Чарльз Буковски - Вспышка молнии за горой (The Flash of Lightning Behind the Mountain)

Ненарушимых законов

Богов

И мира.

Нет зрелища

Печальней

И страшнее,

Чем человек,

Обладавший

Когда-то даром,

Что тщетно пытается

Творить

Волшебство

Для толпы.

А толпа-то – немилосердна.

Она

Только требует Милости!

The Road to Hell

Теперь мы должны выбирать весьма аккуратно

Любовников, воду, продукты питания,

Даже не видный нам воздух.

Осторожное нынче время!

Наши политики перебирают варианты уничтожения

Кучи разбросанных по всему свету бомб -

Поздновато немножко, конечно, – ведь если один дурак

Неизвестно где

Надавит на кнопку…

Мы испуганно тянемся ближе друг к другу -

Ищем пути возвращенья

В безопасность материнской утробы.

Но верно, мы слишком уж много дел натворили. Психушки

Давно переполнены, и сумасшествие их

Выплеснулось на улицы наши.

Некогда лидеры наши говорили разумно -

Теперь говорят невнятно,

Прерываются, продолжают, ищут нелепо

Порочных, фальшивых, безумных лозунгов,

Чтоб их речи и вправду звучали.

Вот такую цену мы платим: назад

Уже не вернуться, дороги вперед нет, мы,

Беспомощные, гвоздями прибиты

К миру,

Который

Создали сами.

Crucifixion

Джейн, что мертва уже тридцать один год,

Сроду бы не поверила,

Что однажды

Я напишу сценарий

О наших совместных пьянках,

А по сценарию этому

Снимут фильм,

И красавица кинозвезда станет

Играть ее роль.

Я так и слышу Джейн: «Красавица кинозвезда?

Да ладно тебе, ради Бога!»

Джейн, это шоу-бизнес, так что спи, родная, спокойно.

Ведь сколько б они ни пытались -

НЕ СМОГУТ они найти женщины,

Точь-в-точь на тебя похожей.

Я вот

Так и не смог.

Barfly

Мертвые сожаленья -

Как звезды морские, выброшенные прибоем.

Мы желаем от наших лидеров

Непременного тонкого обаянья, несомненной мудрости

доброй -

Но никак не безумья, по крайней мере -

Никак не безумья по полной.

Может, энергия просто исчезла из мира,

Может, отравлен не только воздух, отравлен и мозг наш,

Может, сам человеческий дух разбавлен до слабенького

раствора

Себя прежнего? Ведь нынче любой,

Кто явится более-менее в нужное время и в нужном месте,

Практически стопроцентно

Будет назван новым вождем-героем!

Все трудней и трудней – нет, блин, уже невозможно -

Любоваться и восхищаться теми, кого в наши дни

Считают великим.

Все они подозрительны.

Всем не хватает,

Похоже,

Благородства,

Оригинальности,

Честности,

Интеллекта,

А особо – того, что всего нужнее:

Обычного доброго сердца.

Просто кости и снова кости,

Белеющие не солнце.

Говорят, ничто не пропадает впустую?

Может, и так.

А может,

Пропало все.

Thoughts While Eating a Sandwich

Я письмо получил.

Писала она вот что:

Не собираюсь банально

Вкладывать фото,

Но не беспокойтесь -

У меня

ШИКАРНОЕ ТЕЛО,

Да и мордочка -

Очень даже.

По-любому, ваши книги

Приводят меня в восхищенье – правда,

Я стала читать их

Совсем недавно.

Понимаете,

Мне – всего восемнадцать, но я

Хотела бы стать

Вашим секретарем.

Типа вести хозяйство

И отвечать на звонки -

В таком вот разрезе.

С меня хватило б

Еды и крыши над головой -

Платить не надо,

И секса бы

Я не просила -

Ну, только если вы

Захотите сами…

Можете быть уверены -

Я немедленно

Выбросил

Это письмо

В мусорную корзину.

Nothing’s Free

Сандра звонила

Едва не каждую ночь.

«Что делаешь?»

«Ничего».

«В смысле, ты там

Пока что ОДИН?»

«Да».

«И что так?»

«Кому это надо!»

(Вешаю трубку.)

Неужто же им не понять,

Никак не понять,

Что иногда одиночество -

Прекрасней всего

На земле?

(Проходит несколько дней.

Ночью снова звонит телефон.)

«Ну, что – у тебя кто-то ЕСТЬ?»

«Нет».

«А почему не спросишь,

Есть ли кто-нибудь у меня?»

«Есть ли кто-нибудь у тебя?»

«В данный момент – нет, но сегодня

Я с Тимом встречалась».

«Тим – парень отличный. Привет

Ему от меня передай».

(Вешаю трубку.)

Я считал свои ночи

Весьма приятными,

Дни, кстати,

Тоже.

Я на машинке печатал и ржал

В голос,

И вновь заправлял бумагу,

И снова печатал.

Как-то ночью

Сидел я, печатал

И ржал в голос -

И вдруг

Услыхал,

Как высокие каблуки

Зацокали по дорожке.

Потом тишина настала,

Так что я отхлебнул

Из стакана

И немножко еще поработал.

А потом

Были грохот

И звон

Разбившегося стекла,

И по ковру

Моему

Покатился

Огромный камень.

Он докатился

Почти что

До места,

Где я сидел…

Я услышал

Высокие каблуки

Торопливо зацокали

Прочь от дома,

А потом

Был звук

Заводящегося мотора,

А потом

Машина

С ревом рванула с места

И унеслась.

Одно из стекол

Входной двери

Разбилось

В осколки…

Два дня спустя

Вновь позвонила Сандра.

«Ну, как дела?»

«Ничего».

«А почему

Ты не спросишь,

Как дела У МЕНЯ?»

«Ну, хорошо, ладно,

Так КАК ЖЕ

Дела у тебя?»

«ПОГАНЫЙ

СУКИН ТЫ СЫН!»

Она завизжала

И бросила трубку.

Что любопытно, -

В тот раз

Я и вправду

Был не один.

«Кто это был?» – Спросила она.

«Так,

Голос из прошлого». «о, отлично,

Так, может,

Вернемся

К нашему интервью?

Что составляет

Предмет вдохновения

Вашей поэзии?»

«Хороший трах».

«что?»

«хороший трах», -

Повторил я погромче,

Встал

и добавил коктейля

В ее бокал.

What Bothers tnem Most

Отец мой любил мечтать,

Как однажды разбогатеет.

Голосовал он всегда за республиканцев

И говорил,

Что, если я день за днем

Стану усердно трудиться,

То буду

Достойно вознагражден.

Должен заметить,

Когда отец ПОЛУЧАЛ работу,

То работал усердно,

Работал настолько тяжко,

Что никто не мог с ним сравниться.

«Да что с этим мужиком?

Свихнулся он, что ли?»

Отец мой был сильно потливым,

Краснолицым,

Большим

И сердитым.

Казалось,

Чем он сильней старался,

Тем бедней и бедней

Становился.

Давление у него

Становилось все выше,

Сердце

Билось неровно.

Курил он «Кэмел»

Или «Пэлл-Мэлл»,

И пачки полупустые

Валялись везде, где придется.

В восемь вечера

Спать он ложился,

Вставал в пять утра,

И частенько орал

И избивал жену

И сынишку.

Он умер еще молодым.