Алексей Синиярв - Буги-вуги

— За «ехать» не беспокойтесь. И привезут, и увезут. Каждого, персонально, до дому. Персонально. Договорились? Вот и хорошо, — сам точку поставил. И вышел, ни грамма не сутулясь.

Лёлик засуетился, стаканы стал без толку переставлять.

— Три кати! как с куста! да хоть каждый день.

— Ох, — пробубнил Маныч, — уж больно уж…

— Уж, замуж, невтерпеж. Хули нам, красивым бабам, на ромашку не поссать? — Минька хлопнул его по плечу. — Что же, друг ты мой, невесел? Сам говоришь: бабки катят — надо брать. Так вперед! и с песней. И танки наши быстры.

— И небо в арифметику.

— Ты чего?

— Я-то ничего. А как бы не было чего.

— Сумлеваюсь я, однако. На кой мы нужны? Больно ты сыкливый, Артуха, я погляжу.

— А он сказал куда ехать? Ты его знаешь? Уловочки эти блядские. Они ж так не могут — повестку в Маленький домик прислать. Три сотни в день. А хрен на блюде? не надо? А частнопредпринимательская деятельность? Как три стольничка на три годика общего режима обменять? А? А дяде менту галочку в личное дело. А может Зое мы мешаем? пойми ее, разгадай, команда КВН за год не разгадает змеищу. Что ты знаешь? Ты, Миша, больно толковый там где не надо. Вы с этим просто не сталкивались, а это так просто, что даже себе представить нельзя, как просто. Спустили сверху директиву — машина завертелась.

— Да, вон «Зеленые Звезды»… — сказал поникший Лёлик.

— Не бздытё. «Наполеоном» напоили, щас еще блядей с цыганским хором приведут, по стольнику выдадут, а потом в кутузку? Будьте проще. Если пьяный разговор — ничего не теряем. Придет автобус — поедем. Берем ревер, микрофоны, провода. Что там будет — бабушка надвое во сне видела, — может на ржавом корыте заставят играть.

— Тогда и пищалки надо взять.

— Нехер. Сказал «всё будет» — то пусть и будет. Халява, так халява.

— Артух, ты Мендельсона помнишь?

— ???

— Да нет, я-то знаю, что ты помнишь — я подзабыл. Надо бы прогнать пару раз, чтобы не облажаться.

Без Мендельсона никак нельзя. Главное на свадьбе: сбацать этот бравурный марш, под который открываются врата рая. В большинстве случаев, по-моему, ненадолго.

На свадьбу народ обычно снимает свою родную заводскую столовую, провонявшую комплексным обедом за полтинник. Или кафе, ближе к дому, что несколько веселей. Реже, на базе отдыха, у природы, но это уже экзотика, не каждому и дано.

Такса стабильная — восемьдесят рублей. Ну, стоха. За два дня. Будешь лезть в бутылку, как я сегодня — скиснет молоко: в этом шахер-махере конкурентов хватает. Чирик от заработанного сразу откидывай: пятера за автобус туда, пятера сюда. Обычно аппарат еще помогут привезти, а назавтра никому дела нет: заплатили тебе? дыши в обе ноздри.

За свадебный вечер весь репертуар пару раз прогонишь, да еще вспомнишь и такое, что, казалось, напрочь забыл. Всё катит, только греми. И частушки, и прибаутки, и эмигранты, и песни гражданской войны. Главное, не накиряться. Вовремя остановиться, как пишут в газетах. Свой долг до конца исполнить.

Да! Плюс харчи!

Как-то раз, помню, лихо отработали — приперли домой три палки копченой колбасы: Минька в подсобке ухватил, и на улицу, в снег, зашвырнул через форточку. Домой пошли: лежат, огурчики, дожидаются. По свадебному угару кто чего прочухает? главное, чтоб старухи, да теща с свекровью не прихватили, остальным — ни до того. А уж водки, винища… По фуфырику на нос — минимум. Под ремень ее, ненаглядную, за пояс, и на выход, а пробки припасены, голь на выдумки горазда — заткнул злодейку и будь здоров, иван петров.

Что ни говори, а свадьба дело хорошее. Денежку срубишь, да на неделю вперед наешься, а повезет, и с припасами в закромах. В кабаке стольник за вечер — это потолок, такой клондайк случается, если кто-то гуляет круто, моряки на барже «река-море» заплывут или чучмеки лезгинку пляшут. Чирик, два, квартал — и песня кончилася. Будние дни почти всегда пролет: не центровой кабак, на полиграф не каждый попрётся, на неделе и в загульных ресторанах мест хватает, а в выходные свои сидят, полиграфские, они не больно-то и башляют, им на кир капустка нужна.

По узенькой, в одну колею, асфальтовой дорожке, в темном лесе, за лесью, «Икарус» доставил нас к вратам-воротам. Царю такие ворота — не осрамился бы перед боярами: знатные ворота, кружевные. При них сторож: пень во сто лет, табак на губе, ушанка со звездой. Пропустил нас безалаберно. Метров через сто — терем-теремок. В три этажа. К лесу скромен и силикатен, сам по себе плюшев и кожан, зеркален и не обжит. Казенный особнячок, гулкий.

В залу провели. Зала, если б не П-образное застолище, слишком была б, если только не для подобных дел задумана. Фонтана, пожалуй, только и не хватало. Такого, на камушки цветные, с унитазным журчанием.

Окна затюлены от излишней скромности, всё равно в лесу, чего уж? — непонятно. Официантки, накрахмаленные до хруста, подносы с осетриной таскают. Минька было сделал ход конем, покрутил языком — обрубила халедеюга взглядом, как топором, напрочь. Что ж, в нашем деле, как на рыбалке: не клюет — вытаскивай.

Но это всё так, мельком, краешком глаза. Главное. Главным в зале был Его Величество Аппарат. Он не стоял, нет. Он престолился, громоздился, давил мишурой позолоты, правил бал инженерной мысли и внушал девственный трепет.

«Динаккорд» блестели буковки на колонках.

Вот тебе, дедушка, и венчальный день!

Пульт, цифровой ревербератор, микрофоны — всё фирменное. Клавка двухрядная, почти как у Лорда. Минька над барабанами чуть не упал: «Супер-Амати» в искорку. Палочки и те не из русской березы. И всё, считай, новое, жирными пальцами не игранное.

Радист подошел: пегий, мурной, дятел тоскливый. Показал где усилки включаются, штекера втыкаются. Да и подключено всё, «мама» в «папе», не искрит, не фонит — человек своё дело туго знает. Разрешил ручки покрутить, сам за пульт сел. Микрофоны по верхам такие «эссс» дуют, что стой не падай. Реверберация глубокая, без лишних повторов — сам себя не узнаёшь. Гитары, между прочим, «Диамант»: бас и ритм. Что уже неудивительно — настроены.

От созерцания, осязания и охренения все стали деловые, сурьезные и молчаливые — никак в себя не прийти. Но виду не подаем. Де, мы и не такие «ямахи» ногой включали! Маныч в клавку по уши влез, гаммы пулеметит — не остановить. Эммерсон, чистый Эммерсон, Рик Вейкман и Кен Хенслей.

Вдарили, по случаю момента, «Забор» [80] «Машина времени». . От могучего саунда нервный смех разбирает. Такой звук! На первом же куплете сбились. Нет, так невозможно. Минька от смеха чуть под барабаны не улегся. Потолок! Слов нет.

Маныч популярную мелодию композитора Мендельсона тактично попробовал, с органным трубом, с церковным гласом. Тут же, изгаляясь, на собачий вальс перевернул, а оттуда на «Семь сорок», а уж от «Семь сорок» до «Хава нагила» сам Бог-Ягве велел.