Ариф Алиев - Новая Земля

Слова летали по трюму, обдирались о ржавое железо, ранились об острые края параши. Из огненной плазмы сгустились имена ада: άδης, άιδης, аид, ужасный, infernus, hel, hell, helvete, преисподняя, место сокрытия, пекло, смола, тьма кромешная, серный огонь, смрад, мука вечная, Вайтарани, геенна огненная, зияющее болото под мостом Сират, Страна Эрешкигаль. Появился демон с головой лошади, за пояс у него были заткнуты трое детей, он размахивал булавой и кривым трезубцем и кричал на меня: «Я отниму твоих детей и жену, сука рваная!», «Я отниму у твоих близких память, о тебе никто никогда не вспомнит, сука красножопая!» Асур, взрезав татуированный живот Гоши Майонеза, достал церрозную его печень, посыпал глютаматом натрия и заставил сожрать. Шедим засунул в рот и в зад связанному по рукам и ногам Витамину 2000 баночек Ирбитского химфармзавода, позвякал возле уха ключной связкой и крикнул: «Доклад!!!» Шайтан загнал чечена Ису на раскаленную сковородку, подлил для легкого пара азотной кислоты и включил караоке-iPod, чечен Иса под музыку танцевал вприсядку обугленными ногами, смотрел на экран и пел, выгоняя русскую народную песню «А как в деревне девки спали» из сожженной кислотой дырявой глотки. Дэв надорвал Косте Ганшину естественные отверстия, отрезал гениталии, попенетрировал ими во все естественные отверстия, потом проткнул Костю Ганшина копьем и попенетрировал теми же гениталиями во вновь образованное отверстие, неестественное уже. Сипа работал рука об руку с дэвами, асурами, шедимами, демонами и шайтанами. При помощи острого ножа и иголки с нитками он превратил Гогу Звягинцева в женщину. Бесы-законники отвлеклись от рассмотрения дел. Они наблюдали за Сипой и аплодировали. Бес-официант на подносе принес Сипе баланду в красной пластиковой тарелке и поклонился в знак уважения. Сипа перелил баланду в сделанный из пластиковой бутылки стакан и выпил ее залпом за здоровье присутствующих, отдал тарелку и стакан бесу-официанту, но тот завертелся и исчез, тарелка и стакан упали на пол.

Матросы унесли пустые кастрюли, рексы прогрохотали берцами, поднялись на палубу, задраили дверь.

Мы с Сипой еще не доели, когда в дальней клетке что-то лопнуло со звоном, что-то грохотнуло тяжелое и кто-то всхлипнул и завыл придавленный. И крепко завоняло оттуда. Параша у них перевернулась, что ли?

Сипа завертел головой.

— Говном потянуло, Иван Георгиевич, не к столу будет сказано.

В дальних клетках заорали, что говно потекло, я понял, что угадал.

— Знаешь, Иван Георгиевич, почему у них параша перевернулась, а не у нас?

— Обручи плохо приварили. Плохие сварщики работали. Толя Слесарь сказал, что плохие. От качки обручи лопнули.

Сипу простое объяснение не устроило, его мозг не принимал простых объяснений.

— А у нас почему параша не перевернулась?

— Сначала у них, потом у нас.

— А почему сначала у них? Не знаешь? Ты подумай.

— Я не знаю, Николай, и думать не хочу. Перевернулась, значит, не повезло им.

— Перевернулась, потому что они в корме, а мы ближе к носу. Сзади всегда больше качает. В автобусе задние сиденья занимают в последнюю очередь, никто не хочет, чтоб мутило.

Вряд ли на корабле и в автобусе качает одинаково. На корабле два вида качки — килевая и бортовая, а в автобусе качает вверх-вниз, такая качка называется вертикальной, ее гасят рессоры, и еще, когда автобус тормозит, на очень короткое время может возникнуть килевая качка, ну и бортовая качка бывает тоже очень редко на плохой дороге при низкой скорости движения. В прошлом году Сипа задавал мне задачу, в которой требовалось определить, возможна ли, а если возможна, то при каких условиях, одновременно килевая и бортовая качка, я задачу не решил, ответ: невозможна ни при каких условиях. Сипа забыл, что задачу мне задавал про качку. Я не стал напоминать.

После недолгой возни и угроз чичи рекрутировали сокамерников толкать бочку, как таран, и разворотили свою клетку, выбили калитку. Чичи торопили рекрутов, грозили забить до смерти, и те старались, с одного удара выбили калитку соседней клетки, покатили бочку к лестнице, но оказалось, проход сужается, бочка застряла. Рекруты надрывались, обдирали руки, ломали ноги, чичи их били прутьями, пробивали головы, робы замызгали кровью, но бочка застряла намертво.

Чичи не успокоились, приказали разбить нары, выломали уголки — прутья короткие, уголки длиннее. По лестнице поднялись к шлюзовой двери, попытались взломать, но не смогли.

Чичи оставили засаду, они хотели схватить рекса или матроса, который вздумает сунуться в трюм, хотели, прикрываясь заложником, выйти на палубу, взять еще заложников, автоматы отобрать, садить очередями по рексам. Они прикидывали варианты, как да что, договорились меж собой, кто будет заложника держать, кто будет ему глаза выкалывать и требования выкрикивать.

Полосатые ломали замки клеток, открывали калитки и заполнили проход, не протолкнуться. Торопились куда-то, без разницы куда, лишь бы из клетки, из зарешеченного пространства выбраться, напирали на тех, кто оказался ближе к лестнице.

Чичи махали прутьями и уголками, что-то отнимали, хотя что можно отнять у полосатого в ржавом пустом трюме — матрас, тарелку пластиковую, бутылку воды? И раздевали они тех, кто послабее, хотя у всех одежда одинаковая.

По обрывкам фраз я понял, что кто-то из чичей — самый авторитетный в духовном смысле — захотел совершить намаз по всем правилам и для него рыскали по клеткам, отнимали воду. А зачем раздевали, я не понял.

— Адамчик?! Где тут у тебя пидорок говорливый?

Али перелез через бочку и, расталкивая полосатых, пробрался к нашей клетке. Недельная щетина придавала ему грозный вид, в руке он держал погнутый окровавленный уголок. Но оказалось, Али не был у чичей главным. Вслед за ним к нашей клетке прошел одноглазый, с изуродованным лицом, с неестественно маленькой головой старый чечен. Он был старше всех, кого я видел на этапе. Одноглазый показал на замок, и Али с размаху ударил уголком по дужке.

— Двумя руками бей, — сказал одноглазый.

Наверное, вот за такие мудрые советы чичи уважают своих стариков.

Али замахнулся и на замахе задел кого-то. Одноглазый обозвал Али по-чеченски, а тот, кого Али задел, обозвал его по-русски. Толпа в проходе колыхнулась, кто-то упал, подрались. Али, одноглазый и еще несколько чичей оказались прижаты к нашей калитке. Одноглазый просунул голову между прутьев, ему показалось, так легче дышать.

Почему-то Сипа первым начал их бить. Он, а не Моряк, который сидел на полу и пил баланду мелкими глотками и чавкал, как ибанашка в ГНЦП Сербского. Кого Моряк хотел обмануть? Лично я давно понял, что никакой он не псих, про топовые огни и красный бортовой ему радостно орать, он и орет, нравятся ему капитанские команды.