Юнас Бенгтсон - Субмарина

— Что-нибудь…

Я засовываю его в штаны, застегиваюсь. По дороге к двери слышу за спиной ее голос:

— Ничего страшного, правда, ничего страшного…

Я сижу на кровати. Не стал включать свет, когда вошел, пиво можно найти и при свете уличного фонаря. Выпив две бутылки, я встаю. Открываю третью, выпиваю половину, ставлю у телевизора.

Иду в конец коридора, стучу в дверь Кристиана Мэдсена, мужика, который будит меня по утрам. Теперь можно стучать громко: Тове нет, а другие из комнат не вылезут Продолжаю стучать. Стучу, буду стучать, пока дверь не откроется или пока кожа с костяшек не слезет.

Он открывает, видно немного, один только глаз на меня смотрит. Позади — темнота.

— Чего ты хочешь?

— Поговорить.

— У меня нет…

Он хочет закрыть дверь, но я подставляю ногу, толкаю и захожу.

Когда глаза привыкают к темноте, я понимаю, что он упал на кровать. Он медленно садится, кладет руки ладонями на матрас.

— Чего ты хочешь?

— Поговорить.

— Да?

— Не шуми по утрам. Не стучи дверью.

Теперь видно лучше, свет проходит через шторы, окрашивая все в зеленый цвет. Комната очень аккуратная, на нем все еще надет костюм. Галстук на столе, сложенный.

— Я рано встаю.

Он почесывает затылок, смотрит на свой портфель, лежащий рядом с галстуком.

— У меня есть работа, на нее нужно ходить.

— Мне все равно.

— Если вы плохо спите, совершенно необязательно, что это я….

Я закрываю за собой дверь. Я говорю:

— Я вел себя как цивилизованный человек. Я постучал в дверь…

— Вы колошматили в дверь.

Он снял очки и теперь протирает их краем рубашки.

Делаю к нему шаг. Мы так близко друг к другу, что он почти касается головой моего паха.

— Я постучал в дверь, и теперь я здесь, говорю с тобой. Я прошу тебя об одной простой вещи.

— Если у вас проблемы с моим..

— Я не отволок тебя в ванную. Не запихнул твою башку в раковину. Не держал тебя за волосы, разбивая твою морду об раковину. Я не ломал тебе рук Я не совал тебе член в рот, я не затолкал твои зубы тебе в задницу, я не вставил тебе в потрох, я не порвал тебя.

Он смотрит перед собой застывшим взглядом. Очки упали на пол. Руки на коленях ладонями вверх, словно они слишком тяжелые, чтобы их поднять. Бледные тряпки.

Отступаю на шаг. Он сидит с остекленевшими глазами.

— Ничего такого я не сделал. Я лишь вежливо попросил тебя не шуметь по утрам. Как сосед соседа. Не шуми по утрам. Можешь не отвечать.

Он так и сидит с застывшим взглядом. Думаю, даже не дышит.

— Не шуми по утрам.

Выхожу из комнаты, прикрываю за собой дверь.

Ану не выбирали. Выбирала Ана. Почему она выбрала меня, я не задумывался.

Тогда не задумывался.

Мы были на одной тусовке, на дискотеке, где Кемаль отмечал свой день рождения.

Мы с Аной шли, держась за руки. Вечеринка продолжалась еще несколько часов, но не для нас.

Мы оба были пьяны и устали. Она казалась довольной, смеялась, пописала между двумя припаркованными машинами. Когда мы практически дошли до ее квартирки, она сказала, что было хорошо. Но мне, наверное, стоит поставить на Марию. Что она видела нас там, за столиком, и мы отлично смотрелись вместе. Насчет нее можно не беспокоиться. Черт возьми, мы встречались не больше двух недель. Я смотрел на нее, на движения ее губ. Затянулся и потушил сигарету о запястье. Она взглянула на меня, взяла за руку, и мы пошли дальше. Больше об этом не говорили, утром она поцеловала ранку.

Ана о многом молчала. О войне. О жизни беженца. О том, каково это — приехать в Данию, имея только брата и мать, и больше ничего. Она быстро выучила язык, небольшой акцент ее только украшал. Словечки, которые она вечно коверкала. Как «трёшка». Когда она, работая официанткой, уронила двадцать тарелок, ей задали не трепку, а «большую трёшку». Достаточно было пообщаться с ней какое-то время, и ты уже не мог ее без этого представить.

Приехать в Данию, потерять отца, начать с нуля — даже это она сумела представить как свой собственный выбор.

В каждой руке у меня по гантели в семнадцать килограммов. Подняв одну, я опускаю другую, одновременно вращая кистью для растяжки. Перед большим настенным зеркалом — хочу быть уверенным в том, что не чрезмерно задействованы плечи, что меня не перекашивает на одну сторону. Смотрю только на плечи. У меня есть два комплекта гантелей: семнадцатикилограммовые и двадцатидвухкилограммовые, они лежат передо мной на полу. Работаю по очереди: сначала пять раз медленно с тяжелыми, затем, пока мышцы не расслабились, десять раз с легкими. В самом начале тренировок мне очень помогли наши аксакалы. Каждый день в течение месяца они смотрели на мои занятия и затем подошли ко мне сами. Объяснили, что надо делать. Рассказали, какой угол должен быть в положении лежа, когда тренируешь верхние грудные мышцы, а какой — когда нижние. Как не задействовать плечи, когда тренируешь бицепсы. Что ни в коем случае нельзя придерживаться одной программы тренировок. Что нужно постоянно «удивлять» мускулы, чтобы они росли. Ешь перед сном, снабжай мускулы энергией. Они рады были поделиться со мной знаниями: больше никто слушать не хотел.

Выхожу из спортцентра под дождь.

Большие теплые капли, небо наконец задышало. По дороге домой делаю крюк, хочу насладиться дождем.

Люди прячутся под карнизами домов и навесами магазинов. Все улицы мои.

Прохожу мимо прачечной. Искусственный свет проникает на улицу. Внутри одинокая фигура, склонившись, гипнотизирует стиральную машину. Застигнут дождем или ждет свою одежду. Иду дальше, и тут до меня доходит, что это Иван.

Захожу внутрь, он сидит очень тихо. Непохоже, чтобы он услышал, как открылась дверь или звук моих шагов. Если бы я его не знал, подумал бы, что он глухой.

Встаю рядом с его машиной, той, на которую он уставился. Его голова чуть приподнимается в мою сторону. Затем он возвращается к созерцанию одежды, крутящейся в пенной воде.

Ну и видок у него. Темные сальные волосы. Брюки короткие, носков нет. Клочковатая бороденка, сквозь которую виднеется бледная кожа.

— Там что, сменная одежда? Выходной костюм?

Не смотрит на меня, глаз с машины не сводит.

— Иван!

Глаз с машины не сводит.

— Эй!

Я щелкаю пальцами у него перед носом. Реакция нулевая.

Курю, смотрю на него. Как в передачах про животных, где их изучают в естественной среде обитания. Как когда я смотрю на чокнутого старика с коляской. Я могу и дальше продолжать в том же духе. Он нервно ерзает, но взгляд по-прежнему прикован к машине: меня не существует.

— Ты видишь там что-то недоступное для других?

Смотрит туда же, меня нет.

— Я к тебе обращаюсь, говнюк!

Выпускаю дым ему в лицо. Он пару раз моргает, а когда наконец открывает рот, говорит тихо и с сильным акцентом: