Стив Айлетт - Атом

— На эти мысли тебе не нужно моё благословение, так зачем сообщать их мне?

— Что за херня? — грохочет Термидор.

— Не лезь! — кричит Атом.

Костяная ветвь выхлёстывается из середины ДеВорониза к пистолету — Атом в прыжке ногой бьёт по столику, защемляя им конечность. ДеВорониз отбрасывает лапу, с визгом раскрывается, сбрасывает оболочку и выстреливает ножки и хлыстовидные провода по углам комнаты. Глядя на тёмное брюшко с виляющими ложноножками и грудные обтекатели, собравшаяся толпа начинает кричать, как кричат дети. Лицо ДеВорониза раскрывает створки, чтобы выпустить влажный чёрный хоботок.

«Я тот, кто кричит громче всех», — думает Сэм «Сэм» Бликер и сматывается с остальными лакеями.

Оставшиеся в комнате Мэдисон, Джед и К смотрят, как Атом подбирает «62Ф» и пинает в сторону от себя сброшенное щупальце.

— Вот так, ДеВорониз. Чтобы подогнать камуфляж, тебе надо было определить, что считается нормальным, а ты сроду не умел.

ДеВорониз скрипит, шевеля усиками и подбираясь перед прыжком.

— Что ты такое?

— Профессионал блефа.

Атом стреляет — голова ДеВорониза отлетает, как артиллерийская гильза, оставляя разломанную, дымящуюся чашу. Тело обваливается, как перегруженная ве-шалка.

Остальные воют, сбегая вниз по лестнице, отпихивают друг друга в сторону и вырываются на улицу. Включается белый свет, завораживая их.

— Вы имеете право молчать, как могила, — кричит Шеф Блинк. Толпа летит вперёд, царапая по рукавам Блинка и выкрикивая печальные истории.

— Боди? — говорит Блинк. Мигалки полицейской машины сверкают, как угли ада.

Иногда ночами Блинк лежит без сна и размышляет, кого бы арестовать. Сегодня он почти удовлетворён. Эти идиоты сами приплыли в сети, как тунец. Чёрт, прямо как в сказке.

Может, ему на пасту положили дополнительный сыр, и едва ли не только что он видел во сне плато, расчерченное на классики, под голубоглазым небом. На каждой стороне горизонта стояла деревянная панель, как кафедра или скамья присяжных. Атом поднялся из усеянного звёздами центрального квадрата.

— Ты сегодня ласкал свой пистолет?

— Атом. Ты наверно шутишь.

— Ты получишь ясное описание моих мотивов, когда отцепишь от него мои холодные мёртвые пальцы.

Мэдисон вьётся вокруг него, как дым. Она поднимает лепной пистолетик-инъектор. Блинк хихикает.

— Это пистолет или аппликатор? Потом его накрывает, и сцена переключается на высокий план — за спиной Атома Светлопив возносится, как качающийся крейсер. — Тяжёлая штука. Из чего сделана?

— Тебе понравится, Генри, — дружелюбно говорит Атом. Он тянется назад, выдёргивает из города квадратный кирпич, отдаёт его Блинку. — Буквы закона.

Блинк смотрит на квадрат цвета слоновой кости с тиснёной буквой «К», обнаруживает, что тот раскрывается в книгу.

Они его не знают. Они позволяют, чтобы их понимание было вытеснено отвержением его ловкости, его колючего панциря. Самые жестокие создали столь плотную сеть шрамов, что уже сами не знали, на кого они нападают. В какое время люди были столь безрассудны со смыслом? Когда только чрезвычайно сильный может рисковать, проявляя доброту.

— Ну, и что всё это значит?

— Что ты никого не арестуешь в этом сне.

— С чего бы мне арестовывать кого-нибудь во сне?

— Именно.

— Ты прибрал к рукам мой кошмар, парень. Почему бы не пробежаться по воде, когда она рядом с тобой? Думаешь, мне это надо?

— Нет, — говорит Атом и резко взмахивает рукой в сторону горизонта Светлопива. — Тебе надо вот что. И это действительно печально.

— Пошли, Тэфф, — говорит Мэдди, — я проголодалась.

Светлопив начинает перемешиваться, размываться за их спинами. Атом замирает, когда они уже повернулись, чтобы уйти.

— Эй, Генри, поведенческие исследователи завели на меня дело?

— Феды может быть, со времён Падшей Улицы. Это вашингтонские ребята, Атом, они ничего не забывают.

— Да, пока они живы. Вашингтону осталось три года. Пентагону — пять. Светлопиву — десять. Тебе — десять, Генри. Отлично. А теперь просыпайся.

Звонок будильника — как сигаретный ожог.

— Ну что, Блоха, это ты украл то яблоко?

— Наверно, — бурчит Блоха, ему неуютно. Он баюкает багряный стакан «Чили Марс 96».

— Блоха, — говорит Мэдисон, сидя на уголке стола Атома, — эта зажигалка, которую ты мне продал, чуть на фиг не отрезала мне голову. И почему я теперь тебе не верю?

— Не знаю, я погряз в противоречиях, — говорит Блоха. — Слишком увлёкся популярностью. Сказал Спектру, что прополз по стене рядом с яблочной тележкой, используя уши как присоски.

— Но чтобы подняться, тебе надо оторвать одно ухо от поверхности, потом повернуть голову на сто восемьдесят градусов, чтобы прилепить другое, ты бы тут же упал.

— Именно это и сказал судья во время обращения к присяжным. Ладно, может, я не слишком хорошо всё продумал. Я забыл, что людей можно идентифицировать по отпечаткам ушей — копы проверили стену.

— И ничего не нашли? — спрашивает Атом.

— Нашли сотни отпечатков ушей, только моих там не было. Спектр сильно разозлился.

— Ну, копы напрашиваются на барбекю, Блоха. — Атом подносит Мэдди зажигалку. — Тебе не хватает веса, чтобы сдвинуть дверь купе. Так чего ты упёрся?

— Близняшки запустили мне пчелу в голову на тему, что я не правонар. Я хотел что-то доказать им. А выяснилось, что они уже уехали из города — отправились в Вашингтон.

— Их якобы преступление сильно ветвится, Блоха, — квантовая инновация. Ты не такой витой шрам. И с чего бы тебе им быть?

— Я думаю, Фиаско снова поднимет шум, — говорит Мэдисон. — Ладно, Тэфф, пошли на пляж.

Атом и Барбитур несут бак Джеда через приёмную. Настенная живопись от пола до потолка теперь стала зловещим зверинцем угрюмых пантер, муравьев, скорпионов, скелетов, мозгов, исходящих нитями, словно медуза-фрегат, бесцветных пчёл, гигантских кроликов и блаженствующих черепах. Складчатый коралл одёжных морей, мира и океана ниспадает сквозь скрученные волокна. Здесь есть сова с лицом всасывающего вентилятора, отец города, лежащий безжизненно, как раздавленный жук. Дети хлопают веками землетрясения. На всё это взирает ворон, допуская последствия, а где-то благоденствует ландшафт. Зелёные заливные луга. Моросящий дождь. Поле, пустившее побеги совершенно нового цвета, частью как у головы, частью как у сердца.

Китти сделала реконструкцию. Она возвратилась к Богу и масштабно поработала, последовав каждому совету. К концу редкие остатки её личности полностью погасли. В зеркале ничего не отражается.

Полчаса спустя десять тысяч долларов просто исчезают из счётной машины в Цепном Банке. Ещё через час в центральном логове охранник вдруг теряет сознание. Другой бросается на помощь и неожиданно обрушивается на пол. Кольцо с ключами соскальзывает с его пояса, плывёт к двери камеры и звякает по адресу — дверь распахивается.