Ганс-Гюнтер Хайден - Фальшивые друзья

Анна, я люблю тебя!

— Второе отделение — стройся! Равнение направо! Смирно! Вольно!

Звуки команд звонко резонировали, отражаясь от потолка. Команды отдавал я. Впервые. Как командир второго отделения второго взвода военных строителей 540-го саперного трубопроводного батальона. А взводным был у меня Винтерфельд. Опять этот Винтерфельд! Наверняка это он постарался заполучить меня под свое командование. Ведь он же говорил, что со временем я стану его заместителем.

Ну погоди, Винтерфельд! В конце концов я избавлюсь от тебя и твоих людей.

Мое отделение стояло передо мной, выстроившись по ранжиру. Почти все солдаты были старше меня, у некоторых дома остались семьи. На левом фланге возвышался великан Бройер, добродушный парень, работяга. За ним — Массман из Крефельда, подмастерье цеха, ответственный за склад строительной техники. Следующий — толстый Энтенер из Гуммерсбаха. Зиги Ринкес из Юлиха, с ним мы несколько раз ездили вместе домой, нам по пути. У Зиги двое детей. Далее — Шустер. Водитель Кёлер, инженер-измеритель, он тоже сначала записался на курсы унтер-офицеров, но потом элегантно смылся, сказавшись больным. Рядом с ним — Оффергельд, нервный малый. Бонгартц, каменщик из Кёльна, староста казармы. И наконец, коротышка Пфайфер, назначенный в роту совсем недавно.

У всех, кроме Пфайфера, были ефрейторские лычки на погонах. Кто знает, может, Пфайфер и оказался в выигрыше как рядовой — во всяком случае позже его не могли призвать на занятия резервистов.

Под ложечкой у меня ныло, когда я выполнял свои командирские обязанности, особенно на моей первой утренней поверке в качестве командира. Осмотрев своих ребят, я сказал:

— Шустер, выше голову! Что стоишь как мокрая курица?

Предстоял также контроль стрижек и причесок. Винтерфельд приказал, чтобы я вел учет замечаний. Десять фамилий появились у меня в блокноте после поверки. В числе записанных оказался и Шустер. Затем рядовые были отпущены, чтобы привести в порядок обмундирование и устранить отмеченные недостатки, а командиры отделений собрались у командира роты для обсуждения плана на день.

— Что касается причесок, унтер-офицер Крайес, — обратился ко мне лейтенант Винтерфельд, — прошу, чтобы завтра все были пострижены как следует. Да и сами вы могли бы показать солдатам пример. Ваша прическа тоже оставляет желать лучшего.

Так вот командир роты покритиковал командиров отделений, чтобы не умалять их авторитет в глазах рядовых, не подрывать дисциплину.

Итак, у меня появились две проблемы: собственная прическа и стрижка Шустера. А Шустер так гордился своей шевелюрой!

— Ефрейтор Шустер, — приказал я ему, — сегодня до 19.00 прошу явиться ко мне постриженным согласно уставу.

Приказ есть приказ, однако Шустер ответил:

— Крайес, что ты выпендриваешься? У меня прическа нормальная.

Мы решили проблему полюбовно. Я рассказал ему, что Винтерфельд и моей стрижкой недоволен, и мы договорились вместе поехать в парикмахерскую.

— Ну, старик, как твоя негритянская невеста в постели? — спросил меня Йорг.

— Придержи язык, а то получишь по зубам, — ответил я. — Кстати, откуда тебе известно…

— Уж если вы под ручку бродите по Альсвайлеру, вся деревня только об этом и говорит. Знаешь, что сказал молочник? «Раз Петер завел себе негритянку, значит, ему не хватает наших немецких девушек». Послушай, я думаю, ты совершаешь ошибку. Не стоило тебе связываться с негритянкой.

— Что ты болтаешь? — накинулся я на него. — Тебя совершенно не касается, с кем я гуляю. Могу завести себе хоть китайскую принцессу, если на то пошло.

— Ошибаешься, мой дорогой, ошибаешься. Ты нарушаешь закон чистоты расы. Думаешь, мы зря боремся за восстановление старых добрых порядков? А тебе взбрело в голову найти себе черную подружку-побрякушку.

Я схватил Йорга за ворот мундира:

— Возьми свои слова обратно, не то плохо будет!

— Отпусти, мне дышать нечем!

— Я нашел тот единственный вариант, которого мне не хватало, свинья ты поганая!

— Поосторожнее, старик. Я тоже имею право высказать свое мнение.

— Дрянь ты! Ты пытаешься меня шантажировать! Но заруби себе на носу: это не какая-нибудь интрижка. Мы с Анной хотим уехать за границу, чтобы избавиться от всех — и от тебя, и от таких, как ты!

— Отлично, дело твое. Можешь ехать куда хочешь, но сперва мы должны выполнить наш с тобой план. И никаких гвоздей. Отпусти меня.

Мне бы тогда быть побдительнее, не доверяться его словам. Сколько уже раз он подводил меня! И на кой черт я ему дался? Он просто хотел оказать на меня давление, на меня, слабовольного, хотя сам уже был у Винтерфельда на подозрении как слабак, опасающийся ответственности за действия, которые могут привести в тюрьму. «Знаешь, Петер, я всегда хотел бы бороться честно», — однажды сказал он мне. При чем тут честная борьба, Йорг, когда ты по отношению ко мне ведешь себя как провокатор? Все это одно лицемерие. Достаточно того, что тебе представляется правильной, честной и необходимой составной частью борьбы убийство вьетнамцев, живущих в общежитии для эмигрантов.

Ты и Анну убьешь, если она попадется тебе под руку, А потом будешь говорить, что сделал это для моей же пользы. Что ты, мол, выполнял поручение, что это необходимо для сохранения чистоты немецкой расы, для борьбы с коммунистами и тому подобное. Послушай, Йорг Мантлер, удирать нам с тобой придется вместе, поскольку мы вместе творили противозаконные дела, и ты еще нужен мне, чтобы я смог оправдаться. Но потом — концы врозь.

Привет тебе, Петер!

Ты, конечно, удивишься, получив это письмо. Но я тебя не забыл.

Знаешь, что самое интересное? Я тоже сижу в тюряге. Правда! Если у тебя дела обстоят и посложнее, чем у меня, то все же факт остается фактом: виновные гуляют на свободе, а мы с тобой сидим за решеткой. Тебя они обвиняют в убийстве, мне вменяется в вину то, что я участвовал в демонстрациях за мир, будучи в форме бундесвера. Друзья оказали мне отличную поддержку. Из 80 человек нашей роты 60 подписали заявление протеста против моего ареста.

Петер, старина, ты знаешь, как Радайн прореагировал на сообщение в газете «Актуэлле», когда один из наших товарищей открыто выразил свою солидарность с моими действиями? Он заявил, что реакция в бундесвере на то, что произошло, приблизила его к движению в защиту мира. Вчера вечером ребята из ОДС организовали демонстрацию перед казармой. Вот уж когда господам офицерам пришлось поплясать! Всех солдат распустили по казармам на час раньше. Здорово? Конечно, прибавилось тех, кто нам симпатизирует.

Петер, я рассказываю все о себе да о себе. А ведь твои дела куда хуже, чем мои. Но и в твою защиту кое-что удалось сделать. Мы обсудили обвинения, предъявленные тебе. Знаешь, сперва я растерялся, когда услышал твою историю и узнал о том, что тебя упекли в кутузку. Теперь я понимаю, почему ты меня все расспрашивал о поджоге в общежитии для иностранцев. И я был дураком, когда заявил, что всех этих типов и тех, кто имеет с ними дело, надо стричь под одну гребенку. Я же не знал всех обстоятельств твоей связи с ними. Извини, старик.