Алексей Шепелев - Maxximum Exxtremum

Всё-это ей нравится, и даже мне, но оба мы отлично понимаем, что я хочу не этого. Наконец-то я пытаюсь…

— Нет, — протестует она, — только не туда, туда сейчас нельзя.

— Ты три дня не какала?

— Дурак, ваще!

— А нет презерватива? — я почему-то хочу тебя туда с ним.

— Есть только с усиками.

— Ну и отлично! — я думаю, затолкать тебе в жопу будет отлично!

— Нет, Лёша, нет!

— Хули «нет»?! Я всё равно это сделаю , понимаешь? Свяжу, изобью, изнасилую, убью, но сделаю — так что давай лучше сама…

— Какая же ты скотина… — говорит она, с неожиданной готовность выгнув спину, разводя ягодицы и подавая мне назад кондомчик.

— А ты, дрянь, — как будто ты сама не хочешь? Поди никто не наведывался к тебе туда — а тебе ведь это нравится, да?

— Да-а, — пропищала маленькая девочка с некоторым блядовато-брутальным придыханием, — только ос-тоо-роож-нней…а-ай!..

Не успел я её как следует напялить, как она сорвалась, вырвалась и побежала в сортир, где её очень долго и мучительно рвало…

5.

На той самой лавочке, у той самой мусорки — я и миниатюрная, хрупкая Варечка — тоже уже тотально потерянная — и пригласил я её, оторвав от работы в Доме печати, чтобы «поговорить», а на самом деле занять хоть сколько-нибудь денег. Здравствуй, Настёна, я Лёвушка, я Максимка, вах!

— Мне сказали, что ты… что вы с… этой…

— Кто сказал? что?

— Что ты её любишь — эту паршивую Зельцер, что хочешь на ней жениться!

— Ну, я вижу, ваши долгие рандеву с Плащ-Палаткой прошли плодотворно! Ещё — подробности, адреса, фамилии!

— Инна! Таня Романова!

— Анжелика?

— А ещё мне сказали… такое про тебя… что эта…

Долгову я благо ни о чём «таком» не докладывал — он узнает об этом со страниц этого романа — остаётся О. Фролов — причём, думаю, я сам ему бессознательно поручил роль «медиума», «вестника».

— …что эта тварь…

— Не надо, доченька, прошу. Я сам сделал это.

Я, дорогие, давно с гордостью и ужасом заметил, что от одного соприкосновенья с моей «черноплодной личностью» её миниатюрное хрупкое православное мировоззрение дало трещинку, а такого уж оно явно не выдержит — must crash it fast!

— Да, это был не сказать, что сознательный, но мой выбор. Да, я с ней спал, с ней жил — вернее, пытался… — но всё-это было давно и я… и я её не люблю…

— Неправда!! — вдруг пронзительно закричала она, и я даже вздрогнул. — Когда ты произносишь её имя, на мгновенье, на долю секунды твои глаза загораются — я это давно заметила, вот! Я убью эту дрянь! Только б её увидеть!

Я почувствовал, что мой рот растягивается в невольной странной улыбочке, которую я подавляю, даже потупив взор…

— Вот! — вновь вскрикнула она, — вот так ты изменяешься, ухмыляешься, когда говоришь о ней! Но уже не миг, а долго — о Боже!! Неужели она…

— Ладно. Я её вчера видел. И сейчас тоже к ней. Можешь поехать со мной, познакомиться, — выпалил я равнодушной скороговоркой, сотрясаясь от озноба и возбужденья предвкушения.

Лицо её вспыхнуло краской, исказилось гримасой, но она не заплакала. Саданул гром, налетел шквальный порыв ветра, над рынком в свинцовом небе кружилось что-то чёрное — кажется, столб пыли.

— Неправда… — слёзы, крупные капли дождя, икринки льда, снежинки…

— Правда-истина. Я её не видел сама знаешь сколько, а вчера… Короче, всё то же. Она плотно торчит и выглядит плохо. С ней живёт чувак — полнейшее мачо — его должны посадить — надеюсь, что сегодня, когда я приеду, его уж не будет. Как ты поняла, стольник мне нужен именно для этого — дай мне его…

— Ты не сделаешь этого, Алёша! я в тебя верю!

— Верую, как в белый божий день: сейчас ты дашь мне стольник, я подойду к вон тому автомату, наберу её номер, спрошу, можно ли приехать, и поеду.

— Издеваешься надо мной… Ты же не сделаешь этого, правда? Ты не такой…

— Могу поспорить, что через полчаса она будет курить сигареты, которые ты только что для меня купила, столь благородно пожертвовав своей поездкой на автотранспорте… Теперь — издеваюсь, извини.

— Ты не получишь деньги! И вообще — уёбывай! Не звони мне.

Она резко отвернулась и медленно пошла от меня.

— Варечка, маленькая, ну пожалуйста, ну дай стольник… — забежал я ей наперёд, пытаясь поймать её за руку, за куртку.

Она заплакала. Пошёл снег с градом, потом сразу дождь, потом налетел ураган с тучей пыли и грязи — просто светопреставление какое-то, никогда не видел ничего подобного!

Она успела-таки скрыться за углом здания, а я рванулся навстречу порыву — и он ударил в меня с такой силой, что я еле устоя на ногах. Я обернулся, отплёвываясь и произнёс ещё раз:

— Ну пожалуйста, Варя, я же всё равно найду! Я ж отдам…

Вряд ли она расслышала, но остановилась, словно не веря своим ушам и глазам.

— Ты же весь в нитку! — она уже тянула ко мне ручку, — вернись, Алёша, ты же…

С новым порывом ветра и дождя я двинулся к автомату. Обернувшись, я увидел, как её коротенькая зелёная курточка скрылась в чреве подоспевшего троллейбуса.

6.

Сидит в полумраке, совсем невесёлая, вся чёрная…

Вздохи, молчание, долгие минуты, искурили всю пачку.

Мне стало очень жаль её — я вдруг вскочил и ни с того, ни с сего начал очень экспрессивно и красочно рассказывать столь привычные ей ранее «истории из жизни нашей» — минут через десять она уже осторожно, напряжённо смеялась. Я был тоже рад.

Следующие полчаса она «уламывала» меня сдать мою кожаную куртку. — «За тыщу уйдёт». Я вяло возражал, что вообще-то она не моя, а братцева (я просто ездил в ней в Москву), и стоит она дорого, тысяч под девять, и вообще — в чём я тогда буду ходить?

— Не ссы, — подбадривала она каким-то ментовским тоном, — найдёшь вон у меня какую-нибудь хуйню. Зато нормально будет.

— Хватит, Эля, прошу тебя… Ты ведь знаешь, как ты на меня действуешь — я же в колодец прыгну по твоим дрянным наветам…

Тут она притащила какой-то несвежего вида плеер-волкмэн и стала мне его «втюхивать» за стольник. Мне стало совсем дурно. Ты что, говорю, тронулась умишком совсем? — мы же всё равно с тобой вместе, дрянь, зачем же мне его покупать? Однако этот приёмчик психоатаки подействовал: я решил пойти на компромисс и сдать не куртку, а бывший на мне найковский шот, довольно новый и купленный за 1200.

Она куда-то звякнула, потом, накинув мою куртку нараспашку (я, естественно, с замиранием сердца уже ждал её возвращения без оной), выскочила куда-то… Через десять минут она явилась с 400 рублями и оценочной ценой куртки в 700 рэ. — «что очень мало, если на крайняк — как раз полтина»

Далее всё дело как-то замялось. Она долго сидела на кухне, отвернувшись от меня в окно, покуривая настрелянные сигареты и что-то мурлыча. Я с большим внутренним нетерпением ждал… Наконец она тяжело вздохнула и, бросив на меня странный тяжёлый взгляд, произнесла: