Джек Керуак - И бегемоты сварились в своих бассейнах (And the Hippos Boiled in Their Tanks)

– Какого черта? – завопил я.

– Вот именно! – подхватил другой неудачник.

– Вчера вечером было профсоюзное собрание, – объяснил диспетчер, – а вы, голубчики, не явились. В следующий раз будете знать, как пропускать.

Я протянул руку сквозь решетку и схватил одну из принятых карточек. На обороте стоял штамп: «Собрание, 26 июня 1944 г.»

Выругавшись, я вернулся и сел на скамейку. Подошел Фил.

– Что теперь? – уныло осведомился он.

Я растерянно взглянул на него, потом решительно нахмурился.

– Придется как-то выкручиваться.

Мы погрузились в размышления. Внезапно в голове мелькнула идея.

– Пошли! – Я встал и потащил Фила вверх по лестнице.

В одном из кабинетов какой-то тип разговаривал по телефону. Я оперся руками о стол и начал сверлить его взглядом. Он говорил еще минут десять, потом недовольно повернулся.

– Послушай, товарищ, что за дела тут творятся? – возмущенно выпалил я. – Мы должны были получить работу, и вдруг наши карточки выбрасывают, потому что на них нет штампа собрания! Это что, значит, теперь мы и в плавание уйти не можем?

– Это значит, что вам придется обратиться в другое окно, – объяснил он.

– Но как мы могли явиться на собрание, если вчера были в Вашингтоне? Мы с другом, – я указал на Фила, – двое суток там просидели на дебатах в Конгрессе. Не могли же мы тут штаны просиживать, когда…

– И что вы можете сказать о дебатах? – с интересом перебил меня чиновник.

– Ну… – Я оглянулся на Фила. – Мы с другом просто места себе не находили! Невозможно слушать, как эти реакционные ублюдки из Джорджии и Миссисипи пытаются ставить палки в колеса новому закону!

На лице типа за столом появилась улыбка. Я собрался было продолжать, но тут зазвонил телефон. Поговорив минуту-другую, чиновник повесил трубку, и я снова раскрыл рот.

– Ну вот, значит…

– Давайте ваши карточки, – распорядился он.

Мы выложили карточки на стол, и он проштамповал их.

– Спасибо, товарищ! – сказал я с чувством, словно он только что вытащил меня из тюрьмы после забастовки.

– Здорово! – восхищенно произнес Фил, когда мы вышли из кабинета.

– Обычная психология, – улыбнулся я. – Они хотят направить на флот как можно больше либералов, чтобы разъяснять партийные догмы и вербовать новых остолопов в ряды борцов за дело рабочего класса. У него же на физиономии все написано.

Внизу в зале нас поджидал Рэмси Аллен. Узнав о нашей маленькой победе, он одобрительно усмехнулся. Потом, когда Фил отошел за сигаретами, я спросил Аллена, помогли ли бланки.

– Нет. Какой смысл? – Он горько покачал головой. – Филип сказал, что не хочет плыть со мной.

Я вздохнул, пожимая плечами. Ну и слава богу.

Фил вернулся, и мы снова стали изучать щит с названиями кораблей.

– Сегодня или завтра, – убежденно сказал я. – Ставлю что угодно.

Аллен не отрывал глаз от Фила, но тот не обращал внимания.

– Пошел бы лучше что-нибудь заработал, вместо того, чтобы здесь сшиваться, – наконец заметил Филип.

– А что, это идея, – откликнулся Аллен. – Побелю-ка стены у старой миссис Бердетт.

– Вот и давай, – кивнул Фил, и Аллен тут же исчез.

Мы перекусили в якоре, выпили пива и снова стали ждать вакансий, то читая, то подремывая на стульях. Так продолжалось до самого вечера. Работу на танкерах мы не брали, предпочитая сухогруз. Теперь с законными карточками можно было и покапризничать. Танкеры, которые идут во Францию, встают на рейде далеко от берега, и сбежать с них не так-то просто.

Аллен вернулся часам к пяти и гордо помахал десятидолларовой банкнотой.

– Ого! – удивился Фил. – Ты хочешь сказать, что все это заработал?

Аллен показал квитанции из ломбарда – на два маленьких бриллианта. На вопрос Фила, откуда камни, ответил:

– Пока миссис Бердетт гуляла с собакой, я успел порыться в комоде. Видели меня только ее две кошки.

– Это та самая миссис Бердетт из Мемфиса, к которой ты ходишь пить чай, когда остаешься без денег?

– Да, она старый друг нашей семьи.

– Ну что ж, – сказал Фил, – тогда пошли пропивать.

– А что с кораблем? – спросил Аллен, светясь улыбкой.

– Завтра успеется.

Мы начали с «Якоря», заказав виски с содовой. Бар был под завязку набит моряками, которые получили работу и теперь усиленно заправлялись перед дальним плаванием. Потом мы сели на метро и доехали до Таймс-сквер, чтобы сходить на какой-нибудь французский фильм, но перед кино зашли в итальянскую забегаловку, которая попалась на дороге. Мы с Алленом взяли по бутылке пива, а Фил заказал херес. Он купил «Пикчерс магазин» и принялся изучать по карте положение фронтов.

Нам принесли спагетти. Я сходил к стойке за перечницей, поперчить мясной соус. После еды Фил пододвинул перечницу Аллену и громко сказал:

– Съешь целую ложку? Китсу удалось.

– Ну, не знаю… – протянул Аллен.

– Заодно желудок прочистишь, – продолжал Фил во весь голос, так что за соседним столиком кто-то обернулся. – От язвы помогает. Если Ките смог, почему бы и тебе не попробовать?

Аллен насыпал в столовую ложку перца и взял в рот. На глазах у него выступили слезы, он улыбался через силу, стараясь не морщиться.

– На вот, запей, – сказал Фил, придвигая ему стакан с водой, – чтобы поострее было.

Я поспешно сунул Аллену кусок хлеба.

– Прожуй скорее и проглоти.

– Нет, – запротестовал Фил, – так нечестно!

Аллен выпил воду, слезы потекли по щекам.

– Уф! – Он потряс головой, по-прежнему улыбаясь Филу.

Я был не в силах на это смотреть и снова стал совать ему хлеб.

– Не понимаю, зачем все это!

Аллен продолжал отдуваться все с той же улыбкой на лице, словно идиот, которого жгут на костре, а он хохочет и кричит своим мучителям: «Ну и жарко тут у вас!»

Наконец им надоело. Аллен заплатил по счету, и мы пошли в кино. На выходе из ресторанчика Фил выхватил из пучка спагетти, выставленного в витрине, макаронину и стал вертеть ею как тросточкой. Потом приставил к ширинке и встал в позу, как будто он мочится. Макаронина и в самом деле была похожа на длинную дрожащую струю. Мужчины в толпе вовсю таращились на него, пока не догадывались, в чем дело, а женщины все как одна сразу отворачивались. Фил так и шел до самого кинотеатра с макарониной, привлекая всеобщее внимание.

Аллен купил билеты, и мы поднялись на балкон, где разрешалось курить во время сеанса. С правой стороны был закуток, где обычно собирались педики – во время фильма высматривали краем глаза, кого бы подцепить. Как только мы появились, они все уставились на Фила, а он подошел к пожарному ящику с песком и стал трясти над ним макарониной, приставленной к ширинке. Педиков тут же словно волной смыло. Мы спустились по ступенькам в первый ряд балкона и закурили.