Владимир Козлов - Рассказы

Дом на углу был огорожен забором. На заборе висел плакат: «Капитальным ремонтом дома занимается строительно-монтажное объединение «Минскстрой» Начало работ — март 1997, окончание — март 1998». Буквы на плакате были вырезаны из самоклеющейся разноцветной пленки.

— Это они опрометчиво сделали, — сказал Толик. — Не подумали, что их можно отклеить и сделать совсем другие надписи.

— И ты предлагаешь?..

— Да, вперед, пока не появились менты.

Мы вылепили из букв надписи «Лена и Толик», «Жыве Беларусь» и «Лукашенку — у турму» и пошли по Карла Маркса в сторону центра.

Я спросила:

— Толик, а ты любишь Родину?

— Я не знаю, что считать Родиной. Формально, моя Родина — СССР, но его уже нет, и там не было ничего хорошего, что я мог бы любить. Независимая Беларусь? Я только начал привыкать к ней, как появился Лукашенко… Вот такую Родину с Лукашенко во главе я однозначно не люблю.

— Черт с ним, с Лукашенкой. А вот ты мог бы отдать жизнь за Беларусь, например?

— Как — отдать жизнь?

— Например, если бы началась вдруг война…

— Знаешь, по-моему, все это тупо. Звучит, конечно, красиво — «отдать жизнь за Родину». Но время ведь изменилось. Сейчас можно и не отдавать за нее жизнь. И несколько поколений прожили, не отдавая жизнь. Может, я больше сделаю для своей страны, если как раз не отдам свою жизнь…

— Ну а если будет ситуация, что нельзя не отдать жизнь?

— Что-то ты, Елена, сегодня расфантазировалась. Обычно патриотизм тебе не свойствен, а сейчас…

— Мне и сейчас не свойственен, ты знаешь. Я просто хотела понять твою позицию…

— И что, поняла?

— Поняла. Ты тоже не патриот.

— Да, я — не патриот. Можно сообщить про это в КГБ.

— А оно, что, до сих пор так называется?

— Не помню. Кажется, да.

В «мыльнице» Толика играла кассета «Морская», песня «Скорость». Этот альбом «Мумий Тролля» появился недавно. Мне сразу понравилась музыка, хотя парень на фотографии — никто не знал тогда, как его зовут, кассета была пиратской, и на обложке не было ничего, кроме двух фотографий и названий песен — показался некрасивым. Тем более что полиграфия была плохая.

Окно было открыто. Я смотрела на город — из окна общаги открывался офигенный вид. Толик резал огурцы и колбасу.

— Как классно, что твой сосед уехал, — сказала я. — И долго его еще не будет?

— До понедельника. У него в понедельник, вроде, занятия.

— А где он учится?

— На юрфаке. Почему-то, огромное количество идиотов учатся на юрфаках. Интересно, какие из них потом выйдут юристы?

— Думаю, никакие.

— Я тоже так думаю. У этого перца связи в своем городе чисто криминальные — какие-то школьные еще кореши. Он мне как-то по пьяни признался, что хочет с ними «делать дела». Вот урод, правда?

— А что за дела?

— Криминал какой-то, ясное дело. В смысле, что они будут делать, а он — прикрывать их… «Юридическая поддержка»… Ладно, черт с ним. Можно уже приступать.

Мы сели за маленький стол — он был и письменным, и обеденным одновременно. Толик открыл бутылку водки, налил мне и себе.

— Ты разбавлять будешь? — спросил он.

— Нет. От газировки сильнее пьянеешь.

— Ну и пусть. А я вот разбавлю — типа, виски с содовой.

— Кстати, а что значит — содовая? Что это за вода такая? Постоянно встречаю в книгах…

— Любой лимонад, газировка. В английском все такие напитки называются «soda». Ну и, видимо, так когда-то перевели…

— Да, точно… Никогда не обращала на это внимание…

— Поедешь со мной автостопом в Европу? — спросил Толик. В бутылке оставалось меньше половины. Мы стояли у открытого окна и курили.

— У меня не будет отпуска.

— Ну и что? Возьми за свой счет.

— Не знаю, как-то стремно… А ты ездил когда-нибудь раньше?

— Нет, ты же знаешь. Ну и что здесь такого? Всегда что-то делаешь в первый раз. Поехали — вдвоем будет много круче.

— А как ты сделаешь визу?

— Обыкновенно. Через турфирму. Мне обещали в одной — я им переводил иногда, по телефону звонил в Германию. Они мне сказали, что дадут приглашение по себестоимости.

— Что значит — по себестоимости?

— Чтобы открыть визу в посольстве, даже туристическую — нужно иметь приглашение. Приглашения, в основном, все левые… Ну, нет, они, конечно, настоящие, но делают их фирмы, которые зарабатывают на этом — в основном, бывшие русские. Продают приглашения нашим фирмам, по пятьдесят баксов. А эти уже продают их дальше, по восемьдесят или сто.

— Ни фига себе… И что, посольства не знают про все это?

— Знают, но им наплевать. Им главное, чтобы все было с виду законно. Думаешь, там, на Западе, все такие уж честные?

Толик выглянул в окно.

— Странно, — сказал он. — Вон там, внизу, в «Володарке», сидит Винникова. Бывший председатель нацбанка. Всего метров пятьсот отсюда, максимум — километр. А мы живем здесь своей жизнью, и нам, если честно, наплевать и на Винникову, и еще на кучу всяких людей…

— Даже на родителей нам, в сущности, наплевать, — сказала я.

— Ну… Это сложный вопрос. Я бы так не сказал про своих. Просто у них одна жизнь, у меня — другая. И когда мы поняли, что нам не надо вмешиваться в жизнь друг друга, отношения сразу стали очень хорошими, проблемы как будто растворились. И, в общем, я благодарен родителям. Если бы не они, меня не было бы вообще, или не было бы таким, какой я сейчас.

— А я не благодарна родителям…

— Почему?

— Мне кажется, они думали только о себе. Родили меня только потому, что в каждой семье должны быть дети…

Я сделала последнюю затяжку и бросила бычок в окно. Он, мелькнув красной точкой, полетел вниз.

— А какие у тебя вообще планы? — спросила я.

— В смысле?

— В самом глобальном. Ну, после поездки.

— Да пока никаких. Не могу сказать, что мне так уж нравится в этой общаге — главным образом, из-за соседа. Но это — детали. Теоретически, я бы мог снять квартиру — если немного напрячься. Но пока напрягаться не хочется… Посмотрим, как оно будет дальше…

Он придвинулся ко мне, мы поцеловались.

Прошел почти год. Весна девяносто восьмого началась «Гранатовым альбомом» группы «Сплин». Сначала была песня «Орбит без сахара», я ее в первый раз услышала в клубе «Резервация» на «дискотеке» после концерта «Короля и Шута». Я ходила на концерт с Толиком. Он тогда работал в какой-то фирме недалеко от площади Бангалор, в двух остановках от «Резервации». Даже не столько работал, сколько пользовался халявным Интернетом под видом работы, которую делал заранее дома. По субботам в офисе никого не было, и он засиживался допоздна — до начала ночного концерта в «Резервации». Песня «Орбит без сахара» понравилась нам обоим, хотя Толик потом говорил, что слишком уж она попсовая. Напрыгавшись под нее и другие песни, мы пешком дошли до Бангалор, сели в ранний автобус и поехали к Толику в общагу. Всю дорогу я напевала, перевирая слова: «Она жует свой «Орбит без сахара» и вспоминает тех, кого трахала».