Юнас Бенгтсон - Субмарина

В дверь стучат. Не знаю, сколько времени я так просидел, но в комнате тяжелый дух. Телевизор работает без звука, какой-то мультфильм. Снова стук в дверь. Смотрю на экран. Пес стреляет из лазерного пистолета, отстреливает щупальца у спрутов в космических скафандрах. Даже без звука видно, что они издевательски над ним смеются, у них осталась куча щупалец, они жонглируют своими лазерными пистолетами. К антенне космолета привязана собака в мини-юбке. Снова стук в дверь. Поднимаюсь, открываю: в коридоре стоит София. На ней новое летнее платье, тонкие бретельки, видна загорелая грудь. Она была бы рада, скажи я ей это, скажи я хоть что-нибудь. Возвращаюсь к телевизору. Она глазами следит за мной, стоя в дверях. Произносит очень тихо:

— Ты ко мне не приходишь… очень давно.

Пес с палкой и космическим пистолетом продолжает драться, осталось всего три спрута. Они порядком подрастеряли свою уверенность. Отпиваю глоток пива.

— Я подумала, что…

Она делает робкий шаг, не переступает порога, но близка к этому. Я смотрю на нее или, точнее, рядом с ней:

— Ты не…

— Да.

Готова, всегда готова. Чего бы я ни потребовал. Голос у меня хриплый. Я несколько дней не говорил ни с кем: когда покупал пиво, просто молча положил деньги на прилавок.

— Ты не вздумай переступить порог.

— Ник?..

— Просто не входи… Не входи.

— Ник, я подумала, может, тебе… может, ты?..

— Не переступай порога, не переступай долбаного порога. Не смей.

— Ник, рука… Что с твоей…

— Если ты переступишь порог…

Она тихо закрывает за собой дверь. Я достаю еще пиво из холодильника. Пес в телевизоре дерется с самым большим спрутом, с главным. Каждый раз, когда пес откусывает одно щупальце, на месте того вырастает два новых.

Рана на руке никак не заживает. Сочится, а края воспаленные.

Был в спортцентре, руку туго забинтовал. После полутора рывков я сдался, почувствовав, как намокает внутренняя поверхность кисти. И с той поры я хожу.

По многу часов, каждый день. И все равно не могу спать, вернувшись домой. Лежу, прикрывшись одним пододеяльником. Вот уже скоро неделя, как стоит ясная погода. Воздух застоялся, душно. Люди стали беспокойными, агрессивными. Я видел, как один мужчина лупил свою собаку. Они стояли на светофоре, и она никак не хотела садиться. Он на нее орет, а та все виляет хвостом. Он уже охрип, а собака так и стоит, высунув язык, и тут он принялся пинать ее. Держит поводок, чтобы та не убежала, и лупит в бок. Что ей стоило покусать его, здоровая собачища с огромными зубами. Да она могла целиком его проглотить, но нет, стояла и терпела.

Люди совершают странные поступки, стали больше сигналить. Я прочитал в газете, что один таксист подрался клиентом, который не хотел платить. Таксист вытащил его из машины и ударил отверткой, пробил легкое.

Я не чувствую руки.

Иду по Нёреброгаде, дело к ночи. Город не спит, народ тусуется на улице, перед шаверма-барами, сидят на скамеечках, на ящиках. Воняет мочой, гнилыми овощами и горелым маслом. Хожу по улице, по переулкам и снова по Нёреброгаде. Хожу. Смотрю. Я смотрю им прямо в глаза, молодым парням, чем больше компания, тем сильнее я их гипнотизирую. Еще немного, и я начну обзывать темноволосых девушек шлюхами, усядусь рядом и буду ждать, когда же прибегут их братья. Я бы подрался прямо сейчас. Мне не нужна победа. Бить, бить парня в футболке фирмы «Фубу», пока мозги из башки не полезут. У меня есть только одна рука. Но мне все равно, мне не нужна победа.

Я не чувствую руки.

У меня в кармане номер телефона. Не знаю чей. Просто номер. Может, даже мой почерк. Кидаю монетки в автомат, набираю.

Он говорит: вы в курсе, который сейчас час?

Я отвечаю: нет. Три дня назад я растоптал свои часы. И выкинул в пруд.

Я говорю, что стою на углу Нёреброгаде и Ягтвай. В телефонной будке на площади.

Он: с кем я разговариваю?

Я: приходи сюда, ко мне. Захвати пустую бутылку.

Он: с кем я говорю?

Я: разбей ее об мою голову.

Пивную, винную, решай сам.

Он говорит: по-моему…

Выбей донышко и воткни в меня острый конец.

Он говорит: вы, наверное, ошиблись…

Я говорю: у тебя есть футболка фирмы «Фубу»? Надень и приходи. У меня есть деньги, я дам тебе денег, я на себя их не трачу.

Я говорю в трубку, говорю с громкими короткими гудками.

Возвращаюсь в общагу. Накачался крепким пивом. До отказа. По дороге кидал бутылки и смотрел, как они разбиваются. Я больше не чувствую руки. Это хорошо? Я должен ее чувствовать? Она что, прошла? Когда я что-то беру, мне больно. А так руки просто нет, будто затекла. Я пьяный и тяжелый, ноги несут меня домой. Иду, шатаюсь, ноги плетутся отдельно, где-то позади, дохожу на автопилоте. Я думаю: смотрите на него, он такой жалкий, бейте его. Повеселитесь, бейте пьяную свинью. Бейте его.

Лежу на спине в постели, на потолке начинается кино. Всем известно, что себя нельзя пощекотать, так вот, нокаутировать тоже нельзя. Трудно, я пробовал.

Я не чувствую руки.

Когда я сижу дома, то покупаю столько пива, сколько мне требуется, чтобы уснуть. Тове еще не вернулась из больницы. Мои сны полны абортов и мертвых зверей.

Пару раз мне показалось, что я вижу Ивана. На другой стороне улицы. В толпе людей. Вижу его спину. Его сальные темные волосы. Сомневаюсь. Думаю, может, он умер, я бил так сильно, в нем что-то сломалось. Собираясь спать, поворачиваюсь к стене, а он лежит там, и его мертвое лицо так близко к моему. Я знаю, его там нет, но боюсь протянуть руку и потрогать, боюсь почувствовать пальцами мертвую кожу.

Не знаю, что скажу, если снова его увижу. Может, извинюсь. А может, снова пошлю в нокаут. Или наору на него, как тот мужик на собаку. Я потерял покой. Знаю, это его вина. Пусть вернет мне покой.

Кемаль, откинувшись, сидит за стойкой и читает журнал. Доносится громкий шум от тренажеров. Стою, смотрю.

Меня не было пару недель, а для того, кто приходит сюда каждый день, это целая вечность. Я больше не чувствую себя здесь дома, с тех пор как повредил руку. Кемаль поднимает глаза:

— Черт возьми, Ник. Скажи уже что-нибудь.

— Как дела?

— Где ты пропадал?! Я прямо испереживался весь. Вместо ответа я поднимаю перевязанную руку.

— Да что за говно, с такой фигней мог и зайти.

Он откидывается и тянется к холодильнику, ставит передо мной на стойку банку колы.

— Кемаль?

— Да.

— Тот парень с куревом…

— Кто?

— Ну тот, с сигаретами, твой знакомый…

— Он не мой знакомый, а что?

— Я тут подумал, может, у тебя есть его номер.

Кемаль открывает мне колу, сует банку в здоровую руку.

— Постой-ка, дай я разберусь. Ты приходишь в спортцентр, фитнес-центр, потому что тебе нужны сигареты. Я правильно понял? А в аптеке ты уже был?