Питер Найт - Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов»

Если концепция шести рукопожатий отражает свойственную 1960-м годам веру в социальную гармонию, то более подходящим слоганом для 1980–1990-х годов стало бы заведомо паникерское эпидемиологическое уведомление, гласящее: занимаясь с кем-нибудь сексом, ты, по сути, спишь с тем, с кем до тебя спал твой партнер/партнерша. С едким остроумием переделывая квазиконспиративистские схемы корпоративных сговоров, принадлежащие Ноаму Хомскому, эстрадный артист аргентино-канадского происхождения Гильермо Вердеккия показывает номер, в котором он выстраивает схему собственных сложных сексуальных отношений. [471]Провоцирующие паранойю формы взаимосвязи теперь, похоже, подобрались намного ближе. Как мы уже писали в пятой главе, эпидемиология ВИЧ/СПИДа обнажила то, что для многих людей оказалось пугающей уязвимостью как человеческого тела, так и государства В первом случае вирус иммунодефицита человека в состоянии нарушить способность организма различать «я» и не-я. Лишь при параноидально ревностном использовании латекса как настаивала здравоохранительная мудрость, секс сможет вновь стать относительно безопасным — хотя и при условии, что передачи телесных жидкостей не будет. Во втором случае, пока казалось, что эпидемия СПИДа ограничивается четырьмя первоначальными «группами риска», многие придерживались предвзятого мнения, что общество на самом деле не является чем-то целым, хотя и подозревали, что внутри темных миров гомосексуалистов, героинистов и гаитян происходило какое-то угрожающе беспорядочное перемешивание. Но к середине 1980-х эпидемия стала подрывать уверенность американской общественности в существовании естественных барьеров между социальными группами, поскольку различия между гетеросексуалами и геями, между ними и нами и, как эффектно выразились чиновники здравоохранения (а президент Рейган это подхватил), между так называемым «основным населением» и обозначенными группами «риска» начали стараться. [472]СПИД заставил почувствовать, насколько уязвимыми стали границы национального государства Начиная с рефлекторного предположения о том, что эта болезнь наверняка зародилась в Африке и потом была занесена в Америку гаитянами, и заканчивая более реалистичным сценарием об американских секс-туристах, распространяющих ВИЧ-инфекцию в странах третьего мира, эпидемия СПИДа заставила людей задуматься о сложных и запутанных путях передачи в глобализованном обществе. Эта нацеленная на поиск козла отпущения «география вины» по большей части была оформлена языком заговора. [473]

В эпоху глобализации отдельные формы связи параноидально не поощряются, тогда как другие лихорадочно пропагандируются. Строгие предупреждения насчет свободной реализации сексуального желания звучат от тех же людей, которые призывают к неограниченной свободе потребительского желания (скорее в форме капитала и информации, чем отдельных рабочих) на мировом рынке. Девизом нового тысячелетия очень могла бы стать фраза «свободная торговля, но безопасный секс». В обоих случаях допускается, что к лучшему или к худшему, но все связано: всех нас включили в глобальные сети потребления и производства, нравится нам это или нет. Описывая «вселенную коммуникации», Жан Бодрийяр фиксирует пугающее, но в то же время бодрящее ощущение погружения в огромную подвижную сеть обмена. Он пишет, что мы живем в новую ««протеиновую» эру сетей», в «нарциссическую и протеическую эру соединений, контактов, касаний, обратной связи и всеобщего интерфейса». В связи с приходом «имманентной неупорядоченности всех этих сетей, с их непрерывными соединениями» Бодрийяр опасается, что «промискуитет, который царствует над коммуникационными сетями, оказывается промискуитетом поверхностного насыщения, непрерывного приставания, истребления промежуточных и защитных пространств». [474]В мире, где все связано, индивидуальные и национальные границы начинают стираться, а прежняя утешительная форма паранойи, по сути, имевшая дела с неизменными фактами и организациями, уступает место шизофрении непосредственного момента. По мнению отдельных теоретиков и культурных деятелей, эта кибернетическая текучесть открывает возможность ухода от ограничивающих форм идентичности. Так, в одном из эпизодов «Секретных материалов», снятом по сценарию Уильяма Гибсона, одна девушка, компьютерный гений-гот, хочет, чтобы ее загрузили в Интернет, где она могла бы достичь нематериального единения со своим бойфрендом. «Представь, что ты настолько сливаешься с другим человеком, — размышляет Эстер, — что уже не нуждаешься в своем физическом «я». Ты един». [475]Но для других это означает, что угрожающие силы непрерывно покушаются на последние остатки пространства «я», а само представление об отдельной и автономной личности разрушается, что волнует еще больше. [476]

Диалектика связности усложняется из-за замыкающихся друг на друга метафор, которые используются для ее описания. Поток информации и капитала на мировом рынке напоминает работу иммунной системы или наоборот? Угроза вирусного заражения и проникновения — она буквальна или это метафора? Экономика просто похожа на какую-то экосистему, или она действительно стала одной из них? В бодрийяровском описании экстаза коммуникации, к примеру, смешиваются метафоры из области биологии (««протеиновая» эра соединений»), социальной гигиены («грязный промискуитет») и кибернетики («распределительный центр»), В контексте таких проектов, как расшифровка генома человека, биологическое и информационное начинают не прос то походить друг на друга, а на каком-то базисном уровне становятся одним и тем же. В своем исследовании возможностей и подводных камней связности Кевин Келли использует слово «живые системы» для описания усиливающейся равнозначности между машинами, которые живут, и живыми созданиями, которые ведут себя как машины. Келли анализирует самые разные примеры: искусственно созданные экосистемы наподобие «Биосферы II», структуры глобальных корпораций, телефонные сети и коллективный разум муравьев из одного муравейника На глубинном уровне они работают одинаково. Но дело не только в том, что на первый взгляд разные области биологической, социальной и экономической жизни начинают смыкаться в пространстве все более и более взаимосвязанных систем. Сами концептуальные способы анализа связей тоже начинают сливаться между собой, точнее говоря, становится труднее различать прежде обособленные сферы жизни. Перед многими из этих научных попыток стоит непростая задача найти язык, способный уловить нарастающую взаимосвязь под внешней разнородностью. Метафоры заговора охотно подписываются под такой проект. Но вместе с этим они и сами претерпевают изменения.