Яна Гецеу - Я, Дикая Дика

Тогда уже появилась уверенность, что всё нормально у нас, и пора думать о записи, и раскрутке. Тут я вспомнила о Вике. Вот ведь — продюсер! Да мы ещё отымеем этих «Чашек», во все дырки!! Да кто они такие, и кто мы! Я с ТорКом дружу! А он со Шмелями, и вообще с кем угодно! Нам и карты в руки!

Начала Викулю караулить, она всё где-то моталась, но я полна решимости! Вот тока найду её. У нас ведь и материал весь оцифрован, звук профессиональный совершенно!

Дневник:

Бросил ее, мы вдвоем теперь… Боже, Боже, давай забудем, что она вообще была! Выкинь ее из моей головы!!

Ты тоже думаешь, что мы идем к пропасти вдвоем, ошибочно стремясь принять падение за полет? Убить друг-друга, и что тогда? Просто два ненормальных, психа дали волю зверской фантазии, и сами себя изломали? Умри мы, и что тогда? Что? Я не знаю ответа. Нет, знаю, конечно. Но он настолько мне не нравится, что я предпочту не знать его! Мерзкие, поганые кошмары вижу я в душе своей, и мне противно носить их в себе. Но что же буду я без них? Даже депрессию лечить не хочу, я с ней сроднилась. Не представляю, кто я без своих страхов, заёбов и тоски. Тоска — вот слово номер раз для меня. Сначала светитсолнце, сияющее именем Ветер, потом сидит и греется в его лучах Тоска. Беспокойная тварь, неймется ей! Пишет кровью сердца — «Ветер, Ветер, Ветер…» бесконечное множество раз. Перебирает четки, где каждое звено — момент наших отношений. Слова, слова… всё лишь слова. Слова и музыка. Музыка, чокнутая девка. Ах, как тянет унижаться! Падать на дно, где ты поймаешь, не дав долететь трёх сантиметров, и упасть на камни. Тебе не страшно унижать и возвышать. С тобой я обретаю сладкую свободу быть собой. Мерзкой и прекрасной. Чудовищем и красавицей. И ты неуйдешь от меня. Никуда. Нам незачем искать чего-то настороне, ведь чего не найдется во вселенной? Открой замки души, и достанешь на свет все, что только можно вообразить. В нас есть совершенно всё. И никто другой нам такого никогда в себе не найдет, из того, что мы находим друг в друге. Сколько тайн, непостижимых, зверских и маленьких мы уже друг другу открыли, а ведь это даже не половина.

«Смотри, он ведь в любой момент убить может!» — это мама прознала, что я сейчас с тобой… глаза твои не понравились, и грубые шрамы на руках, нечаянно замеченные. «Он несамый страшный человек в мире! А если кто-то еще хуже?» — «Тогда еще раз поговорим!» Х-м, ну что ж, поговорим! Только тогда, когда будет поздно. Все, что есть у меня сейчас — это панк-рок и ТЫ. И чтобы это было, чтобы мне быть собой, я пережила немало. Скандалы, трагедии, мучения. Обиды и слезы. Непонимание. И снова, снова иду той же дорогой — скандалы, обиды… предостережения. Нет уж, плевать, не мыслю себя без тебя. Не хочу. Но… не умереть же мне? И не жить же ради того, чтобы им было удобно и приятно — вот, дочурка за приличным человеком, и никто ее не убьет!

Но я ведь не одна такая! У меня есть отличнейший пример, поддержка! Это, конечно, Жанна, которая живёт с известнейшим своей аморальностью и шокирующими выпадами ТорКа.

Вот что она сказала в одном из своих самых ярких, на мой взгляд, интервью:

— Как вы уживаетесь вместе, две безумные творческие личности?

— ТорК совершенен. Его недостатки, слабости и извращенность — лишь часть его совершенства…

Вот ведь как! Вот в чём секрет её счастья… её всё радует в нём. А я-то этого не могу сказать о Ветре… я многое хотела бы переделать! Одна эта его загруженность постоянная, эта страшная непредсказуемость… а реальная опасность! Бывает, что я всерьез его боюсь, памятуя, что он псих. И он не дает забыть об этом! Пинцет… если б мне быть такой смелой и отчаянной, как Она … Или я сама себе противоречу? Запуталась совершенно, ещё думать и думать, как жить дальше. Хорошо ли мне с ним, или…?

BDSM в счастливый период.

На выходные договорились встретиться у Ветра на работе, у него в подсобке. Он открыл своим ключом, охрана на другом конце ходит, помещения огромнейшие. А здесь с заднего двора никто не зайдет — проверено! Я надела простенькое серое платьице с заплатками — специально целую неделю выискивала по бутикам и секонд-хэндам. Нашла в «Манго». Ветер не подвел — предстал в модной куртке «милитари» и военных гадах, широкий тяжелый ремень на штанах, перчатки лайковые с металлическими застежками… Жуткая смесь сексуального фашиста и кубинского революционера. Уже страшно, прохладная змейка скользнула за шиворот, так азартно. Волосы собраны, тщательно выбрит, и только тонкие тёмные полосочки на щеках и подбородке, подчеркивающие строгую складку у губ… Даже лицо подкрасил, очень аккуратно, я едва заметила отблеск бледной пудры на переносице. Оно такое холодное и угловатое от этого… боже, и это всё для меня! Чтобы истязать и любить меня… ах… страшно. Чудно. Как в ледяную воду… Подошел сзади, застегнул замочек цепи на руках, тонкой и прочной, как наша связь. Подергал, проверяя не туго ли.

— В самый раз, — прошептала я, еле слышно. Он, кажется, кивнул. Игра начата… Достал связку ключей — размеренно и спокойно. Я закрыла глаза, не в силах ждать. Раз, два три — дверь наконец открыта:

— Входите, арестованная!

Я замерла на секунду у порога, но легкий толчок в спину — и я внутри… Опустила глаза, вживаясь в образ мученицы. Будет больно, я знаю. Будет вкусно.

Усадил меня на железный стул. На стол бросил презрительно «Личное дело», распечатанное на принтере у меня же дома. Нет, не то, это страшные бумажки, следствия по моему преступлению, которое я не совершала… или совершала? Ладно, сейчас начнется «допрос», на ходу подумаю, как круче — я жертва невиновная, или наоборот, лучше пострадать за «родину, за партию»?

Я сижу, со страхом чуть вздрагивая от шуршания страниц. Мой палач перелистывает дело. Он сухо и грубо разговаривает со мной, иногда бросая презрительный взгляд. Закуривает, (чего вдруг? Он же не курит? Для спектакля?).

Встал, подошёл ко мне стремительно, ударил по лицу перчаткой. Я вскрикнула жалко — так хочется попросить остановиться, назвать его Ветром… но нет, я терплю, и буду терпеть! Самое главное — не сломать игру. Схватив за волосы — с долей заботы, чтоб смягчить боль, и наклонил лицом к «делу»:

— Читай! — почти кричит. — Тут всё четко прописано, ты причастна к этому делу!

— Грязная партизанская сучка! — бросил он сквозь зубы. Вдруг, схватил меня, повернул лицом к себе, и грубо задрав мне платьице, полез в трусики… я моментально вся разгорелась, но памятуя о роли, подалась назад, сжимая колени (впрочем, не сильно):

— Господин офицер, не надо…. Умоляю…

Колени раздвинуты, жадные пальцы блуждают в горячем местечке где вздумается.