Уильям Берроуз - Досье Уильяма Берроуза (The Burroughs File)

Вокруг простирался квартал таверн, торговых палаток и лоточников. Бродили крестьяне в белых хлопковых штанах. В воздухе висел кислый запах пульке и мочи.

Теперь под ногами была голая земля. Впереди показался заброшенный склад, черный и пустой. Его каменные стены уходили вверх во тьму.

Девушка постучала в толстую дверь с зарешеченным окошком. Оттуда выглянул дядька и пустил их внутрь.

– Buenas noches*, – сказал охранник.

* Добрый вечер (исп.).

Коридор вел в просторную комнату, где стояли сидели смеялись болтали люди. Некоторые, кивнув девушке, с любопытством уставились на Джона.

За столом в зубоврачебном кресле, словно ацтекская богиня земли, сидела тучная женщина.

– Buenas noches, Игуана. – Она приветственно протянула руку. Хлесткий взгляд черных глаз обратился к Джону. – Buenas noches, американчик. Bienvenido a la casa de Lola la Chata**.

** Милости просим в гости к Милашке Лоле (исп.).

Хозяйка вцепилась Джону в ладонь, тяжелый взгляд ее глаз с бусинами зрачков равнодушно изучал его лицо и тело.

Девушка положила Джону руку на плечо.

– Давай выпьем. Он осмотрелся.

На столе выстроились бутыли текилы, в корытах лежали бутылки пива, засыпанные льдом. Неподалеку от Лолы в стаканах со спиртом торчали шприцы. Люди подходили к Лоле, пожимали руки, она лезла промеж обильных грудей и вытаскивала пакетик. Потом, не стесняясь зрителей, те шли к шприцам и ширялись. Певцы-марьячи наяривали фермерские песни, кто-то из гостей даже танцевал.

Наркоманы сидели в креслах, прикрыв веки, как дремотные ящерицы. Резкая вонь марихуаны била в ноздри.

Тут Джон заметил людей в форме.

– Полиция! – заорал он. – Облава! Игуана засмеялась.

– Они пришли сюда за другим…

Полицейские направились к Лоле. Обменявшись с ними рукопожатиями, та протянула каждому по конверту. Дальше они взяли себе по пиву и влились в гулянку. Один из них затянулся косяком, и струйка дыма медленно потекла из-под усов.

– Неплохо народ оттягивается, – сказал Джон.

– Да, раз в год, на свой день рождения, Милашка Лола приглашает всех в гости и угощает бесплатно. В этот день она отдает. В остальные – забирает.

Она положила руку ему на плечо.

– Пошли наверх, тут слишком шумно.

За дверью обнаружилась лестница на второй этаж. После долгого путешествия по пустым коридорам и комнатам с решетками на окнах Игуана наконец достала ключ и открыла какую-то дверь.

Помещение было маленьким, но уютным, с ковриками, столиками и большой кроватью.

– Ботинки сними, – предупредила девушка. Усевшись по-турецки на кровать, она жестом

пригласила Джона располагаться напротив.

Снова она будто заглянула ему внутрь черепа. Появилось неуютное, возбуждающее ощущение, будто он – голый мальчик перед учителем физкультуры.

– ЛСД принимал когда-нибудь? – спросила она.

– Да. Не понравилось. Особенно металлический привкус во рту.

Игуана кивнула.

– ЛСД уводит в плохое место. Растения лучше. Главное – правильно их приготовить.

Она встала с кровати и пошла в угол, где на полках выстроились баночки с травами и сушеными грибами, а на столике ждала своего часа спиртовка и глиняные горшочки.

– Я приготовлю тебе священные грибы по древнему рецепту.

Игуана зажгла спиртовку и поставила на огонь горшок с водой, куда, напевая странную мелодию, начала бросать щепотки трав и сухие грибы.

Джон потерял чувство времени. Может, подействовала выкуренная внизу сигарета с марихуаной. Словно выпал кусок жизни, по внутреннему ощущению, минут десять, но вполне могло статься, что куда больше.

– Грибы готовы, – сказала Игуана, протягивая ему калебас с отваром.

Джон выпил залпом.

Она налила себе тоже. Они уселись рядышком на кровать.

Джона быстро одолело головокружение, скорее приятное, даже очень.

Стены и коврики поплыли, волной нахлынуло вожделение, плоть извивалась, плавилась в зеленом огне. Захотелось содрать одежду. Губы набухли, кровь стучала в ушах.

Джон беспомощно посмотрел на девушку.

– Встань, – приказала она.

– Я это…

– Встань.

Он подчинился. В паху торчал бугор. Стремительные и ловкие пальцы Игуаны расстегнули пуговицы и стянули с него рубашку.

Пришла очередь пояса, и вот уже штаны с трусами скользнули вниз. Джон стоял, весь красный, а пенис, наливаясь кровью, поднимал голову.

Под взглядом Игуаны Джон вспомнил случай из юности. Тогда ему было лет четырнадцать. К ним домой заглянул учитель физкультуры. Родители еще не вернулись с работы. Учитель так на него смотрел, что Джону стало неуютно. Потом он сказал: «Хочу увидеть тебя голым». Джон ответил, мол, хорошо. С пересохшим горлом, на подкашивающихся ногах он отвел мужчину к себе в комнату. «Блин, – думал он, – только бы удержаться!» Вот дверь заперта, учитель сел на кровать, а Джон снял ботинки, носки, рубашку. «Подойди», – приказал мужчина. Джон встал перед ним, радуясь, что не пришлось оголяться целиком, а тот принялся оглаживать ему руки и плечи. Вдруг мужчина расстегнул ему пояс, и штаны с трусами оказались на щиколотках, Джон покраснел как помидор, и как ни старался, удержаться не смог. Учитель посмотрел вниз, прикусил губу и слабо застонал. «Твой стручочек встает», – сказал он. А потом на смену стыду пришло возбуждение, налитой член пульсировал, чужие руки гуляли по бедрам, ягодицам, и это было хорошо. Учитель потянул его на кровать, и на кончике выступила капелька смазки. Джон к тому времени еще не познал радости онанизма. Он почувствовал нежные прикосновения к яичкам и члену. «Играешь с этой штучкой?» Джон откинулся на локти, вытянув ноги. «Ну… да… немножко…» – «Аделал так, чтобы он выстрелил?» – «Нет. А сколько для этого надо дергать?» Чужие пальцы размазали смазку по головке. Через пару секунд жаркая струя выплеснулась на живот. Потом учитель уехал из города, а Джон выкинул тот случай из головы. Сейчас, когда он стоял голым перед Игуаной, вернулись и те воспоминания, и былое возбуждение.

Вдруг его одолело сразу два весьма своеобразных чувства: что перед ним не женщина, и что в комнате есть кто-то еще.

Игуана медленно снимала одежду. Вот она встала, обнаженная, и тело ее было нечеловечески красиво, гладкая зеленая плоть, тугие зеленые яблоки грудей. Она потянула Джона на кровать, и они слились в экстазе похоти.

Джон снова и снова вонзался в мягкий желатин у нее между ног, засасывающий его все глубже и глубже, они катались по всей постели, она была сверху, серебряный свет ударил ему в глаза и голова будто разлетелась на кусочки. Он видел, как ракета падает и взрывается у него в мозгу. И осталась радиоактивная пустыня.

Когда Джон вернулся в отель, хозяйка сказала, что к нему приехал друг. Он шел по лестнице, сердце хотело выпрыгнуть из горла, а в паху наливалась болезненная твердость. Скрипнула дверь.