Элмер Мендоса - Любовник Дженис Джоплин

— Я не партизан, я рыбак!

— Матери своей расскажи, какой ты рыбак! Что за поручения давал тебе Грегорио Палафокс Валенсуэла?

— Клянусь вам, я рыбак, меня будут искать, скоро начнется путина!

— Ах так, значит, решил поупрямиться? На кладбищах полным-полно смельчаков вроде тебя, а путина, к твоему сведению, уже началась. — По его сигналу со стульев поднялись два специалиста, один очень толстый, а второй такой длинный, что годился в баскетболисты. — Я тебя предупреждал, — бросил он Давиду и обратился к приметной парочке: — Заставьте его говорить. Вернусь через пятнадцать минут. — По коридору Маскареньо перешел в маленькую кухню, там один за другим выпил два стакана молока. — Вот язва проклятая! — сказал он сам себе. — Придется обратиться к врачу, так некстати сейчас, самая работа!

Тем временем в комнате продолжался допрос.

— Так, значит, мальчик молчит? — елейным голосом произнес Толстяк. — Мальчик не хочет получить свою бутылочку?

— Сейчас захочет, — подхватил Длинный, угрожающе двигая рукоятками железяки, похожей на щипцы для колки орехов.

«Ты попал в неприятную переделку, — заметила Давиду его бессмертная часть. — Уноси отсюда ноги, пока не поздно!»

Давид решил сделать вид, что готов дать показания, но на его долю достались палачи, влюбленные в свою работу; истязая людей, они получали глубокое удовлетворение.

— Я хочу сознаться, позовите команданте!

— Ты немножко припозднился, дружок, команданте уже нет, зато у нас для тебя припасены капельница, перец, вода, огонь, кобыла, стрекало, — перечисляли оба, услужливо демонстрируя приспособления для выдирания ногтей и обрезания гениталий у тех, кто не отвечал на вопросы. Под пытками Давид согласился признать всех собак, которых на него вешали, — что он якобы долгие годы пособничал Чато, участвовал в каждой его вылазке, возглавлял группу специалистов-подрывников, а также многое другое, что взбрело на ум полицейским. Когда Маскареньо вернулся с кухоньки, допрос пошел как по маслу.

— В каких преступных акциях ты пособничал своему двоюродному брату?

— Во всех.

— Включая похищение Иригойена? — Да.

— Сколько еще преступлений совершено вами?

— Шестнадцать.

— Ты участвовал в столкновениях с полицией и армией? — Да.

— Сколько раз?

— Двадцать пять.

— Говори правду, каброн!

— Сто раз.

— Распространял подрывную пропаганду?

— Все время.

— Листовки ты сочинял? — Да.

— Сколько раз высказывался против мексиканского правительства и его законных органов?

— Много.

— Ты ставил перед собой задачу свергнуть нынешнее правительство и привести к власти коммунистическое?

— Да.

— В какой стране прошел подготовку?

— В Лос-Анджелесе.

— Не ври, каброн! На Кубе, в Корее, Китае, Албании или России?

— В России. — Все это время у Давида шла кровь носом, ртом и из раны на голове, на левой ноге сильно болел палец с оторванным ногтем.

— Кто владелец дома в Альтате?

— Чоло.

— Сантос Мохардин, он же Чоло?

— Да. (Кровотечение из носа мешало дышать.)

— Он тоже партизан?

— Нет, дом он получил в подарок от своего хозяина.

— Посмотрим, может, теперь он подарит его нам? Итак, ты являешься сообщником Грегорио Палафокса?

— Да.

— И Сандры Ромо?

— Да, и ее тоже.

Полицейский начал перечислять фамилии оппозиционных политиков, предпринимателей, представителей творческих профессий:

— Ты сотрудничал с Теофило Коронелем по кличке Медведь?

— Да.

— С Батманом Гуэмесом?

— Тоже.

— С Чино Мирандой и Йоландой Маркес?

— С обеими.

— Так я и думал. Твоя песенка спета, Ротозей! — удовлетворенно подытожил Маскареньо. — Франко, — приказал он своему помощнику, — пусть подмоют ему задницу, а потом покажи газетчикам, чтобы сфотографировали. Потом поезжай в Альтату и к моему приезду переверни всю деревню с ног на голову. Я скоро буду.

Назавтра газеты посвятили Давиду восемь колонок: «Опасный преступник Давид Валенсуэла Теран, он же Санди, он же Ротозей, арестован в результате блестящей операции подразделения спецназа „Драконы“ под командованием команданте Эдуардо Маскареньо. Во время перестрелки убиты: Грегорио Палафокс, он же Чато, он же команданте Фонсека; Сандра Ромо, она же Алехандра; Пиокинто Тапия, он же Пинчо, и еще один злодей, имя которого нр установлено». Давид на фото выглядел ужасно.

Сантос Мохардин приехал в Альтату под вечер, высадил из машины Педро Инфанте возле дома Клоутьера, а сам покатил к себе на виллу.

«Надо было назначить встречу с Санди в Авандаро на понедельник, — размышлял он. — Дон Серхио не любит, когда товар привозят домой».

Смеркалось. Чоло оставил машину на песчаной улице, зашел в дом, на кухне достал из холодильника бутылку пива и крикнул в темноту:

— Санди! — но ответа не последовало. Он расположился у бассейна под большим желтым зонтом и, отгоняя комаров, продолжал время от времени звать Давида с тем же результатом. Через несколько минут его терпение иссякло: — Надеюсь, этот каброн не смылся в Чакалу или Лос-Анджелес! А скорее всего сидит сейчас, наверное, со своими рыбаками в кооперативном кабаке! — Спустя еще полчаса он уже всерьез обеспокоился, сел в пикап, заехал сначала за Педро Инфанте, а затем направился к хозяйке «броненосца Потемкина» и единственной подруге Давида во всем порту — той, что на днях приходила на виллу и расспрашивала про него.

Ребека сообщила ему новость, от которой у Чоло похолодела душа.

— Ладно врать-то! Откуда ты знаешь, что это был Чато?

— Давид его так называл.

— И куда его повезли?

— Они не сказали.

— На катафалке?

— Нет, на кооперативном пикапе. Наверное, в Наволато.

Чоло не знал, куда девать груз, дон Серхио строго-настрого запретил оставлять его на вилле, но и вывозить уже нельзя; подъезжая к Альтате. он увидел два джипа с полицейскими.

— Послушай, выручи меня, я для Санди привез кое-что, позволь мне на время оставить это у тебя, заберу сразу, как только все прояснится!

— А что это?

— Сосновые семена — ты же знаешь, Давид всю жизнь прожил в сьерре, вот ему и хочется, чтобы везде росли сосны!

— Сумасшедший! — улыбнулась Ребека. — Ладно, сгружай!

— Куда, в твою комнату? Их много!

— Зачем, когда вон, свинарник есть!

— Да не бойся, мы о твоих секретах никому не расскажем, правда, Педро?

За платяным шкафом Ребеки выросла гора из восьмисот килограммов марихуаны. Кроме них, в доме никого не было: старик блаженствовал в «Гальере», а Ривера должен был прийти с минуты на минуту. Чоло поспешил распрощаться, чувствуя, как возбуждается, стоя рядом с Ребекой, — вот это запах! А Санди ни разу даже словом о ней не обмолвился. Наверняка трахает ее, а потому молчит, чтобы никто не догадался.