Карл-Йоганн Вальгрен - Женщина-птица
- Название:Женщина-птица
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Рипол Классик
- Год:2010
- Город:М.
- ISBN:978-5-386-02619-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Карл-Йоганн Вальгрен - Женщина-птица краткое содержание
Ей четырнадцать лет и она против всех. Добропорядочная семья навевает на нее скуку. Она курит «кэмел», пробует алкоголь, танцует, уходит в ночь и возвращается под утро домой. Юная девочка, полная сил и желаний, отправляется искать одного-единственного мужчину и счастье сначала в Париж, потом в Мадрид… Она оказывается среди «принцев» богемы, уличных артистов, глотателей огня… Первая взрослая любовь, ссоры, примирения, летаргия, лихорадочный секс… Горе и счастье, молчание и звуки, зло и добро, все то, что таится в человеческой крови… Желания гонят ее дальше, в Индию, где воздух, вода, белоснежные пески Гоа, пагоды, поднебесные горы Кашмира, нищета индийских городов, нищета внутри и всевозможная дурь… Она, словно бесстрашная птица, живущая в ледяном мраке, начинает свой полет…
Женщина-птица - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
— Послушай-ка, — говорит он спустя несколько секунд. — А ты знала, что Рагнар Лудбрук [29] Рагнар Лудбрук — герой скандинавских саг.
осадил Париж в восьмисотые годы? Карл Лысый заплатил ему семь тысяч серебром, чтобы он прервал осаду. Семь тысяч… это же была гигантская сумма по тем временам, почти как тот выкуп, что англичане уплатили викингам…
Он замолкает и качает головой — семь тысяч серебром, гигантская сумма по тем временам. Я смотрю на него с удовольствием; все-таки у меня необычный отец. Сколько знаний он набрался из своих книг за эти годы! Итальянец с его гибридами, Рагнар Лудбрук и Карл Лысый, английский выкуп…
И все же — о чем мы думаем в нашей ночной крепости? Мой отец, уткнувший нос в книгу о Париже, и я, с закрытыми глазами, полусонная, краем уха прислушиваюсь к его бормотанию… Я думаю о маме. Где она сейчас? На своих небесах. Далеко-далеко, в мире вечного света, она приглашающе машет мне рукой. Я открываю глаза и вижу ее — еле различимый контур в углу под часами. Я вижу, вижу его, этот слабо тлеющий контур… Она обретает форму и машет мне рукой — приходи, приходи скорей…
— Кристина, — мягко говорит папа.
Я замираю. Угол под часами пуст. Зачем он спугнул ее? Меня бьет озноб. Что со мной, что за странные фантазии… Надо думать о живых, не надо терять время на мертвых.
— Да, папа?
Он смущенно улыбается.
— Кристина, — тихо говорит он, — если я соберусь поехать в Париж, ты сможешь мне все показать?
— Конечно, — говорю я. — При условии, что я сама там буду. Ты хочешь взять отпуск?
Он качает головой.
— Сам не знаю, — говорит он неуверенно.
— Конечно, возьми отпуск, и я поеду с тобой. По-моему, это именно то, что тебе нужно — взять отпуск.
— Не знаю, — повторяет он. — Разве что… там живет один человек, которого я бы очень хотел повидать. Мой брат Эрик, я тебе о нем рассказывал.
Я улыбаюсь и киваю понимающе. Эрик, исчезнувший брат, он без конца рассказывал о нем, когда мы были маленькими.
— Конечно, папа. Тебе обязательно нужно отвлечься, куда-нибудь поехать. Нельзя сидеть здесь и предаваться горю.
— Я уже и не предаюсь, — спокойно говорит папа. — Просто мне бы очень хотелось увидеть Эрика. Эрик в Париже… он, наверное, ждет меня…
В три часа ночи он уходит спать, а я остаюсь в кухне. О чем я думаю теперь? Как будто бы ни о чем. Вслушиваюсь в звуки: тиканье часов, поскрипывание и кряхтенье старого дома, папа ворочается во сне, наверное, он опять далеко, и в этом проклятом далеке его мучают кошмары. Я высовываю язык и пробую воздух на вкус — терпкий вкус молчания и бессонницы.
За окном начинается утро, рассвет, как всегда, заливает кровью полнеба. Я открываю окно и впускаю в кухню знобкий утренний воздух. На улице уже движутся беспокойные тени; если зажмуриться, они меняются местами, совершенно неслышимо. Рассвет в конце апреля, и все встает на свои места. Отец видит кошмары, Йоран беспокойно ворочается во сне. Я оглядываюсь — все на своих местах. Но я все равно жду маму…
Этим утром я ее увидела… Я лежу в постели, сон уже разинул надо мной свою нежную пасть, и в теряющих реальность очертаниях спальни мне кажется: она здесь, и я спокойно жду ее приближения. Сон ласково гладит мою грудь и ягодицы, я пытаюсь обмануть его, притворяюсь, что падаю, и мне это, кажется, удается… Дрема овевает меня прохладой, горизонт сужается до яркого желто-фиолетового пятна, я всегда вижу его, когда засыпаю… и тут появляется мама. Она выходит из двери шкафа: вот где она, оказывается, ждала меня! Мама в своем черном муаровом платье, она, как мне кажется, собралась на свои собственные похороны — ее тень, как звездное скопление молчания и вакуума, образовавшегося после того, как ее покинула жизнь.
— Кристина, — шепчет она еле различимо. — Кристина… где ты? Я тебя не вижу… где ты?
Я еще не сплю, но я уже на полпути в сон, я уже миновала ту черту медлительности, за которой любое движение кажется невозможным.
— Я здесь, мама, — губы мои еле шевелятся, я не уверена, что говорю внятно, — я здесь… в постели… во сне… неужели ты меня не видишь?
Ее бесцветные глаза блуждают в пространстве смерти, она не видит меня, но, я знаю, угадывает мое присутствие.
— Я здесь, мама, возьми меня.
Она же не из этого мира, порождение духа, она пришла за моей душой, но она не видит меня, а у меня не хватает воли, чтобы указать ей дорогу.
— Кристина! — зовет она. — Дорогая моя девочка… я все тебе простила. Можешь ли ты простить меня?
— Конечно, мама… но ведь нечего прощать? Ты же умерла?
Она теперь стоит совсем рядом с постелью, но по-прежнему меня не видит. Мне кажется, мы смотрим мимо друг друга, так же, как это было и в жизни… даже и сейчас мы не можем отойти от этого проклятого сценария…
— Мама, — беззвучно плачу я, — возьми меня отсюда!
Моя мама… не из этого мира, порождение духа, она так прекрасна, что у нас просто нет шансов встретиться. Я вижу ее, вижу ее прямую гордую спину, волну волос на хрупких лопатках… и слышу молчание, тишину в ее сердце… Она бродит по комнате, не видя меня, потом открывает дверь шкафа и исчезает, опять уходит в ту пустоту, которой она теперь принадлежит.
Я проваливаюсь в сон, в бездонный омут сна, и в омуте этом пустота и забвение. Через несколько часов я просыпаюсь, как оживает поплавок на сонной поверхности воды. Я моргаю, не понимая, где я. День ослепительно светел, я в квартире одна. Я встаю и голая брожу по комнатам… О чем я думаю?… Я в квартире одна. Одна. Я останавливаюсь у шкафа в надежде услышать какой-то звук, дыхание, эхо ее шагов. Открываю дверь — ничего. Но там, внутри, лежит ее муаровое платье, сложенное именно так, как складывала платья она.
В один из выходных в конце апреля я иду с братом в клуб «Герман». Там какая-то частная пирушка, и Йоран выступает с Миро и группой. Мне странно туда идти. Клуб «Герман». Наверное, у каждого жителя Фалькенберга что-то связано с этим клубом — любовь, горести… что-то. Но сколько же лет назад это было, я еще училась в гимназии, была в школьном совете, организовывала здесь танцы, еще была жива мама…
Я обхожу клуб и вижу, что здесь все, как было; красные дорожки на полу, намертво привинченные к полу диваны, обитые черным вельветом, бар под бук, цветные шары на потолке в рыболовной сети. Попадаются знакомые лица, но большинство новых — и более молодых.
— Узнаешь сама себя? — улыбается Йоран.
— И узнаю, и не узнаю… Странно, прошло всего несколько лет.
Он понимающе кивает и озирается. Вдруг меня осеняет: я же ничего не знаю про его личную жизнь, может быть, он пригласил кого-то?
— Ты с кем-то должен встретиться? — спрашиваю я.
Он отворачивается. Мне кажется, я привела его в затруднение, и я жалею, что спросила.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: