Павел Тетерский - Muto boyz

— Ну и что? Он разве давал кому-нибудь подписку о том, что обязуется поддерживать беседу с тобой в любое время дня и ночи в любом душевном состоянии?

— Да ничего, в общем-то, — пожал плечами Чикатило, закуривая сигарету. — Это к делу не относится. Просто я работать пошёл, вот что… Я решил работать. По-настоящему.

Я не понял, почему о такой банальности надо было говорить с таким лицом и с предисловиями. С предыдущей работы Чикатилу уволили чуть больше недели назад, да и вообще мы все подрабатывали где-нибудь, время от времени и за очень небольшие деньги. Видимо, Чикатиле слишком уж дало по шарам, если он заговорил о такой обыденной вещи столь надрывным и возмужавшим голосом.

За несколько дней до этой эпопеи с рекламными листовками имел место эпизод, когда мы пару часов проработали фотографами. У Чикатилы был допотопный «Зенит» с маленьким и куцым объективом «Индустар», а у меня — полупрофессиональная «Практика». Мы позвонили по объявлению в газете, и с нами договорились о встрече, почему-то в метро. Какая-то крашеная алкоголичка дала нам восемь фотоплёнок и объяснила суть работы: ходите по Москве и фотографируйте солдат. Денег с них не берите (она говорила об этом так, как будто с солдата вообще можно взять деньги), а спрашивайте адреса родителей. Мы с ними спишемся, а уж они-то за фотографию любимого сынка в форме такие деньги отвалят! Оплата сдельная.

Мы взяли фотоплёнки и пошли в институт, чтобы покурить там ганджубаса. Нам здесь не светило ни рубля, ни самой паршивой завалящей копеечки. Такую схему в девяносто третьем году пытался создать каждый первый Лёха из Улан-Удэ, возомнивший себя финансовым гением (а они все начинали считать себя гениями, продав раз на рынке бутылку водки по спекулятивной цене). Идея была понятна: нанимаются дураки с собственными фотоаппаратами, ходят по городу, снимают служивых и переписывают их адреса.

Потом по этим адресам приходят эпистолы с красивым вензелем от ООО «Улан-Удэ ЛТД» (или, ещё лучше, «Улан-Удэ+») с просьбой выслать деньги за фото сына… ну и так далее. Аля Серёга Мавроди, только с гораздо меньшим размахом. Большинство солдатских предков ни хера, конечно же, не пошлют, но десять процентов простодушных печальных лохов сделают своё дело, и Лёха улетит на модный Кипр, оставив крашеной мадам денег на три ящика пива. Дураки с фотиками остаются при этом с честно заработанными негативами солдатни, которые можно отпечатать на фотоувеличителе «Дон» и показывать в затянувшихся паузах на светских раутах — прокашлявшись: эээ… не желаете ли посмотреть мою коллекцию солдат, господа…

Мы, конечно, поджали эти фотоплёнки — из всего нужно уметь извлекать выгоду, пусть даже минимальную. Но мы сделали и хорошее дело. Из какого-то странного и самим нам непонятного принципа мы всё же поймали на улице одного-единственного солдата и зачем-то сфотографировали его, спросив адрес родителей. И выслали по нему фотки совершенно бесплатно, на халяву. Фамилия родителей солдата была идиотская: Объедковы.

Это была типичная история, которая — в более или менее удачных вариантах — случалась с нами постоянно. Так что тем словам Чикатилы я не удивился. Я вообще не удивлялся его словам и всему тому, что происходило с ним или с теми, кто находился рядом. Чик был как бацилла-инфлюэнца или как главный герой фильма «Омен»: со всеми, кто находился рядом с ним, что-нибудь обязательно происходило.

Я развёл руками:

— Ути. Мля.

Мне было хорошо, меня пёрло, да и вообще — а как ещё я мог отреагировать?

— Нет, ты не понял, — сказал Чикатило, сделав на слове «понял» какое-то гипертрофированное, никому не нужное и излишнее ударение. — Пора начинать делать карьеру. Карьера никоим образом не может помешать красивой жизни красивого мужчины.

Конечно, блин, не может. Красивым мужчинам вообще ничего не может помешать, потому что у председателя их Всемирного Клуба нет никаких принципов. Но тем не менее я не верил своим ушам: Чикатило — самое беспринципное животное всех времён и народов, самый ушлый прыщ на теле вселенной, самый бритпоповский сержант современности — этот самый Чикатило оправдывался. В какой-то даже Юнгу неизвестной области моего мозга зажужжал зуммер и замигала кислотно-зелёная лампочка: я перекурил, пора пить пиво.

— Пора пить пиво, — перевёл я эту морзянку, обращаясь к Чикатиле.

— Да, да, давай, — облегчённо-обречённо вздохнул он. Ничего у него не получилось.

Он думал, что я посмотрю на него ненавидяще, что я обмакну его мордой в грязь, что скажу, что он урод. А я говорил о пиве, потому что о чём ещё говорить, оно ведь тоже не мешает красивой жизни красивого мужчины. Мне было по фигу — вот в чём дело. Чикатило тогда накурил меня специально. Я понял, почему он вообще со мной тусовался со всеми его «KMFDM'aMH» и розовыми пуховиками, но понял позже. А тогда Чик хотел, чтобы я был его оппонентом, чтобы мой внутренний идиотический хиппизм взбунтовался против его внешнего идиотического цинизма, чтобы во мне найти последнюю защиту для цитадели его детских навязок. Но я оказался ещё глупее, чем он думал: мне было по фигу. По фигу бывает в двух случаях: когда уже всё проехали или когда ещё не знаешь, о чём идёт речь. Я не знал, о чём речь. Мне было девятнадцать лет от роду, это был девяносто третий год, и это была беззаботная конопляная осень, которую не могли испортить даже танки и опухшие рожи защитников Белого дома. А на остальное мне тогда было плевать.

ЗООПАРК: бибиревские кролики

ТРАНКВИЛИЗАТОР: Magic Mushrooms

Я плутал среди однотипных улиц то ли Ясенева, то ли Бибирева, то ли ещё какой-то глубокой пердяевки, в дебрях которой ютилось нужное мне низовое турагентство. Я кровь из носу должен был занести туда три загранпаспорта с фотографиями каких-то жирных людей.

Перед этим я объелся грибов. Их собрал Чикатило. В дивном лесу с берёзками, болотистыми кочками и призрачной листвой, через которую в глаз хуком бьёт осеннее солнце — именно так красиво и романтично мне тогда представлялся процесс сбора псилоцибина Чикатилой. В моём плеере играли «Sonic Youh», и меня мирно подглючивало, и мы должны были сегодня подрезать сто баксов, и я жил с девушкой, которая была старше меня на четыре года, и всё было хорошо.

Чикатило тогда усиленно подсаживал меня на правильную музыку. За какой-то месяц в моём плеере по очереди перебывало все то, что составляло на тот момент его фонотеку. Всех названий я не вспомню, ибо по-настоящему зацепило меня мало что, но кругозор расширился очень даже неслабо: теперь я мог поддерживать разговоры на продвинутых Чикатилиных тусовках. Не то чтобы это было для меня самоцелью, но, как говаривал иногда Лёня Свиридов, всяко — движ.