Юрий Рытхэу - Конец вечного безмолвия

Он несколько раз моргнул, помотал головой — да, она писала!

— Ты что же это делаешь, сука!

Струков мигом забыл, зачем он пришел. И кто бы мог подумать? Дикарка! А может, она вовсе и не дикарка? Может, она тот самый Мандриков, которого они так тщетно ищут? Да нет, Мандриков вроде бы мужик, а это баба.

— Сволочуга! Грязная сука, ты что же это секреты списываешь?

Струков всегда казался Милюнэ человеком невысокого роста. А тут он с каждым выкриком увеличивался, вырастал, и ей казалось, что его голова где-то уже под потолком, рядом с висящей керосиновой лампой.

Он пытался расстегнуть кобуру дрожащими пальцами. Милюнэ знала, что там лежит маленькое ружьецо.

— Встань, подлая тварь! — заорал над самым ухом Струков, наставив револьвер.

Но Милюнэ не могла двинуться, не было сил. Она даже не чувствовала своих ног. Она медленно закрыла глаза. Сейчас раздастся выстрел, и она вознесется к зениту. Там, где живут «окровавленные», те, которых убили в бою.

— Встать, я тебе говорю! Почувствовала, как сильная рука встряхнула ее за ворот, и она встала. Встала на ноги и не поверила. Они дрожали, едва держали ее, но она стояла.

— Кто тебя послал сюда? Говори скорее!

— Никто, — прошептала она.

Ей показалось, что голова ее оторвалась и покатилась под распахнутый железный ящик. Но потом она снова ощутила ее на своих плечах и боль под левым глазом. Из носа закапала кровь.

— Говори, кто тебя послал? — продолжал орать Струков, тыча холодным револьвером в лицо, в зубы, в подбородок.

— Никто, я сама, — прошептала Милюнэ.

— Часовой! Кожура! — закричал Струков в раскрытую дверь.

Прибежал милиционер и стал в дверях.

— Ты что же, олух эдакий, на небо поглядываешь, а тут у тебя под носом большевики секретные бумаги списывают! — набросился на него Струков.

Милиционер смотрел на распухшее, окровавленное лицо Милюнэ и ничего не понимал.

— Беги к Громову, разбуди его!

Кожура, топоча валенками, выбежал из дома.

— Не хочешь говорить? Ну, это мы еще посмотрим, — зловеще произнес Струков.

Он схватил Милюнэ за рукав, вытащил из-за стола, поставил с другой стороны и сам занял место за столом в кресле.

Струков тяжело дышал. Он некоторое время молчал, разглядывая издали Милюнэ. Чертовщина какая-то. И зачем он только согласился сюда приехать? То это северное сияние, то дикарка, пишущая за столом. С ума сойдешь на этой Чукотке!

Тем временем Павловна и милиционер безуспешно пытались разбудить Громова. Но он в ответ только мотал и мотал головой.

— Скажите Струкову, что Громов спит, — ответила Павловна, выпроваживая милиционера.

Кожура побежал обратно в уездное правление.

Навстречу ему шли кладовщик продовольственного склада Безруков и охранник радиостанции Хваан.

— Чего бежишь, служивый? — спросил Безруков.

— Большевика пымали! — возбужденно сообщил милиционер. — Струков самолично схватил. Баба оказалась!

И он побежал дальше. Безруков резко повернулся:

— Хваан! Милюнэ схватили! Оповести всю группу. Немедленно! Беги к Волтеру, пусть передаст по цепочке.

Струков понимал, что, если он и дальше будет бить Милюнэ, он только ожесточит ее и она все равно ничего не скажет. Почему-то он вспом нил «конфиденциальный» разговор Громова с Треневым.

— Вот слушай, гадина! — Струков каждый раз прибавлял тангитанские ругательства. — Если ты добром не заговоришь, то тебя будут мучить… Понимаешь? Раскалят в печке шомпол — и к заднице твоей.

Она чувствовала, что качается, но старалась держаться, не падать.

Кто-то затопал по коридору, вошел в комнату.

— Ваше благородие! — Кожура тяжело дышал. — Господин Громов почивают и никак не могут прийти.

— Ах, черт! — Струков длинно выругался. — Ну, я тебя не выпущу отсюда, пока не расколешься, в тюрьме сгною! А то на холоде буду обливать, пока в ледяной столб не превратишься.

Струков вышел из-за стола, приблизился к Милюнэ и сильно ткнул стволом револьвера в зубы. Она почувствовала, как два передних зуба сломались и рот наполнился горячей соленой кровью.

— Ишшо больнее будет! — строго произнес Струков. — Последний раз спрашиваю — кто тебя сюда послал? Говори, грязная сука!

Почему он все время ее сукой называет? Вон сколько чукотских женщин носят это имя, и никто не думает, что это так плохо.

— Да заговоришь ты?!

Надо сказать ему, что никто не посылал. Но рот полон крови. Милюнэ сплюнула на пол, подумав, что потом трудно ей будет отмыть это кровавое пятно.

В коридоре снова послышался топот. На этот раз множество людей приближалось к двери. Это они идут, те, которые будут жечь ее.

Распахнулась дверь, холодом окатило со спины — наружную дверь оставили открытой,

— Руки вверх! Милюнэ вдруг увидела, как переменилось лицо Струкова.

— Оружие на стол!

Руки Струкова поползли вверх, и на стол с громким стуком упал револьвер.

Кто-то сзади обхватил Милюнэ, а она услышала родной, полный сострадания голос, который не чаяла больше никогда услышать:

— Машенька, милая, родная, да что он с тобой сделал, сволочь!

Безруков и Хваан постучали в дверь дома Громова.

Долго не открывали. Наконец появилась заспанная жена Громова.

Хваан проскользнул в комнату, за ним прошел Безруков.

— Пройдите сюда! — Хваан показал на кухню. Павловна испуганно повиновалась. Но отчетливо слышала все, что происходит в спальне,

— Спит, гад, — спокойно произнес Хваан. — Ну, мы сейчас его поднимем.

Хваан потер сначала уши Громову, пока они не загорелись огнем, потом начал хлопать по щекам, Громов открыл глаза.

— Встать! — негромко приказал Безруков.

Сознание медленно возвращалось в затуманенную вином голову. Что-это? Кто это смеет ему приказывать? В гневе Громов сел на кровати.

— Встать, я говорю! — повторил приказ Безруков. — Именем Советской республики, именем революционного комитета Чукотки вы арестованы!

— Сергей Евстафьевич? — спросил он растерянно.

— С вами говорит председатель ревкома Чукотки Михаил Мандриков!

Громов вмиг. протрезвел. Опоздали! Всего на один день опоздали. Вот он, оказывается, Мандриков, рядышком был, вместе плыли на пароходе "Томск".

— Одевайтесь, — приказал Мандриков.

— Как же, значит? — бормотал он. — Вы, господа, это зря… Приговорят к расстрелу вас. Мятеж… господа.

— Пошевеливайтесь, господин Громов! — поторопил Мандриков. — У нас нет времени ждать. Давайте быстрее.

Громов глянул на него, на второго и только теперь понял всю серьезность положения. Вот они — большевики. Это они взяли власть в центре России и продвигаются на Дальний Восток.

К наступлению ранних сумерек все было закончено. Арестованных препроводили в тюрьму, рассадили в две камеры.