Стив Айлетт - Наука убийства

На диване сидел Костелло, обсуждал перемежательность телефонистов и потягивал выпивку из Реакции под названием «Поддельное напряжение реальности». Он позвал Данте Второго на помощь. Ему дали шесть месяцев на распятие девушки из Долины, и каждый хвастался, что если бы ему предоставили столько времени, он бы распял пять десятков. Сейчас он клеветал на свои наблюдения, обсуждая аннигилятивную опасность попытки очистить то, что состоит исключительно из примесей.

— Мне этот город принёс только пропитанную кровью на спине рубашку, — сказал он с отвращением. — И вот она, долгая конфа существования — полиция и воры, а? Если им не хватает духу, им пора бы выбираться из тряского мясного колеса, Дэнни. Прочь из гадской петли. Город — плохой парень. Угощайся маекпраторами, друг мой.

На кофейном столике стояла большая чашка таблеток успокоительного, чтобы придавливать собственное мышление и уменьшить яркость публики. Практическая угроза переоценки чужой психической недвижимости хорошо известна жителям Светлопива — однажды парень, угнавший самолёт, ткнул пистолетом в морду пилоту и вместо требования лететь на Кубу хрюкнул: «Культурное пространство, освобождённое логикой и моралью, сразу наполнилось автоматизированными и бессмысленными симулякрами, которые, тем не менее, оказались ровно тех же размеров». Похититель начал монтировать записку о выкупе, вырезая буквы из газет, и закончил год и сорок тысяч слов спустя фразой «и не признают шутки, даже когда сталкиваются с проявлением апатии, равной их собственной». Мальчик, которого он украл, давным-давно сбежал. Ещё один искро-головый вошёл в банк сразу после любовного облома и породил горький монолог о том, что «бабы шлют сигналы, а мужики говорят по-английски», тем временем исполняя самое слащавое ограбление в истории Светлопива. Позднее он состряпал и подписал признание, опубликованное под названием «Взгляд морского конька», где отвечал на теорию тендерной манипуляции с эдаким гермафродитным самооплодотворением и равнодушием.

Некоторые обитатели города смешивали успокоительные с хитрованами и смотрели, как всё вокруг приобретает и теряет смысл, нуждается в этом и ни в грош не ставит. Сами стены пульсировали в быстром чередовании, которое сделало смесь маскираторов и ускорителей модным заменителем рейверных стробоскопов. Те, кто мог позволить себе и стробоскопы, и таблетки, практиковал искусство скрещивания двух элементов, синхронизируя и рассинхронизируя частоту стробирования, провоцируя серии глубинных нагромождений пустых аллей — смотря на что ты настроен.

Данте Второму стало интересно, не заглотил ли он пару маскираторов перед ограблением на Торговой. Он согласился с собой, что если бы вошёл в банк и обнаружил, что он второй Данте на сцене, он бы позволил туристу во времени провентилировать себя. Необходимая жертва. Но он не взбунтовался — он попытался, но не почувствовал ни грамма вины за то, что пережил пулю. В любом случае, к отупению он относился неодобрительно, даже с отвращением.

— Мы слишком хорошо работаем и откладываем, — сказал Костелло Данте Второму, уставившись ему кулаком в глаз, — оцифровку оружия, словно не можем доверять собственным чувствам. Вот, взгляни. — Он поднял дальнобойную винтовку АМА. — Тридцать четыре фунта отпуска, друг мой. Если стреляешь ты или я, тут есть смысл. Под управлением компьютера это просто фильм. Если так продолжать, мы окончим на вонючей свалке. Я, Костелло Игнор Анайя, отдаю её тебе.

Тусовка началась разбредаться, чтобы поучаствовать в слёте, который как раз должен был начаться. Данте Второй сказал: «Спасибо, но спасибо, нет», — и подумал о Розе. Он любил её всю, от чёрного льда сапог до розовой глазури мозга. Если бы её разорвало на кусочки, он любил бы кусочки. Он вышел вон.

Ограничитель тупо вызвался обеспечить развлечение на тусовке снайперов — он был печально известен своими выступлениями в Задержанной Реакции.

— Я слежу, — объявлял он, — крошечными глазками за тем, что начинается на К. — Тут он выпускал крапивника Района, который выдергивал бумажник у смутного зеваки и под аплодисменты тащил Ограничителю. — Кража, — объяснял Ограничитель, кидая назад опустевший бумажник. И обнаруживал, что зрители, не обращая на него внимания, выкрикивают варианты «куст», «копыто», «капуста» и будут поистине ошарашены его закономерной яростью.

На сегодня он запланировал кое-что другое. Когда он был ребёнком, мать его всегда пыталась отучить его ковырять в носу, произнося фразу «Когда ты ковыряешься в носу, тебя видит Бог». Это обязательство вдохновило его создать граффити из козюль, гласящее «ТЫ ОХУЕННО ОБЛАЖАЛСЯ». Но в зрелые годы ему пришло в голову, что Бог может не уметь читать. Решение должно быть проще.

Так что он встал на сцене перед собранием уставившихся наёмников и залез пальцем в нос, а на заднем фоне шла нарезка кадров голода, смертей и болезней. Отъехавший от дозавера Джонса, он начал смеяться и изображать странный, дёргающийся танец. Он забыл цель обряда и что Эм-Си представил его выступление как «Мистер Ограничитель и его Потрясающий Глаз», украсив вишенкой негодование аудитории. Огонь стрелкового оружия начал трещать из разных точек аудитории — невозможно сказать, откуда точно. Ограничитель стиснул руку, потом ногу, а потом потащился со сцены на фоне продолжающейся нарезки.

В другом месте Зала Собраний на Площади Маккена Состязания Волшебной Пули вновь стали причиной раздоров из-за «нечестного использования технологии» вроде радиоуправляемых умных снарядов, когда участники пытались воспроизвести выстрел Освальда. Популярная секция Теда Джелликоу, «Разбуди в себе хама», соревновалась с бурным семинаром Ионы Дервиша «Стрельба в упор ради денег и веселья». Главный кинозал принимал шоу ограблений: в гневе на поганое качество съёмок камер наблюдения преступники начали снимать свои подвиги самым дорогим оборудованием. Стреляторы спорили об источнике цитаты на обложке программы: «Снайпер подобен гению: мало быть лучшим надо быть лучшим в чём-то». Сумки делегатов на выходе из здания проверяли на бомбы.

Были представлены и меньшие звёзды — Хэмми Подорожник, Дино Зломалин, Ранний Си Няк, Тед Упыряла, Эддисон Фенвей, Лео Струкция, Мена Отбелка, Хилари Ракушка, Зоб Герцог, Салли Револьвер, Пузо Критик, Рекс Камп, Близняшки Кайер, Сэм «Сэм» Бликер как представитель бессмысленного насилия от группировки и кокаинист Хезелтин Финн, нарисованный на плакатах «Разыскивается» в виде пятна с глазами. Вид Финна вылился в повторяющийся арест Марципана Чада, известного способностью спонтанно генерировать на лице пузырь цифровой анонимности. Чад тоже пришёл, чтобы бросить Финну вызов, и между двумя неразличимыми фигурами разгорелся бой. Их полез разнимать Жевательная Попытка, парень с таким представлением о второй коже, что он удалил свою кожу и затянул кости и мышцы в кожаную одежду, а сверху опять восстановил родную кожу. Незакреплённая и обескровленная, человеческая кожа скоро износилась, и он превратился в скрипучего человека в чёрной коже.