Огюстен Берроуз - Бегом с ножницами

— Спасибо, — сказала Натали.

Мы отошли от стола и встали возле двери. Почему-то такая позиция казалась предпочтительной — на случай, если бы нам внезапно пришлось спасаться бегством. Ведь неизвестно, кто был на другом конце провода.

Через несколько секунд появилась солидных размеров медсестра. Она двигалась походкой объездчика лошадей, руки ее казались плотными и сильными — настолько мускулистыми, что выглядели так, словно под кожу имплантировали батоны белого хлеба.

— Привет. Я Дорис. Чем могу помочь?

Натали снова соврала, что мы — студенты-музыканты из колледжей Смит и Амхерст и что для практики хотим выступить в их больнице.

Дорис отреагировала весьма практично:

— У нас даже концертного зала нет, — заметила она.

— Ну и что? — сразу нашлась Натали — Мы можем петь прямо в палате.

Я обрадовался, что она, оказывается, умеет говорить на профессиональном языке.

— У нас нет пианино, — продолжала Дорис.

Довольно было взглянуть вокруг, на холл обшарпанного здания, чтобы понять здесь недостает не только фортепиано, но и многого другого. Почему-то сомнение вызывал даже водопровод. В заведении практиковалось об-тирание губкой, и, наверное, дело было именно в отсутствии воды.

Натали кашлянула и улыбнулась:

— Прекрасно. Мы вполне можем петь «акапелла».

— Я что-то не знаю такой песни, — засомневалась Дорис.

— А это не песня; Это такой технический термин. Означает, что мы умеем петь безо всякого инструмента. Будут звучать только наши голоса, и все.

Дорис приняла красноречивую позу «руки в боки» и слегка склонила голову.

— Давайте-ка все еще раз уточним. Итак, вы хотите прийти сюда и выступить перед нашими пациентами — петь перед ними. Вам не нужны никакие музыкальные инструменты. Только вы вдвоем и только голоса, так?

Мы кивнули.

— И бесплатно?

Мы снова кивнули.

Дорис на мгновение задумалась, но что-то ее явно тревожило.

— А можно спросить, зачем вам это?

Я уже и сам начинал задавать себе этот вопрос.

—- Затем, что это прекрасная тренировка, — ни на секунду не замешкавшись, отчеканила Натали. — Нам нужно как можно больше опыта выступления на публике, перед живой аудиторией.

Дорис рассмеялась.

— Я уж не знаю, насколько живой окажется эта аудитория. Впрочем, если вам хочется прийти и спеть, то я не вижу причин для отказа.

Мы ушли, горя от нетерпения начать свой эксперимент, словно нас взяли выступать в «Шоу сегодня».

— Мы их поразим, — уверенно провозгласила Натали, пока мы устало тащились в гору.

— Боже, а что же мы будем петь? — поинтересовался я.

— Хороший вопрос.

Я перебрал в уме наш репертуар. «Стеклянное сердце» Блонди могло вызвать у кого-нибудь из слушателей неприятные воспоминания. «Достаточно — это достаточно» вполне бы могла сгодиться. Но для того чтобы эта песня зазвучала в полную силу, необходимы ударные. А кроме того, существовала опасность, что она подействует кому-нибудь на нервы и вызовет беспорядок. «Где-то» из «Вес-тсайдской истории»? Нет, нельзя. Это им сразу напомнит, что и они хотят жить где-то в другом месте.

— А как насчет «Ты зажигаешь мою жизнь»? — предложила Натали.

Вот это да! Сюрприз.

— Ты всерьез? — поинтересовался я.

— Почему бы и нет?

Эта песня требовала невероятного вокального мастерства.

— Ты что, считаешь, что мы с ней справимся?

Натали казалась преисполненной уверенности.

— Несомненно.

Так получилось, что мы с Натали исполнили песню «Ты зажигаешь мою жизнь» без фонограммы, вживую, перед чуткой и до крайности напичканной лекарствами аудиторией.

Мы явились в больницу через неделю. Дорис провела нас по замкнутому со всех сторон внутреннему дворику в большую просторную комнату с решетками на окнах и мебелью, которую не смог бы поколебать даже тайфун.

Некоторые из пациентов сидели свободно, кто, где хочет. Другие были привязаны к стульям; их охраняли трое санитаров. Всего в комнате находилось человек двадцать — двадцать пять: я еще ни разу в жизни не видел сразу столько несчастных, глубоко трагичных и потерянных душ.

В одно мгновение и сценическое волнение, и страх исчезли. Я чувствовал себя совершенно раскованно и свободно.

Дорис постаралась изо всех сил и, сдвинув полукругом стулья и кресла-каталки, соорудила для нас подобие сцены. Мы с Натали стали в центре этого полукругами я посмотрел на лица слушателей. Склоненные набок головы; открытые рты, из которых течет слюна; за-катившиеся глаза и кажущиеся неестественно длинными языки. Кто-то из слушателей постоянно раскачивался на стуле. Некоторые проявляли недовольство тем, что их привязали.

— ...твою мать, — грубо выругался отвратительный старик. Я с облегчением заметил, что как раз его-то и охраняет один из санитаров, поскольку его глаза смотрели не так туманно и бессмысленно, как глаза остальных пациентов. Грызло опасение, что он способен на буйную выходку.

— Нет-нет-нет. — Эти слова почти пропела женщина с самым волосатым лицом, какое я видел в жизни, не считая, конечно, собачьих. Даже лоб ее казался пушистым.

Неужели здесь не позволяют людям смотреть на себя в зеркало? Или душевнобольных лечат каким-то особенным лекарством, содержащим гормоны роста волос?

Натали откашлялась.

Я взглянул на нее и кивнул. Пора начинать.

Сначала, на нервной почве, наши голоса немного дрожали. Когда впервые выступаешь перед живой аудиторией, это обязательно происходит. Однако уже ко второму куплету мы полностью погрузились в творчество. Натали обладала действительно прекрасным голосом; он легко взлетел к перфорированному потолку и свободно парил там. Я закрыл глаза и пытался представить яркий свет софитов, погружающий нас в разноцветные волны. Видел перед собой притихших, благодарных слушателей, руками в дорогих кольцах прижимающих к глазам кружевные платки.

Именно поэтому жирный плевок так неприятно нас поразил.

— Сволочи! — произнес тот же безобразный старик. И опять злобно и грубо выругался. Теперь уже я видел, что он совершенно беззубый. Смачно откашлявшись, он плюнул прямо в нас.

Поскольку мы стояли очень близко друг к другу, он попал в лица нам обоим.

Мерзко было до жути.

И мы сделали единственное, что действительно могли сделать. Во всяком случае, это сделала Натали.

Она плюнула в ответ.

Я спал на белом ковре в комнате Натали, когда внезапно раздался громкий стук в дверь. Я подскочил и шлепнул Натали по свисающей с кровати волосатой ноге.

— Кто-то стучится.

— Натали, Огюстен, — прошептала Хоуп, —-откройте. Натали застонала и подняла голову. К щекам прилипли серьги с перьями.

— Который час? — Она протянула руку, пытаясь нащупать будильник, и сбросила на пол зажигалку.