Макс Гурин - Я-1

Если дядя Володя Путин меня заругает за Кремль и телебашню, я готов принести свои извинения, но не раньше, чем он действительно «заругает», потому как вдруг пронесёт, и я останусь при своих убеждениях, и мне не придётся превращаться в товарища Галилея. А мне, между тем, придётся превратиться в товарища Галилея, если дядя Володя меня заругает, потому что я люблю А. Только с нею я счастлив.

Да, я непоследователен. Зато — человекообразен…

Я только что посетил гостиную, где Асмотрит телевизор. «Ну что, „потворил?“» — спросила она. «Да, — ответил я и добавил, — что-то у меня какое-то ощущение двойственности», имея в виду то, что с некоторых пор, после того, как я заканчиваю писать, я минуты три спрашиваю себя: «Зачем ты это всё сейчас сделал? Для чего ты опять понаписал несколько страниц какой-то полной собачины, которая, если уж начистоту, не имеет к тебе ни малейшего отношения? И ведь заставил себя! Зачем? Ведь тебе же не хотелось! Но всё-таки затащил себя за стол, раскрыл тетрадочку и понаписал какой-то хуйни! И зачем? Ведь сам же понимаешь! Да и действительно ли ты думаешь так, как ты пишешь? Ведь нет! Или да? Или нет? Или как же тогда, позволь тебя спросить?!»

«Да, — ответил я и добавил, — у меня какое-то ощущение двойственности». «Ну, хорошо, что не тройственности! — сказала Аи добавила, — во всём есть свои плюсы!»

Я опять пошёл на кухню и написал эту главку. Зачем?

Наступило утро. Я встал строго по будильнику (буквально месяц назад ко мне вернулась эта замечательная способность: в любом состоянии реагировать на звуковой сигнал немедленным вскакиванием с кровати), приготовил завтрак, умылся, оделся, поцеловал спящую Аи почесал в Термен-центр на репетицию.

Дело в том, что мы с Яной Аксёновой дали согласие на участие в некоем утреннике для детей и их продвинутых в материальном плане родителей. Разумеется, не за просто хуй. Дали согласие поиграть там классику: Яна — терменвокс, я — пианинка. У нас в программе две «Ave mari(и)» (соответственно Шуберта и Гуно), пресловутый «Лебедь» Сен-Санса, да пара-тройка джазовых стандартов во главе с «Summertime».

Дело вот в чём. Я тут подумал о своём поведении. Подумал о том, хорошо ли я поступил, поведав миру о своей жажде разрушения Кремля и иже с jим. Подумал и пришёл к выводу, что нет, нехорошо. Нехорошо, потому что это неправда. Ничего такого я не хочу. Отчасти, к сожалению, для себя самого. Не желать разрушения Кремля (Кремля как символа) не есть путь к спасению души. Это, конечно, путь, ведущий в совершенно противоположную сторону. Для спасения души всё-таки крайне хорошо желать разрушения Кремля (Кремля как символа). Но хорошо ли стремиться к спасению души? В особенности, к спасению своей души? Человеколюбиво ли это?

Едва ли это хорошо. Но обратное — тоже не фунт изюма. И не кило кураги. И в эти размышления ни в коем случае, к сожалению, опять же впрочем, не являются свидетельством каких бы то ни было психических отклонений. Это просто чистая правда. Хотя, конечно, очень многие хотели бы вывести их этого какой-нибудь диагноз, согласно которому меня можно было бы куда-нибудь заточить, потому что так удобней. Люди же, всегда поступающие так, как им удобней, не заботясь о других, на мой взгляд безусловно заслуживают смерти.

Но… я дарую им жизнь. Пусть этот ёбаный Кремль ещё хоть сто веков простоит. Всё равно ведь ничего не изменится!

На самом деле всё-таки врать нехорошо. Себя самого не наебёшь! Я всё чаще ловлю себя на том, что мне абсолютно безразличны как разрушенный Всемирный Торговый Центр, так и вся хренова совокупность российских кремлей. Гори всё синим пламенем или, напротив, всё вознесись до небес — мне всё равно. Как пел Леонид Фёдоров из группы «Аукцыон»: «Зови меня козлом, говном — мне всё равно!» Всё, иначе глаголя, божья роса — ссы хоть в ноздри, хоть в глаза!

А все эти мои возмущённые сопли, сколь сие не печальственно — не более, чем скромная дань моему былому щенизму. Сколь ни вращай, я от природы очень миролюбивая блядская крысонька (по японскому календарю). Просто мы живём в мире, где стоит только публично признаться, что ты на самом деле добрый, отзывчивый, одним словом — хороший человек, и не пройдёт и месяца как ты непременно получишь в какой-либо форме пизды.

Тогда может показаться, что на то есть какие-то другие причины, но то не причины, а только поводы. Причина же одна: твоё неосмотрительное признание в истинной сути своей души, а именно твоя доброта и человеколюбие.

Но вот беда! Всё, что изложено в этих последних абзацах — скорее всего чистая и, более того, объективная правда, но я бы не сказал, чтоб это действительно меня занимало, хотя и счёл своим долгом воспроизвести на бумаге процесс, а точнее, подвести итог своим размышлениям.

Всё очень просто, но не потому, что сказки — обман, и даже не потому, что маленький остров сгинул в туман (кстати, по-моему нельзя не согласиться, с тем, что «сгинул» лучше чем «скрылся», хотя проблема этой строчки заключается ещё и в несогласующемся падеже, но я, конечно, понимаю, что иначе бы в ритм не влезло. Так что г-н Макаревич чего-то как-то не доработал. Вероятно спешил на стрелку с какой-нибудь «кисонькой». Тут надо выбирать — либо « сгинул в туман», либо «скрылся в туман е »), а просто был такой старый совковый мультик, нарисованный по мотивам какой-то китайской народной сказки, разумеется, старой, как и сам Китай.

Вот его сюжет в общих чертах:

В одной китайской провинции завелась некая нечисть в лице самого заурядного дракона, живущего, знамо дело, в пещере, полной каких-то совершенно немыслимых сокровищ. Дракон, разумеется, опять же, постоянно и совершенно безнаказанно безобразничал: убивал китайских витязей и с наслаждением портил китайских девок. Население, естественно, было от его поведения, мягко говоря, не в восторге.

Время от времени нарождались новые богатырьки, и по достижении ими совершеннолетия односельчане с упорством китайских болванов выдвигали юношей на соискание степени победителя распоясавшейся ублюдины..

И уходили китайские юноши на битву, но никто не возвращался из них назад. Дракон же, наглая рожа, продолжал свои пакостные бесчинства. И вся сия круговерть продолжалась до тех пор, пока не народился на свет маленький… э-э… назовём его Хуан Чао.

Ни что не стоит на месте, бег времени, гм, не остановить, и в конце концов маленький Чао превратился в большого Хуана и отправился на битву с драконом.

Сражение было не из лёгких, но небо наконец смилостивилось над многострадальным китайским народом, и Хуан победил…