Герард Реве - По дороге к концу

Самый тяжкий человеческий грех — это готовность дать загнать себя в угол. Я не хочу жить в темном углу или в подвале. Не могу. Не так уж могущественна жизнь: я имею в виду, что если я не смогу оправдать себя в моральном плане, не смогу жить с высоко поднятой головой, то я с такой жизнью покончу, поскольку на меньшее я не согласен, даже если весь этот легион любителей аперитивчиков в бархатных одеждах с подобным мирится. Я — творенье Бога, а не его карикатура. Так же, как я — писатель, а не журналист, переводчик, комментатор на дебатах, автор пиздежных статеек или что там еще. Потому я уезжаю. Я должен попытаться утвердить свое писательское существование, даже если сейчас оно больше всего походит на карточный домик. Я хочу, когда у меня появляется такое желание, писать по 10 или более часов в день или писать неделями, месяцами, а если все это окажется невозможным, то я лучше накину себе петлю на шею; единственное соображение, которое меня сможет остановить, это то, что я не решусь доставить удовольствие Мануэлю ван Логгему [170] Мануэль ван Логгем (1916–1998) — нидерландский писатель, автор детективных и фантастических романов. — потому что в другом образе жизни я просто не заинтересован.

Я пишу последнюю часть, запинаясь, неловко, как я заметил, но все те, чей стиль, которым они передают подобные моменты, не страдает недостатком слов, — искусные демагоги и обманщики. Фу. Может быть, где-то на одном из следующих этапов по дороге к концу меня действительно ждет существование без напрасных и ненужных надежд, которое отбросит всякое поверхностное наслаждение и иллюзии, и, в конце концов, я смогу осмысленно жить и умереть, прославляя и любя Бога, смирившись с бессодержательностью существования, но твердо зная, что в работе, если я буду пытаться писать со всей силой и отчаянием, я смогу хоть на несколько секунд увидеть тень, почувствовать дыхание и услышать слабый, удаляющийся звук голоса того, кого я все еще надеюсь в своей жизни увидеть, хотя бы всего несколько мгновений, «лицом к лицу». Я надеюсь, что не навеял на вас своими словами грусть, потому что я люблю вас всех, правда-правда, по-своему; по-простому.

А теперь Большой Дрон [171] Персонаж популярного нидерландского комикса (автор: Мартен Тоондер) о «Господине Боммеле», один из любимых комиксов Герарда Реве. должен с вами попрощаться. Живите же, Братья и Сестры, между собой в согласии, и всеми законными способами старайтесь, чтобы кудахтанья было как можно больше; хоть и есть границы господству разума, образованность легко ведет человека к бешенству склоняет его к болезненным размышлениям о сущем, а это нехорошо; вот, возьмем, к примеру, того же Ван Гога: он тоже писал письма, не знаю, задумывались ли вы когда-нибудь над этим, но он еще и иллюстрации к ним рисовал. А если хорошенько подумать, очень странно, что мое ухо все еще при мне, а ведь его перекусили почти надвое, можно сказать, работа спустя рукава; в любом случае, пока еще нет достаточных оснований, чтобы я сменил ручку с бумагой на кисть и палитру.

Комната № 21, Отель «Мадрид», Алгесирас, провинция Кадис, среда, 24 июля 1963 года. Читателям « Тирады » от Герарда Корнелиуса Ван хет Реве. [172] Полное имя Герарда Реве. На мотив: «О голубице, безмолвствующей в удалении». [173] Псалтырь, глава 56. Начальнику хора. Учение.

Если в прошлом письме я допустил по отношению к вам неприятные или некрасивые высказывания, то умоляю вас, простите, этим письмом я беру свои слова обратно, потому что раздоры, ненависть и разлад ничего хорошего нам не принесут, а ведь миру нужно помогать развиваться в правильном направлении. Между тем я уже на самом деле не знаю, стоит ли писать это письмо и будет ли этот его вариант последним; я сомневаюсь, прочитает ли его кто-нибудь, потому что всерьез подозреваю, что, дописав до конца, а, может, и не дописав, я в который раз уничтожу письмо. Однако некий Голос говорит мне, что написать его я должен. И если бы я предполагал, что мне это сообщает сам Дух, то можете поверить: я не покинул бы эту комнату в течение трех дней, только разве для того, чтобы в сумерках накопить сил посредством быстрого принятия пищи; я продолжал бы писать, несмотря на ничтожный шанс, что это письмо будет спасено и отправлено по назначению. Я также могу вас заверить, хоть это письмо наверняка будет разорвано на мелкие кусочки или же отправится в бутылке в путешествие по морям, что я постараюсь не лгать в нем, не выдумывать, потому что лишь правда делает нас свободными, спросите хоть господина Алгру, [174] Член парламента Хендрик Алгра обвинил Герарда Реве в непристойных и богохульственных высказываниях, содержащихся в предыдущих опубликованных в журнале письмах, а потом подал на него в суд по той же причине. Судебный процесс закончился победой Реве и неимоверно повысил популярность и заработки писателя, так что он даже купил дом, назвав его «Дом Алгры». «некоторые характерные черты» которого я тотчас же приведу, так я от этого хоть избавлюсь. Мой Покровитель Ку. прислал две газетные вырезки, одну под названием «Отражение современности в Журналах» за авторством моего коллеги Альфреда Коссманна, [175] Альфред Коссманн (1922–1998) — нидерландский писатель. а другая представляет собой отчет о заседании Нижней Палаты во вторник, 21 мая; обе, естественно, без ссылки на то, где они были напечатаны.

Нидерландская журналистика по сравнению, к примеру, с серьезными британскими газетами стоит на очень низком уровне, а отчеты о заседаниях парламента обыкновенно особенно вялые, написанные, можно сказать, потешно и очень неточные, так что в отношении господина Алгры я еще могу допустить, что тот единственный отчет, который у меня есть, возможно, неполон. Но я вновь поражен тем, как этот представитель нашей положительно-христианской части народонаселения (отрицательно-христианская, интересно, тоже существует?) умудрился выпендриться. Надо же набраться наглости: Бог его знает, сколько раз в году он загребает из государственной казны, а потом еще мечет громы и молнии по поводу произведений, которых даже не читал. В Нидерландах дозволено все. Нельзя сказать, что феномен этот типично нидерландский, потому что подобное явление принадлежит к тому же сорту, что и собрания толп советской черни, которая, заседая в неизменном Sportpalast, [176] Дворец Спорта (нем.). бушует по поводу книги, которую подавляющее большинство из них нигде не могли ни купить, ни прочесть, или же к сорту высказываний католического апологета, который с крыши какого-нибудь амстердамского судна, оборудованного под жилье, сыплет ругательства и проклятия на писания католического мистика Схунмакера, [177] Дословный перевод фамилии: Сапожников. Возможно, намек на философа Якоба Бёме (1575–1624), который был сапожником. то ли Схунмакерса, то ли Схумакера, при этом уверяя слушателей, что если бы он его читал, то отзывы были бы еще более уничтожающими. Я насилу удержался, чтоб не взорваться, но мне слегка полегчало, когда я прочитал, что господин Алгра «знает достаточно», что «эти письма» он никогда и в руки не возьмет; что он «никогда не хотел бы быть другом» Ван хет Реве и что «он никогда бы не привел в свою семью кого-либо с подобными эротическими отклонениями». Он, видимо, и не задумывался о том, оценю ли я его дружбу, а также захочу ли я, чтобы меня «привели в его семью». Ни на одно из этих двух предложений я не соблазнюсь, и пусть этот слизняк, который думает, что неграмотность является добродетелью, говорит, что хочет, — или он действительно считает, что я оценю его приглашение прийти к нему в гости, чтобы в середине лета часов в шесть вечера поесть квашеной капусты, которая стояла на плите с половины девятого утра или чтобы послушать, как за столом читают из Библии с тем самым тупым, бессмысленным, без соблюдения знаков препинания подвыванием, которое убивает любую религию? Я верю в Иисуса Христа, Сына Божьего, а отнюдь не в то, что людям не хватает интеллигентности и витамина С, также как я не верю в то, что у церкви есть монополия на продажу Бога для Нидерландов и Колоний. Нет, к черту все, тогда уж пусть лучше попы, чем католики, и я вот заметил, что эти самые попы, если уж мы об этом заговорили, — люди без особых душевных метаний и с убогими мыслями, им недостает каких-то истоков веры, да чего угодно; но во всех отношениях они гораздо более терпимы к остальным.