Вадик Сено - "Нео-пелевин"

Сергеев оказался приятным человеком, но сразу же сказал, что он не заинтересован в моей скучной прозе. "Мне нужен сюжет. Хороший сюжет, с сильными героями и приятными героинями. Если в двух словах, то это должен быть детектив, про афганца или на худой конец про хорошего милиционера-следователя. А твои, эгм, простые истории… никакого смысла, никакого сюжета, одна чернуха. И странные обороты, грамматически неправильные предложения и… чернуха, одна чернуха!". "Но, господин Сергеев, неужели людям не надоели детективы? Неужели они читают только для того, чтобы проверить грамматическую правильность романа, неужели им не надоедают все хорошие-как-Иисус-милиционеры и любящие-навечно-как-преданные-собаки жены? Неужели они не могут догадаться о том, кто будет убийцей через десять минут после того, как они начали читать? Не хочется им попробовать выключить аналитическую часть мозга и наслаждаться картинами, наслаждаться пейзажами и красками?". "Нет". (Вот и поговорили).

Закинув свои "эгм, простые истории" на шкаф, я принялся писать свой второй-первый роман. Про милиционера, красивого и доброго, про шлюху, с христианским сердцем, про намалеванных злых злодеев, снаружи и изнутри. Про новых русских, пытающихся захватить власть с целью открытия своих деловых офисов в Кремле, потому что им больше всего в жизни хочется иметь адрес — "Кремль, Москва". В общем, сам того не замечая, я начал писать пародию на детектив. Я высмеивал своих мультяшных персонажей, подчеркивая их тупость, бестолковость, картонизм и скудность. Я работал таким великим марионетом-иронизатором, умным над-системщиком, ставящим себя выше своих литературных героев. Тяжело было, но через пару недель я закончил. Сергеев взял мой "Пятый фронт: новое вторжение мутирующих новых русских" и недоверчиво пролистнул пару страниц.

Милиционер Сидор, получивший три ордена за то, что закрыл Ельцина от снайперской пули во время путча, сидел в нерешительности. Елена, красивая стройная девушка, кокетливо улыбнулась и предложила милиционеру дамскую сигаретку. Сидор сурово отмахнулся. "Я пришел по делу", буркнул он, не в силах оторвать взгляда от глубокого декольте на ее вечернем платье. Это была любовь. И Сидор знал это.

Сергеев поперхнулся. "Что это такое?". "Роман. Про злых новых русских, доброго милиционера и красивую девушку легкого поведения, с эротическими сценами и настоящей любовью, как и заказывали".

Сергеев отложил рукопись и потер виски, зажмурив глаза. "Послушай, приходи через неделю. Я посмотрю и скажу что где нужно подправить, где что добавить. Так что… иди-ка домой". Через неделю я пришел и забрал свой роман. Вся рукопись была исписана красными чернилами, что напомнило мне мои годы в школе, когда учительница по литературе оспаривала каждое мое предложение и злилась на отсутствие "настоящего правильного (?) сюжета". Сергеев действительно постарался. Половина текста была яростно вычеркнута, на полях сплошные комментарии. "Сидор — плохое имя… переход к любовной сцене слишком внезапен… добавь романтики… они же не хомячки, в самом деле… слишком ненатурально… сюжет несколько навязчив… нет описаний быта Сидора… нет… нет… нет".

Вот так. Еще один провал. А теперь мы возвращаемся в то место, откуда я начал свою мрачную историю. Итак, для тех, кто уже совсем подзабыл, что произошло, содержание первой серии: я ворвался в кабинет Сергеева и устроил там представление. Я встал в позу. У меня не было желания менять рукопись, и я был уверен в ее адекватности для тех людей, которые читают детективы про добрых милиционеров. Через какое-то время Сергеев поостыл и начал разговор. "Ты думаешь, что ты такой умный, Ваня? Что ты можешь писать лучше всех, про те вещи, которые никто не знает? Ты вставишь куски из научной работы Фуко и у всех члены от этого встанут? — Сергеев швырнул мне какую-то книжку, Марининой, — думаешь, что Маринину все читают из-за того, что не могут найти кого получше? Думаешь сколько книг приходится печатать Марининой для того, чтобы заработать себе на жизнь? Ей приходится конкурировать с этим, — Сергеев кинул книжку Кинга, — и с этим, — он швырнул Желязны, — и с этими, — одну за другой он швырнул Кунца, Пратчета, еще какую-то фэнтэзи, — ты думаешь, что ей много платят? Ты думаешь тебе много заплатят за твое произведение, — он показал на золу на столе, — ты думаешь, что купишь себе Роллс-Ройс и станешь жить как Майкл Крайтон? Ты знаешь, сколько тебе придется писать для того, чтобы обеспечить свою жизнь, жизнь своих детей? Одну книгу в месяц. Один роман в месяц! А если хочешь заработать больше, то придется писать под несколькими псевдонимами. Да еще и так, чтобы с хорошими героями, интересным сюжетом. Ты посмотри на улицу. Та женщина, которая работает в магазине и с ужасом смотрит на происходящие перед ее глазами перемены… ей в квадрате плевать на твоего Фуко, она покупает книжку для того, чтобы предаться счастью, она оказывается в том мире, в котором добро побеждает, а зло всегда горит в аду. Вот, что нужно народу".

В это время, стараясь не привлекать к себе ненужного внимания, я изучал орнамент ковра на полу.

"А, я знаю, ты здесь не из-за денег! Ты хочешь, чтобы тебя читали интеллектуалы. Ты — новое культовое слово, глагол акультуры! Ты знаешь, сколько ко мне приходят интеллектуалов, сколько людей думают, что они первыми придумали использовать идеи Дерриды в своем тексте? Вот тебе книжка — он швырнул мрачную книженцию — написана Дилезом, во Франции была бест-селлером. Какой тираж? Три тыщи. Три тыщи на всю Россию! И это Дилез, а не Ваня хер-знает-кто. А Барроуза думаешь много людей читает? Каким тиражом издали "Билет, который лопнул"? Ты в курсе?".

Тут я решил встрять, хотя конечно зря… ведь видно было, что Сергеева прет.

"А что насчет Пелевина? Он ведь пишет про философию и все такое?". "Пелевин? Поколение Пппээ! — Сергеев хотел было плюнуть на пол, но потом передумал. — В том-то и дело, что никакое не "П", а самое настоящее Поколение "Пелевин". Да они же ничего другого и не читают. Этот новый читатель, он как муравей — все кинулись читать Кастанеду, а Леви-Стросса никто даже не знает. Сейчас все читают Пелевина. Все. Понимаешь?".

Я не понимал. Но на всякий случай кивнул головой.

"И если ты хочешь чего-то добиться в этом бизнесе, ты должен писать не то, что нравится тебе, не то, что ты хочешь рассказать, а то, что понравится им. Им. Они правят тобой, а не ты ими. Вот самое главное, что ты должен понять".

Сергеев конечно дело говорил, читателя никак нельзя недооценивать. Кто-то однажды сказал, что писатель работает как лакмусовая бумажка — он является индикатором вкусов населения. Красота и талант — понятия социальные, без общества ни того ни другого нет. Еще я заметил, что люди любят мыслить ярлыками. Новый Пелевин, будут они орать, когда выйдет в свет новая книжка нового писателя нового реализма. Новый Барроуз, орали они почитывая Баяна Ширянова. Наступит еще, а возможно уже наступило, время русского Тарантино и пост-индустриального Маркеса. И как бы кто не сопротивлялся, ярлыки будут развешаны и ярлыковая мода заставит потребителя покупать глянцевые книжки псевдо-новых авторов. Вот такие были у меня мысли. И вдруг, как откровение посланное святым духом, прозрела славная идейка. Я посмотрел Сергееву в лицо и с неуверенной надеждой в голосе заявил: "А что, если я буду нео-Пелевиным?". Сергеев закрыл глаза и потер виски. Молчание длилось долго, но вот Сергеев наконец решился вернуться на грешную землю. "А что, это не плохая иде! Где там твои простые истории?".