Джон Кинг - Человеческий панк

Это была типично китайская болезнь, торчишь в каменном сарае в три часа утра, согнулся над одной из двадцати дырок, голая лампочка висит на потолке, вокруг вьются тысячи насекомых, москиты грызут жопу, руки, лицо, прорываются сквозь одежду, сосут кровь и отваливаются. Какие-то большие пиздюлины висят вокруг света, гигантские мотыльки и огромные космические твари, которых я вообще никогда не видел. Длинные усики торчат из головы, яркие крылья и тонкие лапки. Целая бригада начала бомбить меня, когда я поселился здесь, и яд тёк из меня, надо было бы выпить лекарство, чтобы убить амёбу внутри. Хуже летающей эскадрильи были собаки, числом пять, которые пришли ночью и выстроились передо мной. В сортире не было ни дверей, ни перегородок, просто дырки в полу, и эти бродячие псы неплохо прикололись, рычали и лаяли, и слюна текла по клыкам. Я боюсь бешенства, но что я мог поделать, внутренности высраны в яму, голова кружится от обезвоживания, москиты жрут и собаки рычат, самая большая и злая подходит ближе, я чувствую мясной запах её дыхания. В такие моменты я думал, полушутя, полусерьёзно, какого хуя меня занесло в эту часть земного шара, почему я не остался сидеть дома перед телеком.

И наверно, я удивлялся, почему я катаюсь туда-сюда на обочине мира, когда мог бы стоять в очереди с ребятами, ждать выступления Damned и Ruts, когда эта масса ударила мне в голову, пара сотен панков ржёт, а я измазан голубиным говном, и я не знаю, куда бежать, и остаюсь на месте, смотрю на рядок птиц на крыше ратуши, вижу их оперённые жопы, по-китайски свешивающиеся с края, надо мной коммунальный сортир, и я не успел, меня снова обосрали, просто на удачу. Типично. И даже Смайлз ржёт со всеми, согнулся пополам, как будто его пнули в печень, слёзы на глазах, и мне приходится ждать полчаса, пока вышибалы не решают, что можно нас пустить, Дэйв прикалывается, не может упустить случай, а я пытаюсь вытереться платком, наконец оттираю говно с волос, когда мы уже внутри, в туалете полно воды, но может, всё вышло и неплохо, стоим, пытаемся произвести впечатление на девчонок. The Ruts были одной из лучших местных групп, мы видели их все, почему-то Нэшвилл смешался в голове с бригадами Национального Фронта, поднимающими правые руки вверх, драка прямо перед сценой, и Damned начали её, пленных не берут, и вот счастливый конец; девушка начинает болтать со мной во время «New Rose», ей хорошо снесло башню, Рэт Скейбиз [22] Крысиная Чесотка. стучит по ударным во имя любви и романтики, говорит, она видела меня снаружи, мол, извини, не могла удержаться от смеха, когда голуби срали на меня, наверно, я улыбнулся, рад, что она довольна, рад, что нравлюсь ей, местная девочка из Уиком-Абби, живёт недалеко, пара минут пешком вверх по холму. Она была с подружками, которые пригласили нас приезжать ещё, настоящие красавицы, в ошейниках и с булавками; мы сидели, ставили пластинки, с ящиком лагера, бегали дрочить в толчок, но мы были слишком маленькие, и сделали ошибку, проговорили до утра, и они вышибли нас за дверь со злыми лицами, сказали, им пора на работу; и когда мы шли оттуда, до нас дошло, что они хотели секса, а не болтовни, опытные девушки на два года старше нас, и мы качали головами, силы неожиданно иссякли, и мы, измотанные, уставшие, вот такими мы были, бесполезные, слишком охуевшие, чтобы поржать над собой. Переключаюсь на другое время, другое место, вот мы идём вслед за звуком по мрачному лабиринту туннелей, тёмная ночь в тёмной части Лондона, великая ночь, играли the Clash, Members, Misty и Aswad, у меня внутри всё поёт, кожу покалывает, в ушах звенит от звуковой системы, бежим через арки Финсбери Парка, грохот подземки, тысячи тонн города над нами; мы знаем, что сейчас уйдёт последний поезд, и если мы опоздаем, придётся спать на вокзале; Дэйв добегает до дверей в последний момент, держит, чтобы зашли мы со Смайлзом, Крис, Клем и ещё один парень, не помню, как его звали, или их было двое, он отпускает дверь, та захлопывается, резина вдавливается, как целующиеся губы, и до смерти хочется показать палец толпе скинов, как в «Воинах», но там никого, это наше воображение; и мы смеёмся всю дорогу до Кингз-Кросс, оттуда до Паддингтона, и домой в Слау. В те дни всегда где-нибудь кто-нибудь играл, что-нибудь происходило, я вижу, как мы бежим с Чок-Фарм и на Хай-Роуд, полицейские машины и полицейские собаки, панки, скины, фанаты, соулбойз, политики страны едва держатся на ногах на танцполе, у входов в точки, в дверях магазинов фастфуда, на ночных вокзалах.

Мы наслаждаемся жизнью, выжимаем из своей молодости всё, что можем, постоянно ездим в Сохо, где тусят извращенцы, мошенники, деревенские банды футбольных фанатов ищут дешёвый клубешник и традиционную лондонскую пинту, жирные старые военные и тощие джанки-бляди, заблудившиеся туристы, торговцы наркотиками, мошенники, плюс ребята из каждого племени. Если нас много, мы садимся в поезд, если нет, я везу всех на машине; это было уже позже, когда я кончил школу и работал, бухой, ехал домой после восьми или девяти пинт, я за рулём, ощущаю энергию, разгоняю двигатель, насколько могу, окна заляпаны жиром от картошки и кебаба, чоу-мейна и сервелата, туда-сюда по Уэст-вею, год за годом, поворачиваю направо на Уэст-Энд, выезжаю из Кэмдена, несусь по эстакаде Чисвика, если мы едем в Хаммерсмит. Дома делать нечего, выпить негде, драки, единственные клубы — у патруля соульщиков, и те скоро разбомбят, и их закроют, так что фургон возит нас туда-сюда с минимумом геморроя, Кэмден, Хаммерсмит и Сохо в первую очередь, в Кэмдене всегда оживлённо, там «Мьюзик Машин», «Электрик Болрум», «Раундхаус», «Дингуоллс» и «Даблин Кастл», и хватает хороших пабов, особенно «Хоу-ли Армз». В Кэмдене очень клёво тусоваться, ну а в Сохо есть «Марки» и «100 Клуб» на Оксфорд-стрит, в Хаммерс-мите — «Одеон», «Пэлас» и «Клерендон», и ниже по дороге «Грейхаунд». Это для нас основные точки, плюс «Сэр Джордж Робей», «Нэшвилл Рум», «Хоуп» и «Анкор», «Эк-лам Холл», «Лицеум», «Мунлайт Клаб», и ещё, и ещё, я уже не помню названия, а некоторые и не знал. Фургон обошёлся мне в семьдесят пять фунтов, и мы гордимся им, пока однажды вечером я не попрощался с ним, по дороге назад в Слау: влетел аккурат в фонарь в Лэнгли, в три утра, на съезде с магистрали. На соседнем сидении был Смайлз, а сзади Дэйв, Клем и Крис, со своими сладкими и кислыми коробками. Фургон стал кандидатом на свалку, а мы пешком пошли по домам. Я так нажрался, что едва мог идти, но остатков сознания хватило понять, что я не хочу сесть за вождение в пьяном виде, что меня минимум оштрафуют и отнимут права. Я до следующего вечера просидел дома у Криса, а потом пошёл домой. Пришёл разбираться Старый Билл, но я сказал, что фургон угнали, ничего не знаю, был у друга дома. Мне досталось от мамы, но она не собиралась выдавать собственного сына, и они ничего не смогли доказать, так что от меня отстали. Я получил деньги по страховке, но мало, я остался без колёс, пришлось начинать копить. Я получал слишком мало, чтобы просто пойти и купить машину, так что пришлось ездить на поезде; и мы привыкли мотаться в Паддингтон: быстрая поездка, потом пять станций метро до Оксфордского Цирка, пропустить пинту в конце Карнаби-стрит, и в Сохо бухать в Шип, или в пабах у рынка, мы видели хорошие группы в Марки на Вордор-стрит, The Vibrators, Chelsea, UK Subs, похоже, всё время там играли, и с ними группы, названия которых мы никогда не знали, и каждый раз, когда Chelsea играли «Right То Work», на сцену лез народ, количество безработных всё время росло, на другой стороне этого сингла была песня под названием «Одиночка» [23] The Loner. , и Дэйв сидел в Шипе однажды вечером, и говорил, что я тоже превращаюсь в одиночку. Наверно, он был прав, ну и что, жизнь продолжалась, лагер и Space Invaders, Марки провонял фигнёй, которую я рассыпал на пол во время работы; я подметал проходы склада, и куда бы ты не шёл, надо было надевать пластиковые очки, на нос — респиратор, моё обучение на работе шло медленно, они заставляли меня делать всю говенную работу; и я знал здание сверху донизу, там был парень, он курил траву, кальян, и я эту фигню завернул в фольгу и продал ему по приколу.