Дзиро Осараги - Возвращение

— Это просто какое-то несчастье. И они не могут даже протестовать, — вмешался в разговор студент, изучающий японскую литературу.

— Вот такая ужасная судьба подстерегает женщин.

Юкити начала раздражать женственная деликатная манера высказываний Тосики, которую тот, возможно, и считал утончённой, но она ужасно действовала на нервы. Подобных выражений никогда нельзя было услышать от тех, кто страдал на войне. Тосики же не хватило одного-двух лет до того, чтобы быть мобилизованным, и окончание войны спасло его. Он принадлежал уже новому молодому поколению.

На Юкити всё больше действовала слишком мягкая манера Тосики вести беседу, и он не мог не чувствовать, какую огромную пропасть между ними создавала такая небольшая разница в возрасте.

— Вам потребуется бумага для издательской деятельности. Вы сможете её доставать? — спросил Юкити. Он пытался сдерживать своё чувство личной неприязни к Тосики, сознавая, что он старше его по возрасту.

— Деньги на это есть, — ответил Тосики. — Разумеется, мы намерены покупать бумагу на чёрном рынке. Издавая книги, которые будут хорошо продаваться, и, оплачивая их по мере продажи, мы сможем наладить дело. За мной стоит великолепный спонсор — женщина, но которая не уступит любому мужчине, поэтому о деньгах можно не беспокоиться. Я бы хотел как-нибудь познакомить вас с моей тётей.

Было уже после восьми часов вечера, когда Юкити сошёл с поезда на станции Сакурамати в Иокогама, где он жил, и вышел на площадь. Грузовики и автомобили оккупационных войск один за другим двигались в темноте с включёнными фарами так, что Юкити пришлось некоторое время ждать, прежде чем он смог перейти на другую сторону улицы.

С наступлением вечера ветер прекратился и стало теплее. Но для толпы бездомных рабочих, которые собирались каждый вечер на пустыре перед зданием муниципалитета, зима продолжалась значительно дольше, чем для тех, кто был обладателем тёплого пальто. Они разжигали костры, чтобы согреться, и стояли или сидели на корточках, образуя чёрные круги вокруг поднимающегося в небо красного пламени.

На их лицах был бессмысленный взгляд китайских кули, хотя среди них были люди с интеллигентными лицами, благородного вида пожилые люди, стоявшие, вероятно, в прошлом во главе больших семей, и юноши, которые вполне сошли бы за студентов, если их одеть в соответствующую форму. Юкити приходилось видеть их не только в весенний вечер, подобный сегодняшнему, но и в душный летний день, когда небосклон был ещё красным от заходящего солнца, возвращающимися после тяжёлой физической работы, настолько обессиленными от голода, что они не могли даже стоять, а только сидели рядами у края дороги, и, глядя на эту удручающую картину, он не мог не признать, что в Японии теперь есть свои собственные кули. Некоторые из них были почти полностью голыми, другие сняли только рубашки и искали в них вшей.

Юкити было особенно больно смотреть на рубашки и штаны цвета хаки, которые от грязи стали чёрного цвета, ибо он сам был вынужден настолько долго носить форму из этого материала, что испытывал инстинктивное отвращение даже к самому цвету, который, по его убеждению, был самым гнетущим для глаз японцев. И у этих людей, самых несчастных жертв войны, не было ничего другого, и даже эта одежда цвета хаки висела на них лохмотьями, когда они сидели у края дороги, молчаливые с ничего не видящим взглядом. Казалось, что это не люди, а скорее скопище неодушевлённых предметов. Из своего опыта службы в армии Юкити знал, что, когда человек опускался до самых нижних пределов, его сердце уже не реагировало, что бы ни происходило вокруг. Оно превращалось в кусок затверденевшей резины, и человек в ожидании, когда оно расколется, продолжал жить, страдая от холода, голода и жажды. И затем его лицо навсегда принимало отсутствующее, непроницаемое выражение, характерное для кули.

Перейдя мост, Юкити оказался на улице, на тротуарах которой возник импровизированный рынок с торговыми палатками, почти примыкающими к наскоро построенным жилым лачугам, и между ними оставался только узкий подобный туннелю проход. Когда рынок был закрыт, этот проход вызывал неприятные чувства, и Юкити предпочёл идти по проезжей части, и в вечерней тишине раздавались только звуки его шагов. Неожиданно из одной палатки раздался кашель и стон забывшегося тяжёлым сном человека, и послышались слова:

— Ой, как холодно, холодно.

Продолжая идти вдоль улицы и мимо деревянной стены бараков оккупационной армии, Юкити думал о молодом студенте, с которым он сегодня познакомился. Единственной причиной, по которой Тосики Окамура собирался заняться издательским бизнесом, являлось то, что книги хорошо продавались, не видя и не признавая общественной значимости и ответственности в этом виде деятельности. Юкити указал ему на это, и Тосики среагировал с явно выраженным недоумением:

— Но я решил заняться изданием книг, чтобы заработать деньги, подобно любому другому виду коммерческой деятельности. В бизнесе лучше не принимать во внимание ненужные аспекты. Разве я ошибаюсь?

Несмотря на всю свою вежливость и деликатную манеру вести беседу, Тосики был поразительно смел и уверен в себе. Хотя Юкити был и старше его, он неожиданно почувствовал, что наткнулся на каменную стену.

— Я слышал, что книги левого направления хорошо продаются, поэтому я намерен издавать их в большом количестве. Я обратился за помощью к преподавателям университета, и они все выразили готовность оказать содействие. В наше время публикация книги многое значит для преподавателя университета в финансовом отношении. Я думаю, что лучшим способом заручиться их поддержкой будет выплата им части авторского гонорара при подписании контракта.

Юкити слышал, что сейчас встречаются и такие студенты, которые спокойно покидают аудиторию даже после прихода профессора. Полученная студентами свобода игнорировать своих преподавателей позволяла также и использовать их, свидетельством чего являлось поведение Тосики, в котором, несмотря на внешнюю вежливость, чувствовалась заносчивость.

— Почему бы тебе не опубликовать одну из книг Тацудзо Оки? Говорят, что он настаивает на гонораре в пятнадцать процентов в то время, когда большинство удовлетворяется десятью или двенадцатью процентами. Но вы можете быть уверены в том, что продадите весь тираж до последнего экземпляра. Хотя он и подвергается критике со стороны токийской интеллигенции, у него есть круг читателей, особенно среди женщин в других префектурах, которые верят ему как Богу.

Тосики ухватился за эту идею и, достав записную книжку, спросил:

— Профессор Оки принадлежит к левому лагерю?