Лидия Раевская - Мама Стифлера

— Хуй тебе, Юля, а не ботфорты. А варенья я возьму. И даже три баночки. Я ж это заслужила. И четвёртую мы прям щас и откроем. И вкусим клубники душистой. Катька, вставай, отметим твоё чудесное спасение.

Через пять минут три столовых ложки со звоном воткнулись в пятилитровую банку клубничного варенья…

— Ну и?

— А нихуя?

— А хуле так?

— А в душе не ебу..

Я посмотрела на Алексаняна. Судя по честным глазам — он не врал.

А если судить по волосам в Алексаняновских ноздрях — не врал ни разу даже. Ибо, когда Алекс безбожно песдил, у него козявки из носа сыпались. Вот крест на пузе — не вру!!

Ну, не то, чтобы они лавиной из него пёрли, но хоть одна козявка — да вывалицца невзначай. И тут уж каждому понятно — песдит. Песдит, жопа волосатая!

Тогда Алекс плотно сидел на винте. И с завидной регулярностью его посещали различные видения. Иногда свои видения он зарисовывал *а художник из Алекса как из меня тётя Ася*, и все с благоговением и страхом рассматривали непонятное нечто, с надписью «Да здравствуют двужопые жывотные!» и «Третий почёс. Амвон.»

А иногда он свои видения описывал на словах. К сожалению, не тем людям.

Потому что как-то Алекс увидел 12 апостолов, гуляющих по его дверному косяку, и, когда один из них подошёл к Алексу, сел на его волосатую грудь, и посмотрел в небритое Алексаняновское лицо своими добрыми жёлтыми глазами, и сказал: «Грешен ты, мой армянский сын. Очень грешен. Третьего дня ты предался бесовскому искушению, и наелся препаратов лекарственных, отчего тебя тошнило нехуйственно, и снова ты видел Великого Гамми. А это богомерзко, и караецца строго. Так что, поднимай немедленно туловище своё кривое, да явись под светлы очи отца Харитона, что заведует приходом сельским на Олонецкой улице, в отделении полицейском..» — Алекс незамедлительно рванул по указанному добрым апостолом адресу, и сбивчиво рассказал оперуполномоченному Кравцову про желание Бога и наместника его.

..Когда через 2 месяца похудевший Алекс вернулся из Семнадцатой больницы, видения у него почти прекратились.

До позавчерашнего дня.

Позавчера Алексу было видение, что бакс подорожает в несколько раз.

На дворе стоял август 1998 года, а на календаре было 16 число..

Нервно почёсывая пах, Алекс, оглядываясь по сторонам, тихо шептал мне на ухо:

— Слышь, Лидос, беспесды говорю: завтра бакс будет тридцатку стоить. Ага. Это сегодня он по 6 рублей, а завтра песдец буит. Мне Гамми сказал. Знаю, ты не любишь Гамми. Я тоже его терпеть не могу, у него рожа паскудная, и пьёт он много… Но вот щас, чую, не песдил он… Чё говорю-то: бабки есть? Пайди ща баксы купи… Купи!

Купи баксы! Купи баксы! Купи-купи-купи!

В башке это засело почему-то наглухо. Пока шла домой, в голове уже пели рэп три негроида: «Лида, давай, баксы покупай! Иоу!»

Ясен хуй, купила 3 тыщи баксов. На все бабки, что нашла у мужа в шкафу.

Писдоф я получить не успела, потому что наступило утро 17 августа, а вместе с ним и дефолт.

Потыкав в кнопки телевизора, и узрев по всем каналам ниибические очереди в обменники — я стартанула к Алексу. И состоялся у нас продуктивный диалог, с которого начато повествование.

Стремясь увидеть добрые глаза Алексаняна с огромными зрачками, я в душе надеялась, что Алексу про дефолт рассказал нихуя не синий Гамми… И именно Алекс должен был мне ответить на вопрос: «Когда всё это кончится????»

Но Алекс был молчалив как аксакал, и только нервно чесал свои Фаберже.

Он не знал.

Он и не мог ничего знать.

Потому что Алекса выгнали из школы ещё в седьмом классе за публичную токсикоманию.

Но во всём остальном Алекс являлся для электората незаменимым экспертом по житейским делам. А ещё Алексанян иногда впадал в нирвану, и провозглашал себя лекарем.

К нему тянулась череда друзей, страдающих похмельем, которых Алекс лечил с помощью силы от Гамми и люстрой Чижевского.

Вы видели люстру Чижевского? Знаменитую люстру Чижевского…

Нагромождение железок, весом под 30 килограмм?

Раньше сия роскошь присутствовала в каждой поликлинике любого российского города. Она ионизировала воздух, и излечивала астматиков.

Как подобный раритет оказался у Алекса — никто не знает. Равно как никто не знает откуда у него в туалете огромная рация, размером с чемодан, и большой каменный уличный цветник с ромашками на балконе…

И вот в череде страждущих исцеления появился Павел.

У Павла был флюс и большое недоверие к Алексаняновским способностям.

Но флюс мучил больше недоверия, и Павел рискнул..

— Ложись, болезный!! — прогремел голос Великого Алексаняна. — Ложись под Волшебную Исцеляющую Люстру Чижевского, и впусти в себя дух Гамми!!!

Павел лёг на пол, с опаской глядя на устрашающую конструкцию похожую на скелет инопланетянина-инвалида, и сложил руки на груди.

— Впусти! Впусти! ВПУСТИИИИИ! — завывал Гуру-Алекс, потрясая над Павлом кудлатой головой, и покрывая тело Павла свежей перхотью.

Павел сделал над собой усилие, и пукнул.

— Плохо!! Очень плохо, болезный! — опечалился Алекс, и добавил перхоти на сомкнутые веки пациента.

Ноздри Гуру раздулись, голые пальцы ног хаотично начали скрести грязный линолеум, руки он простёр над телом лежащего Павла..

И тут люстра оторвалась, и рухнула на пациента.

Наступила тишина. В которой тихо раздалось: «Пук».

И автор звука остался неизвестен…

Флюс у Павла прошёл. Потому что вместе с флюсом Паше перекроили потом в больнице всю челюсть. И недоверие к Алексу прошло. Потому что Паша забыл куда и зачем он пришёл, и почему он очнулся в больнице с лицом, похожим на фарш.

А вот Алексанян с тех пор потерял доверие болезных соседей и Великую Целебную Силу Гамми.

С горя Алексанян запил, и теперь его можно ежедневно встретить на лавочке, у своего подъезда, где он сидит в окружении малолетних потаскух, которые восхищённо слушают его истории про Великого Гамми, а потом отдаются ему в канаве за детской площадкой.

Ибо на каждый товар всегда найдётся свой купец.

Воистину.

27-05-2008

В моей жызни наступила сукабля чорная полоса. Чорная как труп негра, который утонул в гудроне. Чернее шахтёрских ног даже. Чорная как сам пиздец.

Эта страшная история началась в позапрошлую пятницу. Началась внезапно как понос.

У меня разболелся зуб. Разболелся некстати, и по-фашистски без предупреждения. Разболелся в тот момент, когда я вкушала крепкие алкогольные напитки вдали от дома, и в компании друзей. Что может быть хуже? Хуже может быть только продолжение этой истории.

Поскуливая и повизгивая, я добралась до дома, и там выкушала весь запас обезболивающих пилюль. В дико огромном количестве, патамушта сил терпеть уже не было. Думаете, полегчало? Хуй там было. Ни шыша.