Тибор Фишер - Классно быть Богом (Good to Be God)

Их нездоровая бледность выдает уроженцев студеных северных краев. Они похожи на беспробудных пьяниц в третьем поколении, которые сразу умрут, если выйдут на свежий воздух. Они здесь абсолютно не к месту, как две селедки на бархатном кресле.

– Мне, пожалуйста, минеральной воды, – кричу я бармену, который появился в пределах видимости. Он озадаченно смотрит и не понимает, что от него хотят.

– Стэн. Стэн! Стэн! У нас тут трус и слабак. У нас тут человек, который хочет… жить вечно.

– Нет, я просто хочу выпить стакан воды.

Стэн, я так думаю, сейчас бы просто обоссался от смеха, если бы не критическое обезвоживание проспиртованного организма.

– Нет, я знаю таких, как ты, – продолжает главный алконавт. Тот, который не Стэн. – Ты хочешь жить вечно. Мол, мое тело – мой храм, все дела. Ты – трус и слабак, которому хочется быть бессмертным. Пьешь минеральную водичку и грызешь сельдерей, будто кролик. Да ты и есть кролик! Трусливый кролик!

Бармен, видимо, не привыкший к подобным заказам, как-то уж слишком долго открывает бутылку с минеральной водой – причем, я уверен, что эта вода будет стоить явно дороже самого дорогого пива, – и ищет стакан. В другой ситуации я бы уже давно плюнул и ушел, но мне очень хочется пить.

– Кишка у тебя тонка пить бурбон. Да ты вообще не мужик! Настоящий мужик не боится пропустить стаканчик в честь Костлявой с косой. Вот нам со Стэном вообще все по фигу. Мы хотим пить, и пьем, и ничего не боимся. Потому что мы с ним мужики! И яйца у нас, как арбузы!

Стэн ржет, как простуженный конь. Чуть ли не падает со стула. Ему нужен ремень безопасности. Во избежание травм.

Бармен куда-то ушел. Очень неторопливо. Видимо, отправился на поиски стакана. Я всего лишь хочу выпить воды, за которую готов заплатить. Вот я, вот вода. Почему мы не можем незамедлительно воссоединиться? Хороший бармен все-таки должен обладать минимальным набором умений и навыков, необходимых для этой работы.

– Я знаю, что ты сейчас думаешь. Вот жалкий пьянчуга, который в жизни вообще ничего не видел, кроме донца бутылки. Наверняка он несчастлив в любви. И у него нет ни гроша. Вот он и пьет. От вечного недовольства. Пьет, потому что у него нет ни будущего, ни друзей. Никого, кто его выслушает и поймет. Кроме этой пиявки по имени Стэн, который давно уже пропил остатки мозгов.

– Ну… – У меня нет настроения вступать в беседу с философствующим пропойцей.

– Но ты неправ. Нет, неправ. Я доволен и счастлив. Зуб даю, я гораздо счастливее тебя. Я пью вовсе не потому, что у меня в жизни нет счастья. Не потому, что мне хочется забыться. Я пью потому, что мне нравится пить. Да, нравится! И если я прямо сегодня помру, мне плевать. Я помру, улыбаясь, потому что я счастлив. А ты – кролик, лакающий минералку, ты унылый несчастный и жалкий. Только и делаешь, что плачешься и дрожишь. У тебя на лице все написано.

Бармен все же вернулся после долгих и продолжительных поисков дольки лимона, и теперь наливает мне воду в стакан. Я сажусь за столик в углу, подальше от сладкой парочки алконавтов, причем сажусь к ним спиной, давая тем самым понять, что я не расположен к беседе.

– Думаешь, я неудачник… жалкий пьянчуга… мастер по невезению… сижу, хорохорюсь, утверждаю, что все у меня хорошо, хотя на самом-то деле все плохо, и жизнь у меня не сложилась, и вообще я вроде как и не живу, а существую… но я тебе вот что скажу, дружище… У меня все хорошо. Лучше и не бывает. И я скажу почему. Я, потому что, владелец этого заведения.

Стэн все-таки падает со стула. И не может подняться обратно.

– Я не вру. Правда, не вру. Это мой бар. Здесь все мое. Это вообще удивительная история. Хочешь услышать удивительную историю? Я сейчас расскажу. У меня был двоюродный брат.

Барри. Так вот, этот Барри всегда ходил грустный, с унылой мордой. Не было у него никакой радости в жизни. Он, кстати, не пил, но зато ненавидел меня. Потому что, в отличие от него, я всегда был доволен и счастлив. Меня это не парило… ну, его отношение… но меня донимали его замечания о том, что я много бухаю, и вообще ничего не делаю, и живу за счет своих женщин, которые покупают мне выпивку и вообще… в конце концов меня это достало. Потому что он слишком громко высказывался. Слишком громко и часто.

Стэн, расположившийся на полу, поднимает вверх руку с растопыренными пальцами. Типа “дай пять”.

– Барри не пил. Он вообще был положительный, много работал. Вкалывал от зари до зари, но счастливее от этого не становился. Он начинал с бедности, как и я. Но он был упорный, брался за любую работу… помощником официанта, младшим посудомойщиком… копил деньги на колледж. У него два диплома. Один – инженера-электрика, второй – что-то там по компьютерам. Кажется, по компьютерам. Но я точно не помню. Я не вникал, мне оно как-то без надобности. Потом он открыл свое дело, тоже что-то с компьютерами. Я даже не знаю, чем он там занимался. Мне опять же без надобности. Он как-то попробовал мне объяснить, но я не особенно слушал. Но дело пошло. Он очень даже неплохо поднялся. Не настолько, конечно, чтобы его рожу печатали на обложках журналов. По крайней мере таких журналов, которые стоит читать. Но денежки у него появились. А вот семью братец Барри так и не создал. Ни жены, ни детей. То ли от жадности, то ли был слишком занят своими делами, то ли ему это было вообще не надо… Да мне, собственно, все равно. Я к тому говорю, что у Барри не было никого из родных и близких. Никого, кроме меня.

И сама мысль о том, что если вдруг что случится, все его деньги достанутся мне, приводила его в тихий ужас. Потому что, хотя он ни капельки не сомневался, что мое беспробудное пьянство очень быстро загонит меня в могилу, и я отброшу копыта первым, у него все равно появлялись такие мысли… ну, что вдруг самолет разобьется… или что он отравится несвежими устрицами… одна трагическая случайность – и все деньги, нажитые тяжким трудом, достанутся старому алкашу, то есть мне. Он все грозился, что отпишет все выдрам. “Все мои деньги останутся выдрам, – так он мне говорил. Очень громко и очень часто. – Все до последнего цента”. Он собирался построить выдрарий… или как оно там называется… в общем, типа приюта для диких выдр с трудной судьбой. Он мне часто об этом рассказывал, хотя он меня ненавидел. Я бы вообще прекратил с ним общаться, но он сам мне звонил. Постоянно. В основном для того, чтобы рассказывать мне об этих страдалицах-выдрах. Он все ждал, когда я психану. Ну, по поводу выдр. Неужели старого алкаша не волнует судьба бедных зверюшек?! А мне было насрать. Я был доволен и счастлив, и меня вовсе не волновали какие-то драные выдры. А потом братец Барри подхватил какого-то редкого кишечного паразита. Видимо, от своих выдр. Про него даже писали статьи в медицинских журналах. Это была прямо сенсация! А потом Барри умер. Я даже погоревал… все-таки семья есть семья… и мне в общем-то нравилось, когда он звонил и рассказывал о выдрах, которые прошли трудную школу жизни на своих больных лапах. И тут выясняется, что с завещанием Барри есть одна небольшая проблема. Проблема в том, что все свои деньги брат заработал сам. И трясся над ними – страшное дело. Как я уже говорил, он начинал с глухой бедности и не любил тратить деньги. Он бы зубами достал десять центов из кучи говна. Я так думаю, он до конца тырил туалетную бумагу из гостиничных номеров. В общем выдрам хрен что досталось – зверики обломились, а я получил этот бар, где я сам себе постоянный клиент. Но я не хочу, чтобы ты думал, что вся эта радость досталась мне исключительно благодаря деньгам. Вот спроси меня, что бы я делал, если бы не получил эти деньги, а брат осчастливил бы пару десятков несчастных выдр.