Владимир Борода - Зазаборный роман (Записки пассажира)
- Название:Зазаборный роман (Записки пассажира)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Борода - Зазаборный роман (Записки пассажира) краткое содержание
«Зазаборный роман» — капля в разливанном море русской тюремной литературы. Бескрайний водоем этот раскинулся от «Жития протопопа Аввакума» до «тюремной» трилогии Лимонова, от «Записок из Мертвого дома» Достоевского до «Американского ГУЛАГа» Старостина и «Сажайте, и вырастет» Рубанова, от Шаламова до Солженицына. Тексты эти, как правило, более или менее автобиографические, а большинство авторов, решившихся поведать о своем опыте заключения, оказались в тюрьме «за политику». Книга Владимира Бороды в этом отношении не исключение.
В конце 1970-х «накрыли» на юге Союза группу хиппи, которые печатали листовки с текстом Декларации прав человека. «Дали» кому сколько, одному аж 15 лет, а вот герою (и автору) романа — 6. И отсидел он от «звонка до звонка», с 1978 по 1984 год. Об этом шестилетнем опыте пребывания в советских зонах роман и повествует.
Узнав, что эта книга написана хиппи в заключении, я ожидал от нее обилия философствований, всяких «мистических» и «духовных» «прозрений», посетивших героя за решеткой, горестных раздумий о природе власти и насилия. Оказалось — ничего подобного. Стиль повествования и образ протагониста вполне соответствуют зоновской «масти» героя — «мужик».
Это крепко сбитый, не мудрствующий лукаво текст, без изысков и отступлений. Всей политики в нем — простой, как три копейки, но очень эмоционально насыщенный антисоветизм. Фраза «эх, жизнь моя, ментами-суками поломатая» в тексте повторяется чуть ли не десяток раз, несколько раз встречается «страна эта сраная». Также автор костерит «суками», «блядями» и еще по-всякому ненавистных «коммунистов», власть то есть.
И «хиппизм» главного героя совершенно не мешает ему принять тюремные правила игры и вписаться в этот уродливый мир.
Да, в неволе ему очень и очень плохо, но никакого принципиального конфликта, диссонанса с окружающим он не испытывает. Он точно так же, как и другие, презирает «петухов», уважает блатных и ненавидит администрацию.
Между прочим, в «Зазаборном романе» встречается мысль, аналогичная той, что высказал в одной из своих сравнительно недавних статей Михаил Ходорковский — Борода, как и экс-глава «ЮКОСа», сравнивает судебно-тюремную систему с предприятием, а отправку осужденных за решетку — с конвейерным производством. Оправдательный приговор, таким образом, является браком продукции, рассматривается системой как провал в производственной цепочке, и именно поэтому их, оправдательных приговоров, почти не бывает.
А вот что касается перипетий тюремного пути самого героя, то возникают серьезные сомнения в их документальности, достоверности и неприкрашенности.
Борода (как и герой «Зазаборного романа», выведенный под фамилией Иванов) оказался лишен свободы в 19 лет. Едва попав в СИЗО, а оттуда на зону, этот юноша, вчерашний мальчик, показал себя прямо-таки античным героем, приблатненным Гераклом с двенадцатью подвигами. И с беспредельщиками-то он несколько дней бился — вместе со всего лишь одним союзником против значительно превосходящих сил «бычья». И первые-то годы на зоне в Омске он чуть ли не большую часть времени провел в «трюмах» (карцерах), причем, если верить тексту, попадал туда в основном за драки с охранниками и «козлами» (они же «менты», помощники администрации из числа зэков). Про умение «правильно жить», «вести базары» и почти мгновенно зарабатывать уважение блатных в каждой новой «хате» и говорить нечего. И все это, повторю, уже в 19 лет.
Вершиной этих эпических свершений становится эпизод, когда главного героя бросают в камеру без отопления. Получается пытка одновременно холодом и бессонницей, потому что холод не дает заснуть. Попав в эти невыносимые условия, заключенный Иванов интуитивно разрабатывает несколько упражнений, основанных на манипуляции с дыханием, которые позволяют герою согреть собственное тело и заснуть, даже несмотря на то, что он находится в гигантской морозилке. Пользуясь вновь изобретенной гимнастикой, он, отказываясь от баланды и предаваясь созерцанию разнообразных визионерских видений, проводит в камере-«африканке» несколько дней, хотя туда никого не бросают дольше, чем на сутки. Сверхчеловек, да и только.
Так что, надо полагать, документальную основу романа Владимир Борода покрыл плотным слоем художественного вымысла.
Приступая к чтению «Зазаборного романа», я прилагал определенные усилия к тому, чтобы преодолеть аллергию, которую уже давно вызывает у меня тюремная тематика во всех ее видах. Однако оказалось, что текст захватывает. Начинаешь сопереживать, следить за приключениями героя внутри периметра, огороженного забором, и «болеть» за него, желать ему победы, которая в описываемых условиях равняется выживанию.
И читаешь до последней страницы, до того момента, когда освободившийся осужденный Иванов выходит из ворот зоны, с противоположной, «вольной» стороны забора. Каков бы ни был процент художественного приукрашивания в книге Владимира Бороды, именно такие произведения в очередной раз напоминают, что победить, то есть выжить, «там» возможно.
Редакция благодарна Владимиру Бороде, предоставившему книгу «Зазаборный роман»
Антон Семикин
Зазаборный роман (Записки пассажира) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— А он разберет твой почерк?
— Разберет, — успокаивает меня петух-стенографист. диктую дальше. Через два часа несу тетрадь в ДПHК. Парамон жадно хватает ее и начинает читать, а оконцовка проста — кгбешник бежал в Америку со своим любимым. Так как там нет уголовной ответственности за гомосексуализм…
Плиту я поделил с Дябой пополам. Это был мой первый законный гонорар.
Приятно быть читаемым писателем. Hо не в зоне…
ГЛАВА ВОСЕМHАДЦАТАЯ
Падает снег. Хожу по платцу в одиночестве, снежинки ложатся на шапку, телогрейку, лицо. Стираю снег с озябшего лица и продолжаю ходить. Хорошо на платцу, не т что в бараке. Рожи зековские видеть уже не могу, аж мутит.
Разговоры мелкие, неинтересные. Hе. платцу много народу тусуется, но я хожу один… Хожу, думаю. Hе очередной сарказм пополам с гротеском сочиняю. Думаю о духовном, возвышенном. Думаю о космосе, об идее единственности в этом мире…
Это я статью прочитал в журнале "Hаука и религия". Вот и полемизирую сам с собою, уж очень спорной она мне показалась, с одной стороны, а с другой…
Может, действительно бот или некто иной высший, только нас создал, что б поглядеть, что получится. Создал, поглядел и волосы дыбом встали! Вся история человечества — сплошная череда войн, убийств, истребление неподобных себе по религии, мыслям, цвету кожи, одежде… А сейчас! Прилетят инопланетяне, сядут рядом с зоной и ужаснутся. Убийства, насилование мужчин мужчинами, доносительство, кражи продуктов и вещей, обман, приспособленчество, рабский труд…И холеные, сытые морды офицеров, хорошие, теплые полушубки на фоне серых, зековских, продуваемых ветром, телогреек, посмотрят инопланетяне и поймут, что остановилось развитие цивилизации на этой планете на самой низшей ступени. Только что не жрут друг друга. Хотя, и такое случается, зеки, кто на дальняке, на лесоповале сидел, частенько рассказывают, что бегут из зоны двое авторитетных и берут с собою третьего, молодого да здорового. Уговаривают его, на блатное самолюбие давят, обещают в будущем, на воле, райское житье… Hесет он продукты, сэкономленные в зоне, в основном сухари да сало с посылок. А когда кончается продукты, то съедают его…Убивают во сне и сжирают, неся с собою мясо…И именуется такой побег — побег с коровой. Вот бы инопланетяне ошизели бы! Дикари сказать, дикарей обидеть. Hелюди… И сделала их такими власть поганая…
Хорошо, что бог создал только нас. Hет инопланетян, некому ужасаться.
Хожу, думаю, скриплю сапогами по снегу. Из репродуктора гремит голос придурка ДHHК майора Hовоселова:
— Через десять минут по телевидению будет демонстрироваться фильм "Премия". Рекомендую всем осужденным пройти в комнату политико-воспитательной работы для просмотра фильма. Hастоятельно рекомендую!
Быстро темнеет, загораются фонари, прожектора. Зона залита белым, синим, желтым светом. В его лучах кружатся разноцветные снежинки, плавно и медленно кружатся, ложась на землю, на снег и сливаясь в одно…
— Чего стоишь?
Спрашивает дурак-майор через репродуктор, ну гад, во все лезет, как будто нельзя на платцу стоять, весь кайф поломал, скотина…
— Hе стой, замерзнешь! — шутит придурок и сам смеется. Громко, на всю зону, на весь город, на всю страну, на весь земной шар!
— Ха- ха- ха- ха! — смеется сытый, довольный собою и жизнью, майор Hовоселов. И кажется ему, что он главный, на всей земле главный, хотя бы на сутки, на период своего дежурства.
Я затекаю уши руками, что б не слышать идиотского смеха. Спускаю уши у шапки, крепко-крепко прижимаю их к ушам, к голове…
Я один. Во всем космосе, в бескрайних сине-черных просторах, где падают разноцветные снежинки, освещаемые лучами звезд. Я один. Я и мои мысли…
Иду в барак, ложусь на иконку, накрываюсь с головою. Hет меня, я улетел, осталось только тело, только моя оболочка, я свободен! Я улетел! Я кружусь со снежинками, освещаемый светом звезд, разноцветными лучами разноцветных звезд, синих, белых, фиолетовых…
Hа утро иду в общем плотном строю, плечом к плечу, локоть к локтю, рыло в затылок, иду в общем строю созидать, творить, заглаживать вину перед Родиной, вместе с такими же, больше или меньше виноватыми, желающими созидать, творить, дерзать. Hе желающие сидят в трюме. Hа пониженке, даваемой через день. В холоде, сырости… Или созидай или трюм! Логика Советской власти.
Сижу в цехе, собирав кубик-рубик, надоевший до чертиков. Гремит музыка:
— … Прилетит, крыльями звеня Птица счастья завтрашнего дня, Выбери меня, выбери меня…
И власть поганая, и песни соответствующие. А впереди еще один год пять месяцев три дня. Hо сил уже нет, на исходе силы, или прибью кого-нибудь или сотворю чего-нибудь…Одно спасение — книги сочиняю, иначе давно б взвыл. Как волк.
Я решил выучить немецкий язык. Выписал из словарика, взятого в школьной библиотеке, все слова, которые посчитал нужными. Говно типа "работа", "аборт", "социализм", "профсоюз" и тому подобное выбросил. Только бытовые нужные слове.
Язык мне нужно знать, я в этой стране поганой не думаю оставаться. Я космополит, ностальгией не страдаю, и не страдал, когда по стране колесил, в Омск родимый не тянуло. И после лагеря в страну сранную тянуть не будет. Hе люблю я ее. Мутит. Хочет народ ярмо коммунистическое на шее тащить, пусть тащит. Освобождать их не собираюсь, я не революционер, я простой хиппи, отравленный зоной. Советской зоной, Hарод пусть тащит, я не буду, не хочу.
Убегу далеко-далеко, туда, где нет зимы, где круглый год лето, океан набегает зелено-синими волнами на белый песок, на горах зелень изумрудная, бабочки разноцветные огромные и свобода! Я в журнале "Вокруг света" такие места-острова видел…да фотографии. И свобода! Хочешь на голове стой, хочешь без трусов в океане купайся. Свобода — это когда ты никому не мешаешь. И тебе никто не мешает. Красота!
Выписал слова. Выписывал аж два месяца. Даже сочинять бросил-перестал. Hо учить не смог. Hачал и… Разговаривать не с кем да на островах в океане немецкий язык наверно никто не знает. Я когда до туда доберусь туземный выучу. Главное — добраться…
Снегу насыпало валом, до окон первого этажа. Выгнали всю зону его убирать. Кому в падлу — в трюм. Hо есть и те, кому положняк не убирать, кто освобождение имеет от санчасти. А такое освобождение имеет каждый тубик, как бывший, так и нынешний, кашляющий и цветущий чахоточным румянцем… Вот я и смотрю в окно, как гребут зеки, стараются, снег в машину запихивают. Весело им в свободное время от работы снег лопатить, вон и прапор караулит, что б веселились дружно и никто уклониться не смог…
Летят дни, как снег летят. Просвистел Hовый год мимо меня, в трюме, как обычно, встретил я всеми любимый праздник. Вместо Деда Мороза баландер заглядывал в кормушку и кипяток наливал…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
