Уилл Айткен - Наглядные пособия

Всегда придерживалась правила, что со стервами лучше не спорить.

— Что за мюзикл вы репетируете?

— «Хижина в небах».

— «Хижина в небе» [63] Музыкальная комедия «Хижина в небе» («Cabin In The Sky», 1942) с участием Э. Уотерс, Л. Армстронга и Д. Эллингтона снята Винсенте Миннелли, американским режиссером, классиком голливудского мюзикла 40-х и 50-х годов. ?

— Как я сказать.

— Этот мюзикл популярен в Японии?

— Будет, когда труппа «Земля» кончить.

— Пойду-ка сгоню своих студентов.

— Загонить? — Мадам Ватанабе, орудуя громадным пучком волос, мало-помалу оттесняет меня к дверям.

Я изображаю ковбоя с лассо.

— Загонять. Собирать в стадо.

— Я знаю, — говорит мадам Ватанабе. — Загонить. Как корова.

— Или дичь.

Это ее озадачивает. Я толкаю от себя обитую дверь. Девочки в зеленых клетчатых юбках ползают на четвереньках, собирают грязь. Мадам Ватанабе пронзительно орет на них по-японски, каждая визгливая фраза заканчивается стаккатным «трудись-трудись».

Устроились за партами, строго «по линеечке», все — на первом ряду. Похоже, даже по росту разобрались, от трепещущей малышки у окна до высокой, мужеподобной девицы у двери. Сидят, выпрямившись, скрестив лодыжки, положив ладони на блестящие поверхности парт, черные глаза неотрывно устремлены на меня.

— Нет, так дело не пойдет.

Видимо, понимают они только слово «дело». Лезут под парты, расстегивают пряжки на одинаковых сумках черной кожи, достают разноцветные тетрадки и продолговатые металлические коробочки с узорами и надписями на крышках. Тетрадки кладут вертикально, в центре парты, металлические коробочки — параллельно тетради, слева. Все как одна открывают продолговатые коробочки, достают ручки, карандаши, безупречно чистые пузырьки с корректирующей жидкостью.

Иисус, мать их за ногу, прослезился бы.

— Девочки, пойдемте со мной. — Сидят, не шелохнутся. Пробую снова. — Ну-ка, все встали.

В панической спешке сметают с парт ручки, карандаши, корректор, тетрадки и металлические коробочки, суют обратно в сумки, каковые сумки, разумеется, сперва необходимо расстегнуть, затем застегнуть снова — чтобы все было правильно, как надо. Вытянулись по стойке «смирно» рядом с партами. Пацанка проверяет, под нужным ли углом ее беретик. Малышка в противоположном конце ряда украдкой грызет ноготь, пока не замечает, что я смотрю в ее сторону.

— Отряд, за-а мной, — объявляю я и направляюсь к двери.

В коридоре останавливаюсь, оглядываюсь. Девочки остались стоять за партами. У пацанки в глазах поблескивают слезы.

— Занятие уже все?

Машу им рукой, давая понять, чтобы догоняли, веду их по лабиринту коридоров в небольшой курительный салон позади зала «Кокон». Вдоль стен, оклеенных серебристыми обоями, протянулись длинные скамейки, на скамейках — большие синие бархатные подушки. Беру подушку.

— Ну-ка, хватайте.

Минутное замешательство. Все стоят, глядят не на подушки, а на меня.

— Какую нам брать? — шепчет наконец боязливая малышка.

— Да любую, черт побери! — Я вовсе не хотела на них орать, но, вместо того чтобы обидеться, и эта, и прочие словно оживают и накидываются на подушки. Вот по приказу они действовать умеют.

Веду их обратно в класс, бросаю свою подушку на паркетный пол, принимаюсь отодвигать с дороги парты. Пацанка бросается помогать, швыряет одну из парт через всю комнату, отбивает от стены кусок штукатурки. Остальные так и стоят на месте, судорожно вцепившись в подушки.

Сажусь на свою. Девочки раскладывают подушки аккуратным рядком прямо передо мною. Прежде чем сесть, неслышно разбирают сумки. Деловито их расстегивают, когда я поднимаю руки, веля прекратить.

— Никаких книг. Никаких карандашей, никаких ручек, никаких мазилок, никаких пеналов. Садитесь в круг.

Уж можете себе вообразить, времени на это уходит немало: круг должен получиться безупречно ровный. Пацанка обходит класс дозором, проверяя, образуют ли подушки идеальную кривую.

Тыкаю себя в грудь и очень медленно произношу:

— Меня зовут Луиза.

Девочки дотрагиваются до своих носов и хором повторяют:

— Меня зовут Луиза.

Видимо, доходит до них медленно.

Снова тыкаю себя в грудь.

— Луиза — это я. А теперь назовите мне свое имя и возраст. — Указываю на неугомонную малышку.

— Мичико, — говорит она. — Шестнадцать. Двигаемся по кругу дальше.

— Норико, семнадцать.

— Фумико, — сообщает девочка, что легко сошла бы за сестру-близнеца Норико, если бы не крупная родинка на подбородке. — Семнадцать.

— Акико. Мне девятнадцать. — Девочка указывает на себя, и я только сейчас замечаю, что на ней белые хлопчатобумажные перчатки. — Я вот уже много, много лет учу английский, и все равно до сих пор делаю в высшей степени прискорбные ошибки. Даже когда я…

— Очень хорошо, Акико. Будешь старостой группы. — Может, наконец замолчит. Она кланяется едва ли не до полу, показывая, сколь недостойна этой великой чести.

Последней открывает рот Пацанка и чистым контральто возвещает:

— Меня зовут Кеико.

А где же, скажите на милость, Харпо, Чико и Зеппо [64] Зеппо, Харпо и Чико — трое из братьев Маркс, семьи актеров комедийного жанра, особенно популярной в 1930-е гг. ?

— Как так вышло, что у вас у всех похожие имена?

— Похожие? — переспрашивает малышка (Мичико?) и принимается терзать другой ноготь.

— Одинаковые, — поясняю я.

— «Ко» на конце имени означает «маленькая», — сообщает Кеико.

— Только для женщин, — уточняет Мичико. Уже жалею, что спросила.

— Так вот, сегодня мы просто познакомимся друг с другом.

Кеико хмурится, понижает голос еще больше.

— Мы друг с другом уже знакомы. Все из труппы «Огонь».

Спасибо тебе, Пацанка.

— Но я-то вас не знаю. Так отчего бы вам всем для начала не рассказать мне про себя?

— Что угодно? — спрашивает девочка с родинкой (Фу-мико?). Никак в шоу-бизнес собралась, когда вырастет?

— Конечно. — От такой либеральности ученицы просто в ужасе. — Ну ладно, тогда скажите мне три вещи: из какого вы города, как давно учитесь в «Чистых сердцах» и почему вы здесь.

Руки нетерпеливо подрагивают, ерзают — девчушкам до смерти хочется это все записать.

— Мичико, не начать ли нам с тебя? Мичико неловко поднимается на ноги.

— Нет, Мичико, садись. Мичико остается стоять.

— Сидеть не есть хорошо. Для английский надо стоять, если сидеть, дыхание совсем плохо.

— Осанка, диафрагма, зубри-зубри, — восклицают остальные.

— Мичико, сядь. Расслабься, это всего лишь английский. Очень многие люди как-то умудряются говорить на нем сидя. — Господи милосердный, долгий же семестр меня ждет.

В магазине английской книги практически ни души, если не считать оравы девиц, что заведуют кассой, сметают пыль с полок и просто путаются под ногами, пока я пытаюсь выяснить, нет ли чего новенького в разделе «мистика». Охрененно мало, скажу я вам. Надо бы кому-то шепнуть Патриции Хайсмит, чтоб писала побыстрее. Рут Ренделл [65] Ренделл Рут (р. 1930) — английская писательница, автор психологических детективов. тоже сойдет под настроение, смеха ради, но в целом, несмотря на всю их репутацию, британцам детективы и мистика не то чтобы удаются — они всякий раз так удивляются злу, просто-таки до глубины души. Для американцев это — вторая натура. Забредаю в секцию серьезной литературы, и меня тут же зевота разбирает. Уж эти мне обложки с изящными репродукциями третьеразрядных полотен, уж эти мне рассерженные дамы-писательницы из Манхэттена, которые только-только осознали, что мужчины — это лживые мешки с дерьмом. Впрочем, всласть похихикала над сборником флегминистичных авторесс под названием «Оттянутый конец». Самое оно, точно. Здрассте, а вот и Бонни. Пихает меня под локоть.