Владимир Козлов - Рассказы

Часов в шесть прусь на остановку. Хочу поехать в центр: просто так, чтоб не сидеть дома с родичами — они уже скоро придут.

На остановке — она. Сразу внутри что-то обрывается, как будто нарвался на врагов, и они сейчас отпиздят.

В школе сегодня не виделись, поэтому говорю:

— Здравствуйте

— Здравствуй.

— Вы домой?

— Да, а ты?

— Да, так.

— Понимаю, не хочется дома сидеть в такую погоду. А как же уроки?

Она улыбается, и я тоже: ну какие могут быть уроки?

— А можно вас проводить?

— Можно, конечно, почему бы и нет? Если у тебя, конечно, есть время.

Подъезжает битком набитый автобус, мы заходим, и нас разделяет толпа. И хорошо, потому что не знаю, о чем с ней говорить.

Едем до центра, потом пересаживаемся в другой такой же набитый автобус. Еще три остановки, и выходим.

— Вон тот дом — мой. Если хочешь, можешь зайти в гости.

В квартире никого.

— А где все ваши?

— Мама на работе, а больше никого и не должно быть: мы с ней вдвоем живем.

Пьем кофе с коньяком, потом — оставшийся в бутылке коньяк. Она смотрит на меня. Я не верю, что это на самом деле. Может, это сон? Или я охуел от дрочки — каждый день по два раза или больше?

Я подсаживаюсь поближе, обнимаю. Губами — к ее губам. Мы сосемся, слюнявимся, я нахожу рукой грудь. Сползаем с дивана на пол, я сую руку под платье.

Подожди, я сама — и сбрасывает с себя все. Шмотки разлетаются по комнате, она целует меня сама — вот, смотри, вот так надо. Потом еще и еще, и я тискаю ее грудь и хочу уже, а она — нет, еще нет, подожди. Некуда ждать, уже нельзя ждать. Она мне помогает, несколько раз туда-сюда — и все. Вот какая хуйня. Ладно, насрать. Она целует в губы. Вкусно.

Потом сидим на диване, закутавшись в одеяло, курим и молчим. На улице темно. Слышно, как ездят машины, гуляют под окнами пацаны и бабы, бухают и смеются, радуются весне и всему остальному.

— Приходи знаешь когда — в воскресенье, часов в семь вечера. Пока.

— Пока.

Поцелуй. Дверь захлопывается.

Май, все цветет. Он приходит ко мне почти каждый день, и мы пьем вино и трахаемся и иногда курим траву — я беру ее у Ленкиного бойфренда. Я, конечно, сошла с ума, но мне уже все равно. Практика, кстати, кончается — осталось отработать в школе три дня. И все, больше меня там никогда не будет.

Надоела уже она. На хуя вяжется — ты мой, ты мне нужен? На уроках пялится, как дурная. Она что, хочет, чтобы все узнали? Ей же хуже, это ей наваляют пиздюлей, а мне ничего не будет. Я, если что, расскажу все как есть: она сама меня к себе позвала и коньяком поила и все прочее. А вообще — все надоело, ебаться тоже надоело. «А у тебя попа красивая, а прогладь мне спинку». На хуй, на хуй, на хуй! Пошла она в жопу, надо скорей от нее отвязаться. Ладно, скоро ведь сама уйдет, практика кончится — и все, гуляй Вася.

— Знакомьтесь: это Андрей, мой парень, он только что из Парижа, даже еще говорит с французским акцентом, да? А это — Игорь, мой ученик, вернее, уже бывший, но, можно сказать, не только ученик, но и друг. Я знаю, Андрей привез из Франции вкусного вина, так что, мы можем пойти сейчас куда-нибудь на природу. Да, ребята?..

Стою на балконе. Двор почти не виден из-за зелени деревьев. У подъезда тормозит «форд», почти новый — лет пять максимум. Выходит Юля с пятого этажа — в коротком черном платье, с маленькой черной сумкой. Она кивает водителю, заходит в подъезд.

Я резко дергаю ручку, первая балконная дверь ударяется о вторую, дребезжит стекло. Я кричу:

— Мама, я выброшу мусор?

Мама отвечает из кухни:

— Поздно уже, двенадцатый час. Всякая шваль по улицам ходит…

— Никто там не ходит.

— Ну, как хочешь…

Щелкаю выключателем, открываю дверь в туалет, хватаю синее ведро с черной крышкой. Сую ноги в старые кеды, выскакиваю из квартиры.

Юля стоит на площадке между вторым и третьим этажом, у почтовых ящиков, курит. Я говорю:

— Привет.

— Привет.

— Сигареты есть?

— А не задрал ты уже меня, а?

— Я тебя не драл.

Она отводит ногу и бьет меня по колену. Больно. Я сжимаю зубы, морщусь, но не ору.

— Ты что — вообще?

— Что вообще?

— Ну на фига так делать?

— А на фига так говорить? Все твоей маме расскажу — и что куришь…

— А я — твоей расскажу.

— Рассказывай. Что ты ей расскажешь?

— То и расскажу. Что куришь, что это самое…

— Что «это самое»?

— Сама знаешь.

— Ничего я не знаю, ясно? Я — взрослый человек, мне в мае было восемнадцать, понятно? А ты еще пацан.

Я в шутку замахиваюсь на Юлю, она отступает.

Я спрашиваю:

— Оставишь добить?

— Держи.

Она передает мне сигарету. Фильтр — в темно-красной помаде. Я осторожно обрываю с него бумажку.

— Что, боишься заразиться? — Юля улыбается. — Не бойся, у меня триппера нет.

— Ничего я не боюсь, просто неприятно.

— Что неприятно?

— Помада.

— А-а. Ну ладно, я пошла. Пока.

— Пока.

Захожу в квартиру, захлопываю дверь. Мама кричит из кухни:

— Где ты так долго ходишь?

— Юльку встретил, поговорили.

— Что у вас с ней за общие интересы? Тебе четырнадцать, ей — восемнадцать. Шляется где-то допоздна, потом ее на машинах привозят…

— Не на машинах, а на машине — всегда на одной.

— А какая разница?

Я ставлю ведро в туалет, выхожу на балкон. Уже совсем стемнело. Смотрю на окна Юлиной квартиры — все светятся. Они живут в двухкомнатной квартире, почти такой, как у нас, вшестером — Юля, ее брат — в шестом классе, родоки и дед с бабкой. Приехали семь лет назад из Эстонии, ее папаша и дед были военными, а потом их оттуда поперли. Когда они только приехали, Юля ходила с длинной черной косой. Это сейчас она постриглась и сделала мелирование.

Стоим с Юлей в подъезде. Сигарет нет. Она говорит:

— Смотри, какое загаженное стекло. Ничего через него не видно.

— Типа их кто-то моет…

— Ну я не знаю… Должны мыть — уборщицы какие-нибудь.

— Какие уборщицы? Ты видела хоть раз, чтобы подъезд убирали?

— Не-а.

— Ну вот. Взяла бы и вымыла, если не нравится, что грязное.

— Вообще, мне все равно. А если бы и ты вымыл — сидишь днями дома на каникулах. Все б тебе спасибо сказали…

Я вынимаю из кармана ключ, ковыряю зеленую стену. На ней до ремонта была надпись «Семь лет прошло, немалый срок — вставай за хеви-метал рок. Мой друг, кончай вола доить, нам без металла не прожить». Это написали друзья Дэника из сороковой квартиры. Он уже год, как в армии.

— Что ты делаешь? — говорит Юля. — На фига стену портить? Только ремонт сделали.

— У тебя не спросил.

— А мог бы и спросить — у старшего товарища, — она смеется.

Я смотрю на полоску ее загорелого живота между юбкой и кофтой. В пупке — серебряная сережка.