Мирослав Немиров - А. С. Тер-Оганян: Жизнь, Судьба и контемпорари-арт

Таковы оганяновские — впрочем, в данном случае в не меньшей степени и осмоловские — организаторские и педагогические таланты.

Ситуация к середине 1990-х и в родной стране изменяется в значительно худшую сторону, нежели она была, хотя бы, например, этих 1990-х в начале, ситуация становится совершенно упадочной и в контемпорари арт.

Происходит крах всего, а прежде всего — надежд.

Сбылось все, о чем и мечтать-то не мечталось в начале 1980-х, когда Тер-Оганян А.С. становился на скользкую дорожку авангардного искусства — оказалось, ничего в том хорошего.

Перечислим по-порядку.

1.

стал все-таки Оганян художником, и известным, и признанным, и авангардистом, и одним из самых радикальных (а радикальных в контемпорари арт почти синоним слова «лучших») — да дела этого контемпорари арт теперь даже хуже, чем во времена КПСС: тогда преследовали, но зато быть авангардистом было престижно, авангардистами интересовалась общественность, интересовался Запад, на подпольные квартирные выставки собирались толпы — дипломаты, иностранные корреспонденты, юноши и девушки, и все были уверены, что делают запрещенное, но важное и правильное дело, теперь — авангардистские сообщество рассыпалось: кто уехал, кто устал и без конца самоповторяется, уныло зарабатывая воспроизведением былых достижений на (и весьма бедненькую при этом) жизнь, кто, как Свен Гундлах, вообще демонстративно все бросил и начал просто зарабатывать на жизнь дизайном и т. п., и весь этот контемпорари арт просто никому абсолютно не интересен (на Западе — кончилась мода на рашен авангард, а структуры внутри России, которые должны бы поддерживать интерес к контемпорари арт — не созданы, потому что все надеялись на Америку, что там будет бум вечно).

И все в унынии и непонимании, что делать, и как быть.

2.

Стало можно ездить за любую границу, и даже не просто туристом, а как художник, на выставки со своими работами — оказалось, тоже ничего особенно в этом замечательного.

То есть — и зовут, бывает, и выставляться, и приглашают на всякие «семинары», (что означает пожить там месячишко-другой за счет какого-нибудь из западных фондов, но все это имеет форму благотворительной помощи представителям слаборазвитых стран — и-или демонстрации ученых медведей в цирке: гля-гля, дикий человек из страны, где Ельцин, мафия и Макашов — а знает слово «инсталляция»..

А реально выдвинуться русскому художнику в известные мастера текущего общемирового контемпорари арт (а не в представителя экзотической провинции) совершенно никак невозможно: не пустят: там своих таких мастеров хватает, и конкуренция — именно столь свирепа и к тому же монополистически-бюрократизирована, как о ней и писали некогда в советских книжках.

3.

В родной стране капитализм — о чем уж совсем никак и подумать было невозможно — победил, и причем капитализм именно в американском своем варианте — опять же оказалось, ничего в нем хорошего нету — оказалось, капитализм — не сплошное Мерлин Монро, Чарли Паркер, кадиллак и кока-кока, (о чем см. сообщ. Америколюбство), а, оказалось, действительно, как и писали в советских книжках, — ежедневная непрерывная борьба за существование, — и причем со всеми козырями скорее именно на стороне, играющей против тебя.

Оказалось, остается два единственных выхода: или —, или — нужно начинать все снова и сначала.

И Оганян это делает: пытается начать все сначала — см. Институции, «Четверги на Бауманской», «Школа авангардизма».

Ростовский друг А.С.Тер-Оганяна, художник, участник товарищества «Искусство или Смерть» Вместе перебирались в Москву в 1988-м, вместе обитали на Речном Вокзале и Трехпрудном. Погиб осенью 1991. Дополнительные подробности см. в книге М.Белозора «Волшебная страна»

«Саму акцию я не видел, но информацию имею избыточную, и от прессы, и от очевидцев. Мы видим продуманное и оплаченное кем-то глумление. Не знаю кем, но догадываемся. Конечно, Тер-Оганян знал, что дело дойдет до суда, но его покровители, видимо, посчитали, что ему ничего не угрожает. В печати появились сведения, что действия Тер-Оганян оплатил фонд Сороса.» — Михаил Кузнецов, профессор, общественный обвинитель от Комитета за нравственное возрождение отечества, соратник Виктора Илюхина по адвокатской коллегии заявлял такое в газете «Сегодня» 21 апреля 1999.

Это все о тех же Иконах.

Логика просто карикатурно классическая: сам Оганян до этого додуматься, конечно, не мог, — говори, сука, кто научил! Говори, сука, кто, как, где передавал инструкции, толченое стекло заграничного производства, чтобы подсыпать в муку, через какую границу собирался затем уходить!

Так вот, о Соросе.

Давал фонд Сороса один раз деньги Оганяну — в 1994-м году на издание книги о галерее в Трехпрудном — как чего не рассуждай, а одной из довольно видных страниц в истории московского контемпорари арт.

Авдей написал заявку — приложил суждения искусствоведов, которые подтверждали, что это была довольно видная страница, ее нужно зафиксировать в книжном виде — получил деньги согласно представленной смете.

Дальнейшая судьба этих денег была печальной: автор этих строк в указанный период жизни как раз пытался заниматься бизнесом, и причем именно полиграфическим. И я вызвался пристроить книгу в типографию, где все сделают быстро, дешево и хорошо, и убедил в этом Оганяна, и тот деньги передал мне, и — и как-то так получилось, что никакой книжки так издано не было: как то оказалось, что деньги понемножку размотались.

Другой бы на месте Оганяна с автором этих строк срать бы больше рядом не сел — и это еще в лучшем случае!

Но Оганян простил.

Вот какой он человек.

1988, сентябрь, Ростов-на-Дону. Тер-Оганян лето проводит в Москве, где обнаруживает — там художественная жизнь ох и кипит. Нужно и у нас так — делать произведения искусства в больших количествах, сделанное — немедленно выставлять. Эх, нам бы крохотненький бы выставочный бы зальчик, чтобы —!

Где?

И мы ходили по Ростову, гуляли, это все обсуждали.

В фойе кинотеатров? Не пустят. Тут, проходя по Газетному переулку, увидели новооткрытый кооперативный сортир. Оганяна осенило: в нем! в сортире!