Огюстен Берроуз - Бегом с ножницами

Наша жизнь представляла собой одну сплошную полосу несчастий, прерываемую лишь походами в рестораны быстрого питания да время от времени кризисами и любопытными происшествиями.

Тот факт, что рождественская елка спустя пять месяцев после Рождества все еще стоит в комнате, чрезвычайно беспокоил всех обитателей дома. Каждый из нас считал, что убрать ее должен кто-то другой — а именно Агнес.

Однако Агнес наотрез отказалась убирать елку.

— Я вам не рабыня, — кричала она снова и снова. Поправляла на комоде свечи, подметала ковры, периодически мыла кое-какую посуду, но не прикасалась к елке.

— Лично я не возражаю, если эта дурацкая елка теперь будет стоять здесь вечно, — заявила Натали, не отрывая глаз от экрана телевизора. — Я к ней уже привыкла. Даже хочу, чтобы она стояла вечно. Это послужит Агнес хорошим уроком.

Честно говоря, по мне тоже пусть бы елка стояла здесь вечно. Она вполне гармонировала с обстановкой в доме. В каком-то роде она была, как пыль. На поверхности вещей обычно собирается какое-то определенное количество пыли — не больше. Так и здесь. Дом представлял собой настолько странное зрелище, что елка казалась даже к месту. Кроме того, в моей жизни уже был эпизод с выбрасыванием елки.

Мне было десять лет. Всю зиму отец и мать кричали друг на друга. Брат ушел из дома и поселился с товарищами, членами своей рок-группы, поэтому я оказался с родителями один, словно в ловушке. На холодильнике висел рождественский календарь — тот, в котором каждый день надо открывать маленькую дверку, пока не дойдешь до главного дня, двадцать пятого декабря. Я любил сидеть в кухне на полу, открывать дверки и меч-тать о том, чтобы заползти в эти теплые, уютно мерцающие комнатки.

— Ты урод, сукин сын! — тем временем во все горло кричала мать. — Ты хочешь, чтобы я была как твоя мамаша? Так я тебе не мамаша! Ты просто в нее влюблен, из-вращенец!

— Господи Боже, Дейрдре, успокойся, пожалуйста. У тебя истерика.

— Никакая у меня не истерика! — кричала мать, совершенно впав в истерическое состояние.

Так продолжалось всю зиму. На перилах террасы росли снежные валики, а в доме становилось все темнее, потому что ветки сосен склонялись под тяжестью снега к окнам.

Отец проводил почти все свободное время внизу, в спальне. Пил. А мать направила свою энергию в маниакальное предпраздничное безумство.

Она постоянно ставила одну и ту же пластинку с одной и той же песней: «Нам нужно маленькое Рождество». Когда песня заканчивалась, мать ставила на диван миску с клюквой, из которой она нанизывала бусы для елки, и возвращала иглу в начало.

На обеденный стол из тикового дерева она водрузила красные и зеленые свечи, а в центре тарелки с орехами пекан из сада своего отца в Джорджии поставила норвежского щелкунчика. Из подвала вытащила швейную машинку «Зингер» и принялась шить рождественские чулки, ангелов и оленей — на елку.

Когда я предложил испечь что-нибудь, она смастерила четырнадцать противней всякой всячины.

Читала мне рождественские истории, перьевой ручкой нарисовала рождественскую открытку, а потом отдала ее распечатать, чтобы посылать родственникам и знакомым. Даже разрешила собаке спать днем на диване.

Эта внезапная и лихорадочная жизнерадостность передалась и мне. Меня охватило страстное желание украсить собственную комнату в рождественском духе. Особенно хотелось повторить оформление, виденное в торговом центре. Пока мать проявляла чудеса вкуса и изобретательности, я попросту наполнил комнату многочисленными гирляндами дешевых мерцающих огней. Они свисали с потолка, теснились на окне и стенах. Даже вокруг настольной лампы я в несколько рядов обернул безвкусную серебряную гирлянду; прикрепил такие же на книжную полку и зеркало. Карманные деньги я истратил на две большие мерцающие звезды, которые повесил с обеих сторон стенного шкафа. Казалось, меня внезапно поразил вирус дурного вкуса.

Мать настояла, чтобы мы купили самую большую елку, которую смогли найти. Елку пришлось спиливать, а потом ее тащили к машине двое крепких мужчин. Когда ее привязали на верхний багажник «аспена», машина заметно осела.

Дома елка почти достала до потолка высотой семнадцать футов, а в ширину оказалась почти до дивана.

Буквально за несколько часов мать ее полностью украсила. Глубоко среди веток повесила шары, разместила колокольчики с золотыми лентами. Здесь было абсолютно все, включая гирлянды из попкорна и клюквы, которые она собственноручно нанизала, пока смотрела «Джеф-ферсонов».

— Правда, очень празднично? — спросила мать, насквозь вспотев.

Я кивнул.

— Мы сделаем это Рождество совершенно особенным.

Даже если твой сукин сын папочка не в силах сделать ничего, кроме как поднять к губам стакан.

И мама начала подпевать Анжеле Лансбери — как она выбросит ветки падуба и елку еще до того, как настроение испортится и захочется наложить на себя руки. Или как там это пелось.

За два дня до Рождества домой вернулся брат. Он был по обыкновению угрюм и неразговорчив, а когда мать спросила, собирается ли он остаться на Рождество, что-то проворчал, а потом ответил, что не знает.

У меня тоже были свои сомнения. Хотя под елкой лежали уже десятки подарков, я как-то не заметил ничего, по форме напоминающего вожделенный альбом Тони Орландо «Завяжи вокруг дуба желтую ленту». Если я не получу эту пластинку, то незачем дальше жить на свете. Однако сколько бы я ни искал, под елкой не было ничего плоского и квадратного. Лежало много всяких мягких и пухлых вещей — свитеров, рубашек с пришитыми жилетками. Были широкие штаны, о которых я мечтал; может, даже пара туфель на платформе — но без этой пластинки Рождество мне вовсе не было нужно.

Матери, похоже, передалось мое настроение.

В тот вечер, когда отец поднялся наверх и сделал какое-то замечание относительно застрявших в ковре иголок, процессы в ее мозгу явно пошли в другую сторону.

—- Ну, если вы так настроены, — завопила она, врываясь в гостиную в развевающейся синей кофте, — то мы просто-напросто все отменим!

Ее физическая сила меня поразила. То, что двое крупных мужчин долго и упорно взгромождали на крышу машины, она смогла опрокинуть и разрушить всего лишь за несколько секунд.

Мишура, разбитые рождественские шары и гирлянды волочились по полу, в то время как мать тащила елку по гостиной, на веранду, а потом сбрасывала ее вниз.

Я никогда раньше не замечал в ней такой физической силы, и сцена произвела на меня большое впечатление.

Брат сморщился:

— Что это с ней?

Отец разозлился:

— Ваша мать просто ненормальная, вот что.

Мама ворвалась в дом и скинула иглу с пластинки. Потом склонилась над деревянным капитанским сундуком, в котором хранила свои записи. Нашла то, что искала, протерла пластинку, включила звук на всю катушку и поставила иглу: