Юрий Рытхеу - Время таяния снегов

Наконец Тэюттын пригласил ребят войти в школу. В длинной светлой комнате их построили в несколько рядов. Вошли учителя и встали перед рядами.

Среди учителей был и новый — недавно сошедший с парохода красивый молодой человек. Позади него стояла толстая старушка в черном платье.

Зоя Герасимовна сделала шаг вперед и сказала, что сейчас будет говорить новый директор — Василий Львович Беляев.

Василий Львович Беляев улыбнулся и вдруг заговорил по-чукотски. Это так поразило ребят, что сначала они не вдумывались в смысл того, о чем говорил директор. Ринтын с удивлением смотрел ему прямо в рот, откуда легко катились чукотские слова. Это было так непривычно, как если бы сам Ринтын заговорил по-русски.

— Мои маленькие друзья, — сказал Василий Львович, обращаясь к первогодкам, — сегодня впервые вы пришли в школу. Пройдет много лет, но в памяти каждого из вас останется сегодняшний день как день великой перемены в вашей жизни. Я надеюсь, что среди вас нет лентяев. Ведь каждый из вас мечтает стать настоящим охотником. Но чтобы стать им, вы это знаете, нужны терпение и упорство. Вез этого невозможна и охота за знаниями, которые очень нужны народу. Чукчи — народ талантливый. Загляните каждый в свою ярангу — и вы найдете там творения умелых рук. Посмотрите на сумку того мальчика, — он показал рукой на Ринтына. — Эту вещь мог сделать только настоящий художник. Долгое время таланты чукотского народа лежали под толстым слоем невежества, темноты и суеверия. Теперь для вашего народа и для вас наступила в жизни великая весна — время таяния снегов. Сойдет холодный, тяжелый снег, и свободно, как цветы в тундре, расцветут таланты вашего народа, еще краше, счастливее, полнее, как река, забурлит ваша жизнь для настоящего человеческого счастья!

Ринтын плохо слушал речь директора. Он смотрел на золотой зуб говорившего и был занят мучительным решением вопроса: каким образом вырос золотой зуб во рту директора? До его сознания дошли лишь последние слова о времени таяния снегов, о цветах в тундре и бурлящей реке. И еще он запомнил, что его бабушка — "настоящий художник"…

Затем Василий Львович кивнул головой Тэюттыну, и тот, готовый лопнуть от сознания важности порученного ему дела, поднял высоко над головой колокольчик и зазвонил изо всех сил. Бегом, толкая друг друга, разбежались ребята по классам, и лишь первоклассники, не знавшие, куда идти, остались на месте.

Василий Львович подвел молодого чукчу и сказал:

— Вот ваш учитель — Иван Иванович Татро.

Парами, держась за руки, ребята пошли вслед за Татро в светлый, просторный класс, выходивший окнами на лагуну. Расселись по партам. Ринтын оказался рядом с Петей.

Ринтын, не отрывая глаз, оглядывал с ног до головы учителя. Иван Иванович был не улакский. Но дело совсем не в этом. Раньше Ринтын думал, что учителем может быть только русский человек. А тут настоящий чукча. Выходит, что когда-нибудь и сам Ринтын сможет стать учителем!

Тем временем молодой учитель прокашлялся, переложил табачную жвачку из-за одной щеки за другую и вынул из кармана расческу и маленькое, меньше ладони, зеркальце. Послюнив расческу и поглядывая в зеркальце, он тщательно причесался и только после этого приступил к раздаче букварей.

На перемене первоклассники одни робко жались по углам, другие вовсе не выходили из класса, но к концу дня освоились и успели облазить всю школу. Целый день ребят не покидало чувство торжественности и приподнятости. Они улыбались только тогда, когда улыбался Татро, руки их неподвижно лежали на парте так, как показал им Татро. В классе царила такая тишина, что голос учителя из соседнего класса был ясно слышен. Вдруг в классе раздался плач. Это плакала Ватваль. Она уткнулась лицом в парту, и над ее ушами смешно торчали худые, костлявые плечи.

— Почему ты плачешь? Что с тобой? — спросил растерявшийся учитель.

Ватваль не отвечала, но плечи ее еще больше затряслись. Весь класс повернулся к ней лицом. Только теперь все заметили, что сидевшего рядом с ней Аккая нет.

— Аккая нет! — крикнул Петя.

— Если хочешь что-нибудь сказать, подними руку, — строго сказал Татро и подошел к плачущей.

Вдруг учитель засмеялся. Он сунул руку за парту, и оттуда показалось заспанное лицо Аккая. Должно быть, он не успел совсем проснуться и сонным голосом сказал:

— Я пришел первым.

Класс окончательно развеселился. До самого звонка ребята смеялись над Аккаем, который то и дело ронял со стуком свою голову на парту.

Проснувшись, жители Улака увидели, что лед подошел к берегу. Свежий ветер не унимался, и ледяная каша колыхалась — море дышало. Перестал работать стоявший на горе маяк, потух светлый луч, бродивший ночами по морю и показывавший дорогу проходящим судам.

От столба к столбу бегал с мотком проволоки монтер Тэнмав. Нацепив на ноги железные когти, он ловко взбирался на самую вершину столба. За ним гурьбой ходили добровольные помощники — ребята, и они были несказанно рады, когда монтер давал им подержать моток проволоки или круг липкой изоляционной ленты. Заканчивались последние приготовления, оставалось только сделать проводку в ярангах.

Почти всюду Тэнмава встречали приветливо, охотно позволяли сверлить стену, прибивать к внутренним перекладинам полога выключатели. Но приходилось иногда и уговаривать хозяев.

Особенно трудно пришлось Тэнмаву в яранге старухи Пээп. Дряхлая шаманка наотрез отказалась впустить монтера. Но упрямый Тэнмав не уходил. Он стоял в чоттагыне и громко, чтобы его слова прошли сквозь меховой полог, за которым сидела шаманка, говорил:

— Пээп, ты видела, как горит новый свет в домах полярной станции?

— Еще бы не видела! — отвечала из-за меховой занавески Пээп. — Хоть все и говорят, что Пээп слепая, но я еще хорошо вижу. Достаточно хорошо, чтобы отличить обман от правды.

— Почему же ты не хочешь, чтобы такой же свет был у тебя в яранге?

— Я тебя раньше считала понятливым человеком. Но меня ты не проведешь. У меня яранга, а не деревянный дом. И где это видано, чтобы ветер зажигал свет?

— А на полярной станции? — возразил Тэнмав.

— Вот уж кто слеп-то! Да разве ты не видел, что лампа там горит от машины? А она горячая. И не морочь ты голову старому человеку. Ищи других глупцов, их много теперь развелось!

— Дура старая! — выругался по-русски Тэнмав. — Ну смотри, будешь потом просить, ни за что тебе не проведу свет, хоть зови на помощь всех своих духов!

Дед Аккая, Мутчин, встретил монтера приветливо. Вот уже несколько лет старик не показывался на улицу, после того как он провалился в ледяную воду, а потом с трудом добирался в пургу до стойбища: у него отнялись ноги. Тэнмаву было приятно после разговора со старухой Пээп почувствовать такое теплое отношение. Он весело болтал со стариком, навешивая провод, прибивая изоляторы. Но когда Тэнмав стал ввертывать в патрон лампочку, старик вдруг нахмурился и спросил: