Дэвид Боукер - Что я думаю о женщинах

— Ты что несешь? Да у тебя язык заплетается! Гай, ты наркотики принимаешь?

— Нет, но раз мы заговорили о лекарствах, как продвигается гормонозаместительная терапия? Есть надежда наконец-то превратиться в женщину?

Ариадна тяжело вздохнула.

— Думаю, разговор стоит перенести на более поздний срок, когда ты будешь отвечать за свои слова.

— Я отвечаю за свои слова! — в изнеможении заорал я. — Таков настоящий Гай Локарт — мерзкий, циничный ублюдок.

— Милый, после всех испытаний ты стараешься сорвать злость на других. Но меня не обманешь… Это же я, твоя Ариадна!

Нет ничего ужаснее, чем жечь за собой мосты, а потом слышать за спиной бодрую сирену пожарных машин.

— Ариадна, увольте меня! Я лгун и обманщик.

— Уволить? С какой радости я должна тебя увольнять?

— Потому что я ничтожество! Обманщик и воинственный шовинист.

— Даже если бы эта очевидная ложь была правдой, ты мой лучший писатель.

— Я шарлатан, Ариадна, я обманывал вас и ваших дегенераток читательниц.

— Уверена, ты поправишься. Не принимай так близко к сердцу, милый! Это же просто журнал, который продает рекламную площадь! Расслабься, Гай! Ты мой навсегда! Позвони через пару дней, когда придешь в себя…

Ариадна спокойно повесила трубку, оставив меня в полном смятении. Я-то ожидал собачины и обливания друг друга потоками черной желчи, на крайний случай даже две шпаргалки приготовил:

1) Ты старая кошелка, а задница, как вяленый помидор.

2) Когда кладешь ногу на ногу, твоя промежность скрипит, как несмазанная дверь.

Теперь из-за неожиданной учтивости начальницы оба оскорбления пропадут впустую. Не использовать же их для мамы, которая никогда не видела вяленых помидоров и не употребляет слово “промежность”.

Через девять дней позвонила взволнованная Джо: Чарльз предложил маленькую роль в новом драматическом сериале телекомпании “Гранада”. Отличная новость, я буквально пел от радости!

— Роль не особенно большая, — пояснила блондинка. — Но Чарльз говорит, она важна для моего артистического… как же его…

— Развития?

— Не-а, на “с” начинается.

— Становления?

— Угу, стоновления.

— И что именно делает твоя героиня?

— Ну, пока не знаю.

— Джо, он ведь не просил тебя раздеваться перед камерой?

— Говорю же тебе, не знаю. Сценарий такой толстый, я еще не нашла свою роль.

Не па шутку встревожившись, я потратил последние деньги на спасательную миссию в Лондон и встретился с Джо. Она так и сияла, окрыленная своим последним успехом. Девушка принесла сценарий, и мы просмотрели его, сидя в вокзальном буфете над двумя порциями сыроватых яиц, тепловатых бобов и анемичных, сто раз пережаренных чипсов.

В сериале описывались злоключения женщины — члена парламента, весьма неразборчивой в связях. Назывался он “Сексополитика”, а автором сценария был некто с мучительно знакомым именем Дадли Фингерман.

— Как зовут твою героиню?

— Синди, — гордо сказала девушка, — как куклу.

Пусть и не сразу, я все же шипел слова Джозефины. В длинном на двести страниц тексте сцена с ее участием занимала треть листочка. Наверное, неудивительно, что Синди была девицей легкого поведения. Она появлялась в загородном доме сексуальной “миссис Парламент” в качестве подарка надень рождения, который та сделала своему мужу Рэндольфу.

“Ночь. Спальня Рэндольфа.

Входит Рэндольф, веселый и хмельной, и начинает раздеваться. Глянув в зеркало, замечает лежащую па кровати Синди. Количество одежды на девушке минимальное.

Рэндольф: Боже милостивый! Откуда ты взялась? Синд и (похотливо облизывая губы): Молчи! Лучше делом займись!”

Натали устроила мне еще одну аудиенцию у “Храма Джины”, только на этот раз величавую таинственность церемонии нарушал истошно орущий па ее руках Эрик.

— Итак, вот что получилось: Ариадна думает, у меня от горя помутился разум, а Джозефину покажут по телевизору, — подвел итог я.

О том, что на прелестной белокурой кокни будет “минимальное количество одежды”, я благоразумно умолчал. В конце концов, возможно, сериал так и не снимут или снимут, но к моменту его выхода на экран Натали отречется от феминистских идеалов. Точно так же вполне возможно, что к Рождеству мой пенис станет в три раза длиннее…

Я к тому, что случиться может всякое.

— Молодец! — милостиво кивнула Натали.

— Правда?

— Конечно, я очень довольна. Ты показал начальнице свое истинное лицо и нисколько не виноват, что она не желает его принять. А что касается Джозефины, думаю, вы оба имеете основание собой гордиться. Как продвигается ее знакомство с феминизмом?

— Ну, продвигается… В смысле, вперед продвигается.

— Отлично! Значит, нам с ней будет о чем поговорить, когда мы встретимся.

Я чуть с кровати не, упал.

— Что? Зачем? Когда вы с ней встречаетесь?

— Я же сказала: всему свое время.

— И все-таки в какой день?

— Узнаешь, когда будут пройдены третье и четвертое испытания.

С громким ревом Эрик наложил в памперс: наверное, это означает, что сын на моей стороне.

— Ладно, — вздохнул я. — Может, расскажешь про эти чертовы испытания?

— Конечно! Третье и четвертое будут проходить одновременно. В качестве третьего ты убедишь брата отказаться от насилия, а в четвертом превратишь своего друга Террориста в ярого поборника феминизма и заставишь расплакаться. Пусть покажет, что у него тоже есть чувства.

— Пустяковые испытания, правда? — насмешливо пробормотал я.

В спальне запахло Эриковой неожиданностью, и я поднялся.

— Подожди! — окликнула Натали. — Ты еще про пятое испытание не слышал.

— Не уверен, что хочу, — отозвался я.

— Справишься с третьим и четвертым — пятое пройдешь автоматически.

Почему-то мне стало не по себе.

— Ладно, выкладывай!

— Испытание такое: в назначенный день, когда я встречусь с Беном и Террористом, они должны будут держаться за руки.

— Боже, да она издевается! — усмехнулся Гордон. Остальные члены клуба согласились, включая Воана, который в споре всегда поддерживал сразу обе стороны, даже когда сторона была всего одна или никакого спора не было.

— Вынужден примкнуть к большинству, — объявил он мне и по-старушечьи зацокал языком. — Похоже, Натали веревки из тебя вьет, а ты влюбился настолько, что ничего не замечаешь.

— Пару недель назад я говорил ему то же самое, — мрачно буркнул Чарльз и, перехватив мой взгляд, спросил: — Говорил ведь? Говорил! Она тебя быдлом считает!

Я страшно разозлился на приятелей.

— Заткнись, Чарльз! Сам ты быдло!

— Нет, быдло это ты! — совершенно беззлобно парировал он.

— Нет, ты! — не уступал я. — И не простое быдло, а самодовольное.