Марина Ахмедова - Какашка и Художник

— Нашел! — негромко воскликнул художник.

Но стоило ему протянуть руку к полке, на которой в ряд стояли маленькие бутылочки с веселыми розовыми этикетками, как волшебник за его спиной кашлянул. Художник вздрогнул и обернулся. Волшебник потряс палочкой.

— Что же делать? — пробормотал художник и почесал дырку на заду.

Волшебник запрокинув голову, разглядывал потолок, и какашка решила, он видит там бога. Она быстренько представила бога — в виде большой и доброй какашки — и тоже запрокинула голову, но на потолке никого не было. Какашка быстро сообразила, что бог невидимый, поэтому видеть его могут только волшебники.

— Бог, преврати меня в ягоду. Преврати меня в ягоду, — закатив глаза, горячо шептала какашка.

Тут художник засвистел, взял с полки бутылочку, на которой было написано «Йогурт малиновый» и повернул назад. Важно прошел мимо волшебника, не удостоив того взглядом. Подойдя к странным пикающим штукам, возле которых сидели женщины в голубой форме, художник остановился, открыл бутылочку, глотнул из нее и прополоскал горло.

— То, что надо, — сказал он.

Он сунул бутылочку в карман и приказал какашке:

— Пей!

Ей в нос ударил знакомый малиновый запах, и она послушно глотнула.

— Быстрее… — зашипел на нее художник, и какашка в миг выдула всю бутылочку.

По всему ее телу разлилось малиновое тепло. Какашка даже отяжелела и с трудом могла пошевелиться. У нее в животе заклокотало, забулькало. Она поджала ноги и подумала, что, наверное, так и должно быть, и сейчас она превращается в ягоду.

— Мужчина! — позвала одна из женщин. — Что встал? Будем расплачиваться?

— Ты должна их отвлечь, — приказал художник какашке.

— Как? Я? — забулькала в ответ та, но художник уже схватил ее и опустил на движущуюся ленту. Не в силах пошевелиться, какашка растеклась по ленте, раскинула ручки и ножки, и счастливо заулыбалась. Нужно только проехать по ленте, думала она, и тогда окончательно стать ягодой.

Но стоило какашке доехать до женщины в форме, как та заорала страшным голосом. Какашка сильно испугалась. Даже свинья на куче мусора так не кричала.

— А-а-а-а! — вопила она.

На ее крик сбежались волшебники.

— Что это такое, я вас спрашиваю! — продолжала кричать женщина, размахивая кулаком.

— Продукт, — вежливо ответил художник и усмехнулся.

Волшебники окружили художника и страшно на него кричали. Какашка, не будь она глупой, быстро сообразила, что это они произносят заклятие, после которого она уже никогда не расколдуется обратно.

— Дамы и господа, разрешите представиться — великий русский художник, — художник покрутил бедрами и помахал в воздухе рукой. — Современное искусство, — продолжил он, — ныне развивается ускоренными темпами. Совсем скоро придет время, как едва взяв продукт с полки, люди начнут превращать его в какашки, не отходя от кассы… То есть не успев донести до дома, то есть не успев вынести из магазина…

— В чем тут искусство? — спросил один волшебник, видимо, самый непонятливый, и почесал палочкой макушку.

Художник тоже почесал свои соломенные волосы и ответил:

— В скорости.

— А смысл? — тогда спросил глупый волшебник и снова почесал макушку.

— Но, но, но! — выпятил грудь художник. — Я тебе сейчас покажу смысл! — рявкнул он. — Ты почеши мне еще голову, почеши! Во! — художник протянул к носу волшебника кулак, испачканный какашкой. — Чуешь, чем пахнет? — с угрозой спросил он волшебника.

— Чем? — переспросил растерянный волшебник.

— Искусством! — захохотал художник.

А в это время какашке стоило огромного труда удержаться на движущейся ленте. Она быстро передвигала ножками, малиновый пот лился с нее градом. У нее не было сомнений, что после всего превращение состоялось. Только лента никак не останавливалась, а в животе у какашки булькало все сильней, словно в нем завелись квакающие лягушки. Какашка терпела, как могла, но все же не выдержала и пукнула.

— Простите… — извинилась она.

— А-а-а! — завизжала женщина.

Волшебники накинулись на художника, тот схватил с ленты запыхавшуюся какашку и бросился наутек. Дверь моментально раздвинулась перед ним. Он побежал вокруг здания. Волшебники неслись за ним, потрясая палочками и обещая показать ему современное искусство. Один из них почти нагнал художника и огрел его палочкой по спине.

— Эге-ге! — завопил художник и побежал быстрей.

Когда они сделали несколько кругов вокруг здания, какашка, наконец, поняла, почему оно называется «Карусель».

Художник сделал рывок, выбежал на дорогу и пересек ее, когда светофор горел красным. А волшебники замерли у дороги, как вкопанные, и какашка догадалась, что дорога — тоже заколдованная. Художник вихлял мимо машин, придерживая штаны, на которых развязалась веревка. Оказавшись на противоположной стороне, он обернулся. Волшебники, не сходя с места, прыгали, махали кулаками, трясли палочками и обзывались на художника.

— Пи-пи-пи! — прокричал им в ответ художник, подтянул штаны и побежал дальше.

Художник шел, не зная устали, по дороге, которая будто не имела конца. Какашка тряслась у него в кармане. Художник молчал. Какашке хотелось бы знать, куда они идут на этот раз, но она чувствовала, что художник не в духе.

Наступил вечер, дорога спряталась в темноте, и они остановились.

Художник лег в густую траву. Какашка скорчилась рядом, и, прежде чем уснуть, похлопала себя по липким бокам. Она по-прежнему была какашкой.

Ну, может быть, сыворотка действует медленно, думала она. А когда проснусь утром, буду уже ягодой. Она недолго смотрела на небо, на нем уже показались звезды. Одна светила ярче всех, и какашке непременно хотелось опознать в ней свою знакомую звезду. Но все звезды были так похожи. Разве могла какашка в таком множестве одинаковых звезд узнать свою? Вот если бы к небу вместо звезд были приляпаны какашки, тогда другое дело — она узнала бы среди них своего какаша. Будь их хоть миллион, хоть сто тысяч миллионов. Как жаль, что она не может взлететь вверх, и увидеть все-все-все.

Она уснула, и ничего ей в ту ночь не снилось.

Проснулась какашка уже в кармане художника. Было раннее утро. Только начинало светать. Он снова куда-то шел. Потом они вышли на дорогу и ехали в автобусе. Резиновые шины автобуса шипели по асфальту, мимо проносились другие машины, и какашка все грустнела и грустнела. Где теперь ее ямка? Где теперь какаш? Она уехала так далеко, что никогда не сможет найти дороги назад.

— Скоро я стану ягодой, — напомнила себе какашка. — И у меня будет все, что ни захочу.

Но теперь эти слова почему-то не радовали ее какашечье сердце.

Автобус остановился, и они сошли. Какашка высунула голову из кармана и тут же нырнула обратно. Со всех сторон высились огромные здания. «Карусель» была просто лилипуткой по сравнению с ними. Какашка почувствовала себя жалкой и маленькой, как если бы она была одной единственной звездой, горящей на всем темном небе.