.

— Так тебе на бухло? — понятливо догадался Влад. Коля покраснел и поморщился.

— В некоторой степени, да.

— Но почему доллар США?

— Собственно говоря, я имел ввиду рублевый эквивалент данной суммы. Если вас, конечно, не затруднит.

Серьезные очки, хилое здоровье и юный возраст обычно не мешали Владу оставаться принципиальным. То есть денег, например, не давать. (Ну если только наркоману с ножом — а так нет, особенно Коле…)

А сегодня дал. По-братски так, даже с улыбкой.

Коля рассыпался в благодарностях. Пришлось принять его искренние и нижайшие поклоны — сильно уж об этом просил. И расстались они, благородные юноши, как в море корабли: к магазину побежал Коля, в школу поспешил Влад.

Храм знаний был сегодня вызывающе неожидан. Над парадным входом, например, красовалось: «Учиться, бля, учиться и учиться. Пахан». А рядом плакатик помельче: так себе, агитационная ерунда, призыв заниматься онанизмом…

Уборщица, она же гардеробщица и сторожиха, молодая, до безумия привлекательная девушка лет двадцати пяти, в мини-юбке, прозрачной блузке, с падающими на плечи светлыми волосами… хватала в вестибюле за рукав испуганных потных восьмиклассников, слезно умоляя позволить ей заняться с ними любовью. Ну хоть быстро, хоть минет, хоть кому-нибудь! За это она сулила им деньги, причем немалые. Восьмиклассники с видом оскорбленного достоинства отнекивались и гордо шли дальше, храня себя в чистоте. А красавица, заламывая руки, безудержно рыдала, и шептала, и вопрошала, наверное, Господа Бога: что, неужели снова идти на улицу, снова стариков снимать? Влад ей сочувствовал, и даже хотел что-то предложить ошеломляющей девушке, но не предложил, конечно, а пошел прочь, раздавленный своей сентиментальностью, скромный, застенчивый, удивленный, но не подавленный еще полностью — увиденным, услышанным и близко к сердцу принятым. Так и шел, шел, шел, думая о страданиях дивной феи, так и дошел до класса, а там и первый урок через две минуты начался.

Учитель физики был сегодня взлохмаченный и в черных очках. Он гнул пальцы перед носом учеников и походя соблазнял хорошеньких учениц, не забывая между тем покуривать сигаретку. Запивал он свои лекции шампанским из стоящей на учительском столе здоровенной бутыли. Владу его поведение казалось интересным, хоть и немного странным: во-первых, он всех жутко ревновал и не позволял ученикам приближаться к девочке, за которой ухаживал; во-вторых, он был нетактичен, не угощая никого от широкой мужской души — так и скурил всю пачку один, так и вылакал всю бутылку. А как вылакал, так и бросил: «Ладно, поехали, урок все-таки». Вышел к доске и начал гнуть пальцы там.

— Конспектируйте, пацаны… Ручки в руки или линяйте отсюда, не вам, что ли, говорю, шконки дырявые? К телкам тоже относится, тут вам не халява, тут вам не бордель, здесь покруче — аудитория здесь, слыхали поди? Значит так… Эйнштейн был правильный пацан, хоть и физик, а ты записывай, курва, а не смотри на меня… Что, повторить? Он был физик. Ясно говорю — ФИЗИК. Усекли? Поехали дальше. Нормальные люди его не понимали и понимать не будут, потому что он Эйнштейн, а они петухи — куда им, по жизни траханым. Что, чушки, в облом лекция? Вы мне понтоваться-то бросьте, я и не таких опускал.

На задней парте кашлянули. Такое неуважение к нелегкому учительскому труду взбесило преподавателя.

— Вам что, занятие не по кайфу? Обломно сидеть, наверное?

Он неожиданно ткнул пальцем в мирно сидевшего за второй партой Влада.

— Вот тебе обломно, я вижу? Я знаю, ты не о физике сейчас думаешь. Я, правда, тоже не о ней думаю, но мне-то можно, я в авторитете, а ты? Кто ты? Лох в мире науки. Так вали из аудитории, понял? Или к доске, если в положенцы хочешь.

Влад родился отличником и поэтому выбрал поход к доске. Встал и неуверенно пошел на учителя.

— Все вы такие, — горестно вздохнул физик. — Ради оценки на все готовы, занудная пацанва.

В ответ на это Влад сказал, что масса равняется энергии, умноженной на квадрат скорости света. Преподаватель не спешил с оценкой. Он величаво забил косячок, приобнял стройную двоечницу и начал издеваться над Владом. Вопросики сочинял каверзные.

— В натуре, бля… волну-то не гони, скажи лучше, чем докажешь?

— В свое время Эйнштейн уже доказал, — неуверенно произнес лучший ученик класса.

— Эйнштейн дуба дал, так что не отмазывайся. Нормально хоть, что пахана знаешь. А еще кого из наших?

— Ньютона, Архимеда… Шреденгера знаю!

— Ну не грузи, не грузи. Вижу, что парень свой, на понт не возьмешь. Из нашей братвы, естественнонаучной. Садись, чего уж там, заработал пятерик.

Учитель долго хохотал над своей фразой, находя ее отчего-то двусмысленной и потому необычайно смешной. Отсмеялся минуты через полторы. Влад, не будь простак, тоже подхихикивал, и дохихикался — пятерик получил, и в положенцы попал, и зауважала его естественнонаучная кодла.