Сирил Коллар - Дикие ночи

— Никогда больше не проси у меня помощи ни в чем, что будет связано с этим подонком, у меня есть дела поважнее!

Мы заказываем омерзительные, тошнотворные шоколадные пирожные. Я выпиваю две чашки кофе, и меня начинает трясти. Мы выходим, на улице серые сумерки, небо давит на череп, как стальная крышка от кастрюли, и мы не знаем, что дальше делать.

Сэми в ярости: в его жизни абсолютно ничего не происходит. Ему хотелось бы чего-нибудь особенного, он вспоминает отца, то, чем тот когда-то занимался. Я говорю ему, что он должен выбирать. Ему осточертело ездить на метро — больше часа каждый день, чтобы добраться до «Шаман Видео» в XV округе; Сэми устал от покровительственного тона своих нанимателей, эксплуатирующих его пятнадцать часов в день за гроши, он не хочет больше ужинать со мной за круглым черным столом, тупо уставившись в телевизор. Я говорю ему:

— Год назад ты раскладывал по коробкам фотографии за тысячу франков в месяц!

Время от времени Сэми встречается с Сержем, и тот не прекращает уговаривать его.

— Какого черта ты тратишь время на этот рабский труд? У тебя же все задатки звезды, если бы ты захотел, я вывел бы тебя в люди, запросто!

Я спрашиваю Сэми:

— Ты что, до сих пор «покупаешься »на обещания «голодных» старых педиков?

С видом ребенка, пойманного на месте преступления, он отвечает:

— Да нет, ладно, брось, я знаю, что ты прав.

Его виноватый вид так выводит меня из себя, что я рявкаю:

— Черт, да делай что хочешь, в конце концов, я ведь тебе не отец!

Сэми уходит. Я знаю, что он будет шляться по улице Лапп или улице Рокетт, надерется в «Зорро» мескалем до чертиков, подерется с какими-нибудь подонками, вернется весь в крови, в разодранной одежде; потом его будет долго тошнить в сортире, и он разбудит меня среди ночи, укладываясь в постель и сопя. Утром, после звонка будильника, я по десять раз повторяю ему:

— Сэми, да вставай же ты, опять опоздаешь! — Только тогда он нехотя вылезает из постели.

Я возвращаюсь домой поздно. Сэми готовит к употреблению кокаин на зеркале, пользуясь старым лезвием. У него блестят глаза: он побывал у парикмахера, который сбрил ему волосы на висках, оставив их более длинными на макушке. Он целует меня и спрашивает с кривой ухмылкой:

— Ты что, лизался с кем-нибудь на стоянке?

— Я ужинал с Бертраном.

Он приготовил две полоски: вдохнув одну из них, он протягивает мне соломинку и, пока я вдыхаю кокаин, сообщает как бы между прочим:

— Знаешь, я опять ходил к Андре… Мне даже понравилось!

Я начинаю расспрашивать его о деталях: скольких девочек он трахнул, лупил ли он опять месье Андре, но он не хочет ничего рассказывать, просто подходит ко мне сзади, прижимается, я чувствую его возбуждение.

Он подталкивает меня к моей комнате, говоря:

— Пойдем, я хочу тебя…

Я стою голый и дрожащими пальцами расстегиваю молнию на его джинсах, стягиваю трусы… потом становлюсь на колени на кровати и упираюсь ладонями в матрас, Сэми устраивается сзади, плюет на ладони и смачивает член. Последний раз мною обладал Кадер, это было два года назад, в Эль Эснаме, в развалинах разграбленного города. Я говорю Сэми:

— Надень резинку…

— У меня нет.

— Ну так возьми в ванной.

— Нет.

— Ты хоть понимаешь, что делаешь?

— Говорю тебе, я не хочу.

У меня под закрытыми веками как будто вспыхивает белый огонь. Этот малыш — чокнутый. Либо он меня действительно любит, либо «тащится» от риска, зова пустоты, бросает вызов повседневности…

Я кричу от наслаждения. Я сейчас женщина, самка. Обернувшись, я вижу полузакрытые глаза Сэми, хватаю его за плечи, потом за бедра, стараюсь притянуть его к себе как можно ближе, теснее… Мы кончаем одновременно.

Я должен встретиться с Лорой во второй половине дня в Женевском аэропорту, она уехала поездом, а я вылетел чуть позже на самолете, потому что не мог уехать из Парижа утром. Почти час я жду ее на французской стороне.

Лора говорит, что чуть не опоздала на поезд — такси, которое она вызвала, чтобы ехать на вокзал, почему-то не пришло. В шесть утра она металась по проспектам Исси-ле-Мулино с дорожной сумкой в одной руке и Морисом на поводке в другой. В конце концов какой-то тип согласился подбросить ее на Лионский вокзал.

Автобус едет в направлении Аворьяза. Продюсеры и журналисты смонтировали на станции линию местного телевидения, которая будет работать всю зиму. Меня попросили поставить свет на площадке, откуда будут транслироваться интервью, новости и спортивные передачи. Джеми здесь шеф-оператор, именно он и назвал мое имя. Мне предстоит заменить второго оператора, которого почему-то уволили, не прошло и двух дней.

Я хотел бы вернуть себе ощущение, которое родилось во мне, когда я встретил Лору. Я хочу чувствовать себя уютно с девушкой, с женщиной, хочу выкинуть из подсознания тот образ женственности, который внедрила туда Кароль: жалобы, стоны, грусть, тоска, физическая неловкость. Поэтому-то я и решил, что нам лучше сбежать из Парижа. В автобусе, по дороге на станцию, мы ласкаем друг друга, но чем ближе мы подъезжаем к Аворьязу, тем больше отдаляется от меня Лора, она как будто съеживается, становится почти прозрачной. Мы все время попадаем в пробки, и вот уже наступает ночь.

В вагончике подвесной дороги мы поднимаемся на лыжную станцию. Санки, запряженные лошадью, развозят нас по домикам, которые застыли в снегу, как дешевые межпланетные корабли, совершившие аварийную посадку. Потом мы отправляемся на телевизионную станцию, я несу сумки, а Лора тащит на руках Мориса; когда она ставит его на землю, он тут же по брюхо проваливается в глубокий снег.

Я выхожу на площадку и вижу Джеми, он явно удивлен присутствием Лоры. Сказав, что режиссер забыл забронировать для нас домик, Джеми обещает отдать нам свой. Сам он отправится ночевать к подружке, вот только еще не решил к какой: у него их уже две, и ему кажется, что в одну он успел влюбиться. Джеми объясняет нам:

— Та, другая, — это только для траханья, она хорошая девка.

Пластик, бело-зеленые стены студии высоко в горах. Морис писает на газету, расстеленную в ванной. Вечером мы ужинаем в ресторане, где нам подают мясо, приготовленное на жаровне.

Ночь кажется мрачной и скучной, несмотря на снежную бурю и раскачивающиеся под ветром фонари. Мы занимаемся любовью, и нам хорошо, как будто существует какой-то источник неиссякаемого удовольствия, берущий свое начало вне человеческого существа.

На следующее утро я отправляюсь работать, а Лора приходит на площадку только к двенадцати. Мы берем напрокат ботинки и лыжи, светит совершенно белое солнце, Дидье, наш электрик, ведет нас к склону. Мы едем слишком быстро, и Лора отстает на середине склона. Я оборачиваюсь и вижу ее крошечную темную фигурку, мы решаем подождать Лору в кафе у подножия склона. Присоединившись к нам за столиком, она с яростью отхлебывает из чашки шоколад. Отдохнув, я снова отправляюсь на площадку, а Лора выгуливает Мориса в снегу. Вечером мы встречаемся в нашей бело-зеленой комнате.