Ирвин Уэлш - Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work)

– Марта, ты глянешь новую редакцию?

– Обещаю сейчас же ее прочитать, если ты мне пообещаешь взбодриться и отпраздновать успех. Идет?

– Идет.

Слово я сдержал. Я пригласил двух друзей из Лос-Анджелеса – Бретта и Эвана – выпить в «Шато-Мармон». Совсем как в старые добрые времена, разве что теперь я был трезвенником. Ну и разношерстная у нас подобралась компания. Специалист по порносъемкам, мечтающий стать писателем и режиссером в стиле арт-хаус. Обычный лос-анджелесский парень, который жаждет заделаться актером, а работает барменом. И музыкант, который колесит по низкопробным забегаловкам, совсем как Пен, но надеется писать саундтреки к фильмам, притом такие, чтобы Манчини от зависти обоссался. Наша жизнь была полна ежедневных забот, а мы все воображали, как снимем собственные фильмы, рассматривали и отвергали кандидатуры всех, кто попадался нам на глаза: Киану, Кирстен, Вэл, Боб, Колин. Когда Бретт и Эван хорошенько набрались, я особенно остро почувствовал, что я тут – единственный идиот, который посасывает минералку. Мои друзья унеслись на другую планету, и я ощущал, как их недовольство вспенивает тихую поверхность вечера. Они с неприкрытой враждебностью принялись поносить чужой успех, а я весь вечер скучал и рта не раскрывал. Поэтому почувствовал благословенное облегчение, когда пришло время ссать в огонь и прекращать разборки. Я отвез приятелей по домам – в Вествуд и в Венис-Бич. В ушах звенели пьяные мечты и крушения надежд. Похоже, в жизни этих двоих мне отведена роль неизменного водителя. Иначе говоря, мне в их жизни не досталось вообще никакой роли.

На следующее утро перезвонила Марта. Богом клянусь, мы за последнюю неделю общались больше, чем за все пять лет совместной работы. Но когда она заговорила, я усомнился, кто из нас охвачен большим благоговением.

– Милый, поверить не могу, ты такое из «Шумихи» сотворил… Просто шедевр… Да какой там шедевр, это гениально!

Я ушам не поверил. Марта никогда не была склонна к преувеличениям. С другой стороны, я никогда и не выдавал ничего, что могло бы вызвать подобную реакцию.

– Я рад, что тебе понравилось…

– Понравилось? Настолько цельный сценарий… А Джулия… Да ее по сравнению с первым вариантом просто не узнать. Слушай, я отсылаю текст Дону Феннелу в Нью-Йорк с пометкой «очень срочно». Вот такие дела!

Я позвонил Пен, чтобы обрадовать новостями, и она решила взять отгул на несколько дней и прилететь в Лос-Анджелес. Тут я вконец развеселился. Каждую свободную минутку, которую мне удавалось урвать, мы проводили в Санта-Монике: занимались любовью, смотрели телевизор, ели пиццу и китайскую еду навынос, подставляли лица подсолнечные лучи и любовались на океан. Однажды днем мы бродили по пляжу, глядели, как серферы выделывают свои трюки, и так уж получилось, что в разговоре всплыло слово на букву «с». Не знаю, кто из нас первым завел шутливый разговор, но в итоге я спросил: «Ты выйдешь за меня замуж?». А она ответила: «Ну, естественно». Мы бродили по Санта-Монике, пока не нашли подходящее кольцо. Мы балдели от счастья, и даже то, что Пен пора было возвращаться в Феникс, не стирало дурацких улыбок с наших лиц.

Мы были на седьмом небе – строили планы или, скорее, писали сценарии счастливой жизни. Вот переедем в Лос-Анджелес, подыщем себе домик на берегу, Пен познакомится с моей родней, они будут рады свежей крови в семье. Жизнь была прекрасна. Потом позвонила Марта, попросила встретиться с ней за ужином. Не призналась, о чем пойдет речь, но говорила довольно взволнованно. Мы договорились встретиться в ресто-ранчике на улице Уилтшир, и впервые Марта пришла раньше меня. Довольная, как кошка, которая слопала целую миску сметаны.

– Даже не знаю, как сказать. Дону Феннелу настолько понравился твой сценарий, что он решил сам продюсировать «Шумиху». Он уверен, что деньги найдутся. Ты говорил, четыре с половиной миллиона долларов, так ведь?

Я был настолько уверен, что Марта водит меня за нос, что от таких «новостей» даже рот не разинул. В конце концов, кто такой Дон Феннел? Всего-навсего один из самых крутых продюсеров независимого кино в Америке. А может, и не «один из», а попросту самый крутой.

– Марта, не гони…

– Я ему сказала, что ты сам хотел бы быть режиссером, его это устраивает.

Примерно в этот момент я понял наконец, что она не шутит, и мне пришлось хорошенько взять себя в руки, чтобы не потребовать во весь голос водку или мартини. Марта указала на свой бокал «Дом-Периньон».

– Знаю, ты не пьешь, но я просто обязана. Дорогуша, Феннел в восторге от твоего резюме. Если снимешь фильм за четыре с половиной миллиона…

– Сниму, о чем речь!

– Тогда все в ажуре!

– Да как он может быть в восторге от моего резюме? Я только и снимал, что рекламные ролики и короткометражки, которые если и попадали на экран, тотолько на затраханных второсортных фестивалях. С ума сойти! Это невероятно.

– Говорю же тебе! В жизни не видела, чтобы Дон Феннел на сценарий такую стойку делал. Я ему говорю: «Мне это напоминает работы Хэлл идея». А он мне: «Где ты видела, чтобы Хэллидей так писал?»

Вот тут я чуть со стула не свалился! Мир сошел с ума! На целом складе Библий клянусь жизнью собственной матери, это лучшая неделя в моей жизни! Когда я вернулся в Санта-Монику, Пен уже собирала вещи. Я подпрыгнул и радостно рубанул рукой воздух – она вытаращила глаза. Я сгреб ее в охапку и мигом выложил все новости. Мы прыгали на кровати, дурачи-лись, а потом наши взгляды скрестились в первобытном понимании, и мы помогли друг другу освободиться от одежды.

После Пен села на кровати и закурила:

– Милый, а вот теперь мне и правда пора.

Клип собирались снимать два дня, но занял он все четыре. Все из-за вокалиста, который, как и большинство его собратьев по ремеслу, был мрачной, гадкой и эгоистичной задницей. Сначала он заявил, что не будет сниматься. Я объяснил ему, что не стоило ташиться из Лондона только для того, чтобы позагорать и поесть приличное суси, которое он, впрочем, не оценил. Потом ему приспичило нацепить идиотскую кожаную куртку с охотничьей шляпой и прыгать с кучкой моделей, выряженных под группу поддержки. Мои акции резко возросли в цене, и это придало мне храбрости, так что я припер к стенке менеджера группы, довольно приятного парня по имени Асад и заявил:

– Скажи этому англосаксу, что мы снимаем по-моему, или я пас.

К чести Асада надо заметить, что он так и передал. В итоге на собрании группы порешили считать меня главным. Гребаный вокалист, все остальные звали его Томми Воробей, сначала бесился, а потом резко переменился и остаток съемок бегал за мной по пятам, как собачонка, повторял, какой я клевый, и все звал надраться на пару. С этой своей назойливостью он мне подошел и объяснил, что моя подруга сегодня не выступает. Да и просто так не заходила.