Элмер Мендоса - Любовник Дженис Джоплин

— Меня тут били все, кому не лень.

— А педикюр вам тоже здесь делали?

— Чего?

— Ноготь, говорю, здешние вырвали?

— А-а, да.

— И чего им от вас надо было? Даже с худшим из убийц так не обращаются, на моей памяти вы первый из наших, кого отделали по-крупному. Я бы посоветовал вам сейчас кушать побольше, восстанавливать силы, хорошо бы принимать за один присест тарелочку фасоли майокобы, добрый кусок жареного мяса, стручок горького перца, тортильяс, и тогда вы сразу поправитесь, обязательно, мамой клянусь! Послушайте, я вижу, вам до сих пор на нары залетать не доводилось? Так тем более надо силы копить! Здесь, брат, только успевай поворачиваться: у лысого последние волосы вырвут, а паралитика заставят по проволоке ходить, никогда не знаешь, откуда на тебя кирпич упадет. Я лично, когда прихожу сюда работать, сразу чувствую, что отовсюду меня подстерегают каброны и затеваются неприятности, а потому всегда наготове… — Он отвернул край своей рубашки навыпуск, и Давид увидел торчащую из-под ремня рукоятку пистолета.

«Сразу видно, этот парень не промах! — заметила карма. Пока Андрес рассуждал, Давид думал о Сидронио и убийстве отца. — Когда ты исполнишь дело чести, — подбадривал его внутренний голос, — твоя мать будет гордиться тобой!» Давид даже взопрел при мысли о предстоящей схватке; неторопливо вращающийся вентилятор почти не разгонял душный воздух в камере. «Ох, и трахался же где-то тут один пьяный вчера вечером!» — мысленно сказал он карме. «Постой-ка, ты не должен разговаривать со мной в таком тоне! Сосредоточься на возмездии — если твой враг находится здесь, то это не случайно, тебе не кажется? Очевидно, само провидение свело вас в этой тюрьме». Карма права, все будто нарочно совпало. Зачем Сидронио болтался у спортплощадки? Собирался убить кого-нибудь? У братьев Кастро черные сердца, им ничего не стоит нарушить договор, поэтому Давиду, вопреки советам кармы поторопиться, следовало тщательно спланировать отмщение. Тогда на ранчо Чоло пытался отговорить его: «Мне кажется, вы уже квиты, тебе больше не надо убивать Сидронио». Но Давид не мог согласиться с ним: отец дороже брата, отец — это центральная опора всей семьи. Сидронио должен умереть! «Я так хочу, хоть сделать это будет непросто». — «Но у нас получится, вот увидишь! Рапидо прав, тебе надо лучше питаться, отдыхать и набираться сил, именно поэтому для тебя здесь поставили холодильник, полный еды, перевели в удобную отдельную камеру и приставили телохранителя». Карма права, надо привести себя в порядок, избавиться от этой дрожи в руках и постоянных болей в спине. Давид плотно перекусил и завалился на кровать. Рапидо решил, что он уснул, и вышел из камеры. Давид открыл глаза и тихонько заплакал очищающими душу слезами. Ему вовсе не нравилось то, что предстояло сделать, но долг надо выполнять. «Можешь ты наконец выключить эту ужасную музыку?» — потребовала карма. Дженис Джоплин пела Оnе Night Stand.

Через восемь дней после перевода в отделение для уголовников Давиду разрешили свидания. Это было в воскресенье, а в пятницу Доротео П. Аранго предупредил его и Рапидо, что их навестит Чоло. Новость очень обрадовала Давида, который к тому времени уже ел с отменным аппетитом. Приятно осознавать, что ты не один, что у тебя есть близкие люди. Может быть, Чоло приедет со своей матерью и сестрами? Или с Ребекой? Впервые ему захотелось снова увидеть, как она танцует, а еще расчесать ее длинные вьющиеся волосы и услышать знакомое: «Ну что, мой песик?» Ведь они все-таки не закончили свой последний танец!

Большинство заключенных поджидали своих родственников неподалеку от лотка с напитками, у самой крайней проходной для посетителей. Хотя Давиду не терпелось поскорее увидеть близких людей, Рапидо не разрешил ему выходить им навстречу и велел оставаться в бараке.

— Это небезопасно, шеф, да и не дело показываться вам в толпе подонков.

Заключенные и их гости суетливо и шумно рассаживались за бетонные столы, раскладывали на них угощение, женщины и дети обнимали своих мужей и отцов. Наиболее нетерпеливые пары после самозабвенных поцелуев сразу ускользали в бараки. Давид уже разработал в уме почти идеальный план: он будто невзначай, как советовала ему карма, подойдет к Сидронио, пустит в ход пистолет Рапидо, и — адьос, сеньорес! — в Калифорнию, гулять по бульвару Сансет! Давид мечтал снова отыскать тот дом, из которого выйдет Дженис и скажет: «Аге you Kris Kristofterson?» Ему хотелось, чтобы это произошло как можно скорее, и тогда он навсегда забудет про Альтату.

«Я уже никогда не смогу спокойно работать в том месте, но сначала навещу могилы отца и Чато. — Далее медлить нельзя, его ожидала Калифорния! — Я смогу работать там на лесопилке, или рыбачить, или играть за „Доджерс“. — „А почему бы тебе не пойти в контрабандисты?“ — подсказала карма. „А там они есть?“ — „Контрабандисты есть повсюду!“ — „Тогда мне, наверно, лучше работать у Чоло, он за это платит, и я еще должен ему одну ездку“. — „Все это хорошо, но про Калифорнию думать рано, пока не свершилось возмездие, а на случай в этом деле полагаться не приходится, сам знаешь, мы должны очень хорошо продумать наш очередной шаг“. — „Это верно. — Давид приоткрыл дверь камеры; поблизости кто-то слушал по радио на станции „5–70“ песню Like a Rolling Stone в авторском исполнении Боба Дилана. Давид высунулся наружу и огляделся. — Я могу добраться до него, когда будут играть в бейсбол; как только Сидронио увлечется игрой, я подойду и со словами „Настал твой час, ублюдок!“ хрясть его каменюкой по башке!“ — „Нельзя, тогда тебя не выпустят из тюрьмы до самой смерти, ты должен прикончить его в безлюдном месте из пистолета“. — „Я не умею стрелять из пистолета“. — „Пусть телохранитель обучит тебя!“ — „Тогда братья Кастро захотят отомстить ему“. — „Уверяю тебя, если ты сумеешь убить Сидронио, его братья не станут тебя преследовать! Кстати, сколько их?“ — „С Рохелио было семь — значит, осталось шесть“.

Совсем рядом, тоже на первом этаже, вдруг раздался довольный гогот Сидронио.

„Мать честная, мы с ним очутились вместе не только в одной тюрьме, но и в одном блоке, и даже на том же этаже! Не хватает лишь, чтобы мы оказались соседями!“ — „Вот и хорошо, — заметила карма. — От судьбы тебе уж никак не отвертеться! Если вы теперь так близко, значит, возмездие неотвратимо“. Сидронио опять загоготал, и Давид почувствовал, как у него тревожно сжался желудок. Брат Рохелио приставал к какой-то женщине; она утомилась от его ухаживаний и вышла на минуту из барака — высокая и роскошная, с длинными рыжими волосами, в ковбойских сапогах, черных брючках и клетчатой блузке. Давид чуть не подскочил на месте, когда узнал ее.