Сергей Михалыч - Параллельные общества. Две тысячи лет добровольных сегрегаций — от секты ессеев до анархистских сквотов

Все общины вместе служат росту разнообразия и многовариантности общества, а не готовят ему некую единственно правильную перспективу.

Внутри общины сохраняется тот максимум личной собственности, который допускается всеми для каждого. Вполне возможно жить и не работая внутри, но вкладываясь финансово, если никто не видит в этом угрозы для общего проекта.

Самосегрегация предлагает решать вашу проблему и реализовать ваши возможности здесь и сейчас, вместо того чтобы ждать светлого будущего или гнать в него тех, кто, вполне вероятно, и не собирался туда идти. Поговорим о возможной исторической роли добровольных сегрегаций, если она кого-то вдруг волнует. Я вижу три варианта понимания.

1. Самый оптимистичный и революционный. Очень часто применялся для привлечения людей в светские общины нового времени. Добровольные сегрегации станут моделью будущего общества и катализатором больших перемен, лабораторией по выращиванию альтернативных людей с другим переживанием жизни. Нужен некий объективный катаклизм (экологический, экономический, военный, короче, светский аналог апокалипсиса), чтобы опыт добровольных сегрегаций стал единственно возможным и потому бесценным выходом для ввергнутого в хаос человечества. Такое ощущение жизни слишком ответственно, грандиозно и воспитывает неизбежное высокомерие «людей будущего», претендующих, пусть и не вслух, на роль некоей новой спасительной элиты обреченного вида. Дополнительный комизм такого самопонимания возникает оттого, что добровольные сегрегации с подобными глобальными упованиями и претензиями создавались людьми с момента возникновения централизованных государств и жестко иерархических обществ, а возможность преображения человечества вечно откладывалась. Гораздо больше шансов стать для кого-то полезной или поучительной моделью, вовсе не стремясь к этому, меньше всего об этом задумываясь и просто налаживая «другую жизнь» для себя и с тобой согласных.

2. Обратным, вывернутым наизнанку вариантом глобальной революционной претензии является сценарий пессимистичный и мазохистский. Добровольные сегрегации — это вечный отстойник для неудачников, способ общества обособлять лишних и неэффективных. История идет мимо них, они навсегда из нее выпадают, в общем — это место для лузеров в точном смысле этого слова. Добровольная сегрегация и есть их «луза». И при таком понимании она не такая уж «добровольная», ведь у тех, кто объективно не может освоить принятые в большом обществе правила конкурентной игры, не так уж много вариантов «выпадения». Исходя из такого понимания, уж лучше все лузеры будут утешать друг друга в своих общинах, чем уйдут в озлобленное и опасное для общества «революционное подполье». Мотивом самосегрегации для не вписавшихся в современную цивилизацию является своего рода редукция к сценарию родоплеменных отношений, которые дают человеку гораздо меньше возможностей, но и требований к нему гораздо меньше. Для небезнадежных и попавших туда скорее по недоразумению обособленные общины даже могут стать способом возврата в общество и возобновления его ценностей. Негативный опыт жизни в добровольной сегрегации научит их ценить банальное и общепринятое и откроет ценность этих вещей заново. Полемизировать с таким видением — никому не нужная трата времени. Чтобы быстро закрыть бесполезную дискуссию с представителями этой позиции, легче всего формально признать их правоту: да, да, да, все правильно, и все же мы не хотим участвовать в вашей истории. Лучше наша полусбывшаяся утопия во временных и нестабильных добровольных сегрегациях, лучше наша иллюзия альтернативы, чем ваша стопроцентная реальность и ее модели успеха. Иногда стоит признать себя «слабым», если то, что здесь понимается под «силой», тебе отвратительно.

3. Самый продуктивный сценарий. Нет никакой единой истории и единого общества, даже если они когда-то и были. Есть множество конкурирующих историй, и история добровольных сегрегаций — одна из них. У каждой из этих «историй» своя цель и, значит, свои критерии оценки и смыслы. Мы не готовим внутри своей добровольной сегрегации никакого будущего для других и примера для всех. Мы не из будущего и не из прошлого. Мы не являемся амортизатором для проблем большого общества и отстойником для его неудачников. То, что мы делаем, самодостаточно, и мы делаем это для себя, здесь и сейчас, потому что это наша жизнь, и никто, кроме нас, не знает и не скажет нам, как именно и зачем ее прожить: ни бог, ни царь и ни герой революционер. Каждый человек может решить, в чем смысл его жизни и выбрать себе одну из «историй человечества» с соответствующими целями. Социальная эволюция — это рост многообразия форм, реализующих разные возможности человека, и каждая отдельная самосегрегация — это только одна из бесчисленного множества таких форм. Делайте этот мир разным, и это занятие избавит вас от чувства, что вы проживаете чужую, а не свою жизнь, от чувства, что есть «правильная» и «неправильная» жизнь, и между этими двумя вариантами якобы придется выбирать. Каждый из нас имеет шанс создать свою локальную цивилизацию, отказавшись от того, что ему чуждо, и добавив то, чего ему не хватало.

Со времен Гоббса нам известна политическая метафора: естественные тела людей образуют искусственные тела государств и наций. Но и личности, соблазненные иллюзией своей автономии друг от друга, находятся в плену, похоронены в однотипных коконах субъективности, как в ваннах с раствором в «Матрице». Очевидна трагическая обреченность раздутой рыночной конъюнктурой и буржуазной демократией «индивидуальности», которая никогда не была субъектом своего бытия, ибо ее сконструировали другие, окружающие, и, не признав этого, она не может быть счастлива и свободна.

«Обособленная личность» не нужна ни себе, ни другим, уступая малым группам нужных и хорошо знакомых друг другу людей, новым коллективам, которые становятся производителями и проводниками альтернативы. Эта альтернатива и массовой «культурной индустрии», и персональному «экстазу и отчаянию», альтернатива ножницам «личность/ толпа» или «герой/ масса». Решающее сражение сегодня — производство субъективности, а вопрос о власти — это вопрос о том, кто контролирует процесс «означивания», кому и кем дано право и возможность присваивать знакам их актуальные значения и вводить качественные различия между разными группами знаков.

Самыми обсуждаемыми темами интеллектуально-политической полемики последнего полувека были «исчезновение человека» (как иллюзии цельности) и «диктатура кодов», то есть всеобщая зависимость от знаковых систем.